Живой Город, 45 год Птра Сияющего

(—1959 год по имперскому летосчислению)

Лучшие зодчие Кхемри постарались обеспечить покойному царю Хетепу удовлетворение любой его потребности в загробном мире. Они построили в Великой пирамиде специальные погреба для хранения высоких кувшинов с зерном и сушеной рыбой, засахаренными финиками, вином и медом. Там были комнаты с роскошной мебелью и сундуки кедрового дерева, набитые богатыми одеяниями. В одной комнате положили связку мумифицированных соколов и любимый лук царя на случай, если ему захочется поохотиться в райских лугах. В других помещениях его ждали мумифицированные кони и большая колесница, сделанная из бронзы и позолоченного дерева.

Имелась даже низкая длинная комната, где стояло превосходное речное судно с мумифицированными гребцами, — вдруг царь пожелает поплавать по Реке Смерти?

Но самая лучшая комната из всех была построена над царскими погребальными помещениями, в самом центре Великой пирамиды. Архитекторы создали великолепный тронный зал со вздымающимися вверх колоннами и плитами полированного мрамора. В дальнем конце зала размещалось возвышение, и на нем располагался одинокий трон, изготовленный не из дерева, а из темного полированного обсидиана. По бокам трона стояли статуи Птра и Джафа — с суровыми лицами, но приветственно поднятыми руками.

Между колоннами по обеим сторонам тронного зала разместили статуи других богов: Неру и Асаф, Гехеба и Тахота, всех богов Неехары, и каждый из них ждал появления души покойного царя, потому что трон на возвышении предназначался не для Хетепа, а для Усириана, зловещего бога преисподней.

Именно в этот тронный зал Хетеп придет на суд богов. Если он прожил добродетельную жизнь, ему позволят уйти на золотые поля рая. А если нет — Усириан ввергнет душу царя в воющие просторы преисподней, где ему придется страдать вечно. Ну, или до того времени, когда жрецы погребального культа сумеют призвать обратно его душу и вернуть царя в мир живых.

Именно здесь Нагаш собирал своих союзников числом более сорока и, сидя на черном троне Усириана, расшатывал и без того ненадежные устои правления своего брата. Если Архана, Раамкета и остальных молодых людей и смущало святотатство некроманта, им все же хватало ума не говорить об этом вслух. Кроме того, он сдержал свое слово, и все они стали очень богатыми и могущественными людьми.

Прошло три года с тех пор, как они внесли свои имена в список заговорщиков на улице Медников, и за это время ужасная чума пронеслась по самым известным домам Кхемри. Болезнь в буквальном смысле слова растворяла свои жертвы изнутри за какие-то дни, иногда — недели. Чтобы исцелиться, храмам Асаф и Тахота отдавали целые состояния, но все, что могли сделать жрецы, — это чуть-чуть продлить агонию. Никто из пораженных чумой не выжил, а лекари так и не сумели понять, как она передается. Болезнь не коснулась ни рабов, ни стражей, ни чиновников — опасности подверглись только люди благородного происхождения. За исключением тех, чьи имена были записаны на папирусе Нагаша.

Смерть собирала свою дань, знатные дома пустели, и многие важные посты при дворе Тхутепа оказались свободными, в том числе и такие, которые столетиями занимали члены одной и той же семьи. В конце концов у впавшего в отчаяние царя не осталось выбора — ему пришлось отдавать эти посты тем, кто еще откликался на приглашение появиться на большом приеме. Удача изменила Кхемри. Про Живой Город забыли все посланники, вспомнив о нем лишь раз, пять лет назад, когда они крайне ненадолго явились сюда, отдавая дань уважения при рождении сына Тхутепа, Сухета.

— Как идут дела с торговлей? — осведомился Нагаш, подперев подбородок сложенными домиком руками и изучая собравшихся.

Жаровни в большом тронном зале горели, протянув длинные пальцы света к высоким колоннам. Каменные боги отбрасывали зловещие тени на мраморные плиты пола. Между союзниками некроманта бесшумно расхаживал Кефру, предлагая желающим прохладительные напитки.

Шепсу-хур взял кубок вина с деревянного подноса проходившего мимо жреца. Тхутеп назначил его на должность Мастера Врат, и теперь он отвечал за взимание пошлин с купеческих караванов, приходивших в Кхемри и покидавших его. Сюда включались корабли, следующие из Зандри, и суда с зерном, приходящие с юга, из Нумаса.

— Цены на базаре выросли почти вдвое, — ответил он, отхлебнув вина. — Зерно, специи, бронза: торговцы из других городов очень усложняют нашу жизнь.

Некромант кивнул.

— Работа Зандри, — объявил он. — Царь Некумет прижимает нас. Он убедил остальных царей повысить цены, чтобы задушить нашу торговлю. — Нагаш повернулся к Раамкету. — И контрабанда наверняка увеличилась раз в десять.

Раамкет скрестил на груди свои толстые руки. Этого дородного аристократа назначили Мастером Наказаний, и теперь он отвечал за городскую стражу. С помощью Нагаша Раамкет очень быстро воспользовался своей властью, чтобы заодно установить контроль над городскими преступными шайками.

— Разбойники в порту и в районе южных ворот занялись очень бойким ремеслом, — фыркнул он. — Собираются отдавать товары торговцам на базаре за половину нормальной цены. В наши дни это очень выгодная сделка, а разбойники здорово наживутся.

Нагаш покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Скажи, пусть продают свои товары по тем же ценам, что и чужеземные торговцы.

Раамкет нахмурился:

— Они об этом и слышать не захотят!

— Не захотят слышать, избавь их от ушей, — отрезал некромант. — Когда придет время Тхутепу отдать свою корону, будет… предпочтительнее, чтобы население поддержало его свержение. — И повернулся к Архану. — В каком настроении сейчас простой народ?

Архан дождался, когда к нему подойдет Кефру, взял кубок, одним большим глотком выпил сразу половину и сердито посмотрел на остаток. Став Мастером Рекрутов, он отвечал за ежегодную перепись и обеспечивал исполнение обязательной ежегодной общественной повинности каждым взрослым горожанином. В военное время он также станет предводителем копейщиков, входящих в основной корпус армии Кхемри.

— Ходят слухи, как ты и хотел, — сказал он. — Боги будто бы наказывают знатные дома за то, что те позволили Тхутепу потерять превосходство Кхемри. Потребовалось не слишком много усилий, чтобы заставить народ повторять это.

Шепсу-хур задумчиво глотнул вина.

— Если люди начнут думать, что чуму наслали боги, — произнес он, — не кинутся ли они прямиком в объятия жрецов? Мне казалось, мы этого не хотим.

Нагаш холодно улыбнулся:

— Они могут отдавать жрецам все свои деньги и преданность заодно, если хотят, — все равно святые люди не в состоянии остановить чуму. — Некромант подался вперед на своем черном троне. — Время Тхутепа на троне Сеттры истекает. Люди волнуются. Еще несколько недель голода и лишений, и они решатся свергнуть моего брата. А мы пока должны восстановить силы и приготовиться к еще одной, последней вспышке так называемой чумы. На этот раз она распространится среди городского купечества. Этого должно быть достаточно, чтобы разжечь беспорядки. — Нагаш махнул рукой, отпуская всех. — Завтра новолуние. Возвращайтесь в полночь со своими жертвоприношениями, прочитаем Заклинание Жатвы.

На этом аудиенция закончилась. Аристократы допили вино, поставили кубки на мраморный пол и без единого слова вышли из зала. Спустя несколько мгновений в нем остался один Кефру, старательно собиравший кубки на деревянный поднос. Нагаш внимательно всмотрелся в своего слугу.

— Ты чего-то недоговариваешь, — произнес он.

Кефру помотал головой:

— Я не знаю, о чем ты, хозяин.

— Я сужу по тому, как старательно ты избегаешь моего взгляда, — холодно сказал некромант. — Не оскорбляй меня жалкими попытками отговориться, Кефру. Это глупо.

Плечи юного жреца задрожали. Он немного помолчал, собираясь с мыслями, поставил деревянный поднос и выпрямился.