— Разумеется, я знаю, сколь многого требуют от тебя боги, — с понимающим видом произнесла царица, — а твое влияние как верховного жреца погребального культа Кхемри распространяется далеко за пределы Живого Города на всех жрецов Неехары. Кое-кто может сказать, что твоя власть даже соперничает с властью Жреческого совета Махрака.

Нагаш едва заметно улыбнулся.

— Все люди умрут, о святейшая, — сказал он. — В этом источник нашего влияния. — Он небрежно махнул рукой. — Меня занимает великая тайна жизни и смерти, и времени на мелкие политические махинации духовенства у меня просто нет.

Молчавшие женщины снова зашевелились. Неферем внимательно посмотрела на верховного жреца, подперев подбородок кончиками пальцев, и спросила:

— Но цари Неехары почитают своих жрецов за проницательность и мудрость, разве нет?

— Одни больше, другие меньше, — пожал плечами Нагаш. — К примеру, цари-жрецы Ламии довольно равнодушны к требованиям своих святейших.

— Полагаю, все зависит от советов, — возразила царица, — и того, кто их дает.

Нагаш скрестил руки на груди и холодно взглянул на Неферем.

— И какой совет ты хочешь дать мне, о святейшая?

Дочь Солнца улыбнулась.

— У твоего брата довольно дерзкие мечты, — сказала она. — Ваш отец принес в Неехару мир и процветание. Тхутеп, опираясь на это, желает снова объединить страну.

Нагаш выгнул бровь, глядя на царицу.

— Он хочет восстановить империю Сеттры?

— Не империю, — ответила Неферем. — Союз равных, объединенных торговлей и взаимными интересами. — Ее глаза заблестели. — Мы все станем одним народом, связанным с богами Соглашением. Благословенная Земля принадлежит всем нам. Империя Сеттры давала лишь намек на блаженство, которого мы можем достичь, если забудем о соперничестве.

Верховный жрец насмешливо хмыкнул:

— Ты хочешь, чтобы народ Кхемри поверил, будто он равен блохастым конокрадам из Бхагара? Это невозможно!

Неферем выпрямилась в своем кресле, и ее прекрасное лицо сделалось надменным.

— Они уже равны, — отрезала она, — и оба города только выиграют, если поймут это. Чего добилась Неехара за столетия войн, кроме застоя и смертей?

— Смерть — это способ существования мира, — ответил Нагаш. — Зачем человек будет что-то покупать, если он может это захватить? — Верховный жрец встал на ноги. — Хетеп это понимал. Цари-жрецы Неехары склонились перед его властью, потому что он был великим полководцем, и они боялись мощи его армии.

— И посмотри, как недолго продержалось это после его смерти, — сказала Неферем. — Двор Кхемри опустел. Страх может подчинить себе людей, но не может надолго объединить их.

— Без постоянного подкрепления — не может, — прошипел Нагаш. — Тхутеп выказал свое бессилие, когда решил не мстить Зандри за гибель нашего отца. — Он сделал резкий жест в сторону Двора. — Могущественные дома презирают его, а он ничего не делает. И я не удивлюсь, если многие из них вступили в заговор против него. Как он рассчитывает создать союз царей, если не может справиться с собственным двором?

Царица застыла:

— И что, по-твоему, он должен делать?

— Мои желания не имеют значения, — рявкнул Нагаш. — Но если Тхутеп надеется и дальше править Кхемри, ему придется пролить кровь. Должны полететь головы, и здесь, и за пределами Живого Города. Только так города богатеют и становятся могущественными, а не потому, что идут к соседям и молят о помощи.

Подбородок Неферем напрягся, когда царица услышала пренебрежительный тон Нагаша, но голос ее оставался ровным.

— Не буду отрицать, что осуществить мечты моего супруга трудно, — произнесла она. — Мы не закрываем глаза на честолюбивые замыслы Зандри, верховный жрец. Я надеялась, что тебя можно убедить вмешаться от имени твоего брата. Если остальные города объединятся против Некумета…

— С какой целью? Чтобы выбросить мечи и превратиться в нацию купцов? — Нагаш с отвращением скривил губы. — И ты думала, что я отдам свой голос за такую глупость? Ты оскорбляешь меня, о святейшая.

Лицо Неферем окаменело.

— Сожалею, если обидела тебя, — без выражения произнесла она. — Не буду больше отнимать у тебя время, верховный жрец. Мой супруг много говорил мне о твоем блестящем уме, и я знаю, что значит отказаться от собственных амбиций ради служения храму. Я надеялась отвести тебе важную роль в построении будущего Кхемри.

Верховный жрец низко поклонился царице.

— Чтобы построить будущее Кхемри, мне потребуется корона, — холодно сказал он. — Но пока эта привилегия принадлежит царю-жрецу Зандри.

Нагаш круто повернулся и направился к выходу. Вслед ему летел испуганный шепот служанок. Он вернулся в тени Двора Сеттры. Пока Нагаш беседовал с Неферем, большой прием завершился, и в зале стоял гул голосов — юные аристократы спешили выйти на солнце и отправиться на поиски более интересных развлечений. Несколько взволнованных молодых матерей стояли у подножия возвышения и прижимали к себе младенцев, дожидаясь благословения Дочери Солнца. Тхутеп уже ушел, покинув Двор через дверь Неру в дальнем конце зала.

Царское возвышение опустело. Нагаш остановился рядом с ним.

— Корона, — пробормотал он задумчиво, разглядывая трон Сеттры.

Верховный жрец поднялся по каменным ступеням и встал рядом с древним троном. Положив руку на его подлокотник, он смотрел в спины уходивших аристократов, и в глазах Нагаша отражались его темные мысли.

Колдун-друкай стоял в центре каменной комнаты и хмурился.

— Ты уверен, что она выходит точно на север? — спросил Мальхиор на своем шипящем языке.

Нагаш поднял глаза от книги.

— Конечно, — сказал он, — пирамида выровнена строго по сторонам света. Жизненно важно поддерживать в ней специфическую ауру. Что, у тебя на родине не разбираются в геомантии?

— Геомантия, — презрительно фыркнул колдун. — Как это примитивно. — Он шагнул вперед и ткнул обтянутым черной перчаткой пальцем в стену из песчаника. — Этот камень — плохой проводник магии. Мрамор действует лучше.

Нагаш нахмурился, глядя на бледнокожего колдуна. Два года плена ничуть не умалили высокомерия троих друкаев. Едва приняв условия соглашения, они немедленно потребовали у Нагаша всего на свете — от хорошей еды до библиотеки и прочих развлечений, причем расценивали все полученное так, как будто он был им что-то должен. Верховный жрец потакал им, но в разумных пределах. Со временем их тюрьма расширилась и стала включать в себя больше дюжины комнат, и он приложил немалые усилия, чтобы меблировать их и создать некоторое подобие комфорта.

Самое большое помещение, то, где он оживил друкаев, превратилось в их мастерскую и все было заставлено полками с рукописями. Нагаш присел на корточки в центре комнаты, открыв большую книгу в кожаном переплете. Плотные страницы были густо исписаны словами, которые продиктовали Нагашу друкаи. Начав обучение, Нагаш решил переносить на бумагу все, что ему расскажут, — и для того, чтобы всегда иметь возможность что-то уточнить, и чтобы убедиться в честности своих наставников. На полу у его колена стоял небольшой горшочек с чернилами и лежала кисть из конского волоса.

— Мрамор и золото, — прошипела Друтейра. Гибкая беловолосая колдунья, словно греющаяся на солнышке кобра, разлеглась на низкой тахте, стоявшей поперек комнаты, и обводила изящно заостренным ногтем ряд неехарских иероглифов. — Ваша проклятая страна находится слишком далеко от севера. Я едва ощущаю здесь проблески магии.

— Может, причина в пирамиде? — предположила Ашниэль, поднимая темные глаза от рукописи, которую изучала, и с ненавистью посмотрела на Нагаша. Друкия выпрямилась, потянувшись, словно кошка. — Следовало бы учить тебя на открытом воздухе, а не запертыми в этом ужасном могильном холме.

Нагаш взялся за перо и чернила, что-то весело проворчав себе под нос.

— Именно это говорит и лев, оказавшийся в охотничьей яме, — сказал он вслух. — Может быть, виной всему ваше восприятие, друкаи? Пирамида — это мощное средоточие магических энергий. Наших царей на протяжении многих веков хоронят в таких усыпальницах, чтобы в них поддерживались Заклинания Возрождения.