— Мы должны остановиться, — сказал Мемнет. — Люди и животные измучены сверх всякой меры. Если мы будем идти дальше, то убьем людей больше, чем это удастся врагу.

— Если мы остановимся, враг нападет в полную свою силу, — устало возразил царь. — Они нас просто задавят.

— Мы же не знаем, есть ли там еще кто-нибудь, кроме этих проклятых всадников, — сказал Хашепра. — О великий, рано или поздно нам придется остановиться. Лучше сейчас, пока у нас еще есть силы оборонять лагерь.

— Кроме того, нужно посчитать людей и посмотреть, сколько их осталось, — заметил Мемнет. — И сколько осталось провизии.

— И поговорить с бхагарцами, — продолжал Хашепра. — Необходимо как можно скорее отыскать тайник с провиантом или оазис.

— Хорошо, хорошо, — сдаваясь, вскинул руку Акмен-хотеп. — Разобьем лагерь здесь и пойдем дальше завтра, до первых лучей солнца. Передайте людям.

Похоже, с принятием решения силы окончательно оставили царя. Ноги словно налились свинцом, и он хотел только одного — заползти в сомнительную тень под колесницей и уснуть. Хашепра начал отдавать приказы гонцам, и тут от конца колонны послышался топот копыт.

Акмен-хотеп резко повернулся, решив, что конники Нагаша вернулись и сейчас снова нанесут удар, но, едва вскинув меч, царь заметил, что и конь, и всадник из плоти и крови, а не из кожи и костей. Он приблизился, и Акмен-хотеп увидел, что это не кто иной, как Пак-амн, и тут царь сообразил, что не видел Мастера Коня после вчерашнего нападения.

— Где ты был? — спросил он, как только юный аристократ осадил своего измученного коня возле колесницы.

На лице Пак-амна мелькнуло раздражение.

— Организовывал арьергард и оценивал наше положение, — отрывисто сказал он. — Думал, тебе захочется узнать, в каком состоянии наше войско, о великий.

Хашепра ощетинился, услышав высокомерный тон молодого аристократа, но Акмен-хотеп жестом остановил его.

— Что ж, докладывай, — приказал он Мастеру Коня.

— У нас осталось две тысячи и пять сотен людей, чуть больше или чуть меньше, — начал Пак-амн. — Примерно треть из них ранены, кто тяжелее, кто легче. Примерно четверть воинов покинули лагерь, захватив в поясных сумках припасов на пару дней. — Пак-амн качнул головой в сторону колесниц. — Надеюсь, вам с обозом повезло больше.

— Это еще нужно проверить, — отозвался Акмен-хотеп. — А что там с бхагарцами?

Лицо Пак-амна помрачнело.

— Уж не знаю, что это — воля богов или так задумал сам Нагаш, но этой ночью бхагарцы пострадали больше всех. Кое-кто клянется, что всадники-скелеты сворачивали с пути, чтобы убивать разбойников пустыни. Из сотни, что вышли с нами из Ка-Сабара, осталось меньше двадцати. — Он пожал плечами. — Возможно, если бы у них имелись мечи, они сумели бы защититься.

Лицо Хашепры потемнело от ярости.

— Самое время вбить в тебя правила приличия, мальчишка, — негромко произнес он.

— Довольно, о святейший, — остановил его Акмен-хотеп. — Вспомни, что ты говорил насчет того, чтобы быть примером для других. Этим поведением Мастер Коня не оскорбляет никого, кроме своих предков.

Пак-амн саркастически фыркнул.

— При чем здесь предки? — сказал он. — Я просто говорю правду. И если царь недостаточно силен, чтобы ее выслушать, значит, он просто не истинный царь.

— Есть правда, а есть подстрекательство к мятежу, — вмешался Мемнет. — Царь вправе казнить тебя за такие речи, Пак-амн.

Мастер Коня злобно взглянул на верховного иерофанта и сказал:

— Я могу назвать не меньше тысячи людей, не согласных с тобой, жрец.

Акмен-хотеп оцепенел. В его голове пронеслось предупреждение Мемнета: «Кто знает, что он сделает, если поймет, что в состоянии повлиять на довольно большую часть армии?»

Стоит сказать слово, и Хашепра убьет юного полководца одним ударом своего молота. И когда приказ был готов сорваться с его уст, Пак-амн повернулся к нему и произнес:

— Прости меня, о великий. Я, как и ты, очень устал и издерган. Но я счастлив сказать, что еще не все потеряно.

— Это как же? — осведомился царь.

— Я поговорил с уцелевшими бхагарцами, — ответил полководец. — Они знают о тайнике с провиантом в дне конного пути отсюда.

— День конного пути — это два или даже больше дней пешком, — возразил Хашепра. — Половина войска погибнет, пока мы доберемся туда.

Пак-амн кивнул.

— Да, если мы не разгрузим колесницы и не отправим их вперед, чтобы забрать продовольствие, — сказал он. — Я могу взять уцелевших бхагарцев в проводники и отобрать еще несколько сотен надежных воинов. А через день вы с остальным войском встретите нас на полпути назад. Это будет непросто, но возможно.

Акмен-хотеп молчал, потирая засыпанные песком глаза. Он пытался вникнуть в план полководца. Звучит разумно… если бы он мог доверять Мастеру Коня. Но можно ли рисковать, отсылая от себя колесницы и проводников, отдавая их под командование Пак-амна? Даже если он назначит командовать экспедицией кого-нибудь другого, откуда ему знать, что этот человек не сторонник Пак-амна? И тогда Мастер Коня может ночью ускользнуть и спокойно вернуться в Ка-Сабар, оставив войско на произвол судьбы.

Царь вопросительно посмотрел на брата. Мемнет промолчал, но взгляд темных глаз был очень красноречивым. Акмен-хотеп вздохнул и покачал головой.

— Мы не можем рисковать ни колесницами, ни проводниками, — сказал он. — Распределим свои припасы и направимся к оазису все вместе.

Пак-амн широко распахнул глаза, услышав решение царя, и гневно стиснул зубы.

— Да будет так, — сдержанно произнес он. — Но в результате люди просто бессмысленно погибнут. Ты пожалеешь о своем решении, Акмен-хотеп, помяни мое слово.

Полководец резко повернулся и быстро направился к своему коню. Акмен-хотеп смотрел ему в спину, обдумывая, следует ли арестовать Пак-амна. Сможет ли его арест предотвратить мятеж или, наоборот, спровоцирует его?

Следующее, что он помнил, — это то, как Хашепра осторожно тряс его за плечо.

— Так что будем делать, о великий? — спрашивал жрец.

Акмен-хотеп встряхнулся, словно пробуждаясь ото сна.

Конь Пак-амна скакал уже довольно далеко, направляясь в хвост колонны.

— Разбивайте лагерь, — хмуро бросил царь. — Потом выберешь самых надежных людей, и пусть они займутся распределением провизии. И отправь посыльных на поиски слуг Неру. Нам потребуется защита для лагеря, потому что уже темнеет.

Хашепра кивнул.

— А потом? — спросил он.

Царь пожал плечами.

— Потом попробуем пережить ночь, — глухо произнес он.

Сквозь тьму медленно возвращались ощущения: пульсирующая боль в груди, плечах и спине, а потом все усиливающийся рев тысяч голосов. Прохладная, слегка маслянистая вода плескалась о его ноги, лаская пересохшую кожу. На какой-то миг его охватили два противоречивых чувства — совершенного ужаса и головокружительного облегчения.

Спустя пару минут чудовищная какофония голосов превратилась в привычный шум битвы. Вокруг Рак-амн-хотепа вскрикивали раненые, умоляя о помощи, а где-то вдалеке сотни людей яростно требовали крови врагов. Разетрийский царь подумал, что речь, возможно, идет о нем.

Медленно моргая, он понял, что лежит на животе на краю одного из священных прудов, но не мог вспомнить, как сюда попал. Последнее, что он помнил, — это лопнувший воздушный пузырь и то, как палуба словно ушла из-под ног, когда корабль устремился вниз.

Поморщившись, Рак-амн-хотеп уперся на руки и попытался приподняться, но правую сторону груди тут же пронзила острая боль. Скорее всего, он сломал ребро, когда падал. Наверняка его выбросило за борт, когда деревянная небесная лодка ударилась о землю. Милостью богов он упал не в глубокий пруд, а рядом. Приземлись он на три фута дальше, и непременно утонул бы в священной воде Асаф.

Нет, больше не священной, поправил себя царь. Зашипев от отвращения, он поспешно вытащил ноги из пруда, забитого трупами, и стер с кожи маслянистый осадок человеческого разложения. Вонь ощущалась очень сильно, словно пленкой покрывая горло Рак-амн-хотепа.