Закончив с этой мелкой работой, он пошел вдоль кресел, работая быстро и бесшумно, заменяя использованное ароматобелье на новое, прикрепляя свежие комплекты чехлов к пультам у всех занятых кресел.

– Спасибо, Джет, – сказал Крис как всегда неспешно и спокойно. – И за дверь тоже. Мне следовало бы заняться ею самому еще три вахты назад.

Благодарность от Криса была ценной монетой. Джетри наклонил голову, чувствуя, как у него загораются уши.

– Не за что, – пробормотал он, кладя новый чехол у кресла второго пилота и протягивая руку за завязками.

Капитан встала.

– Можешь заменить, – сказала она и едва скользнула по Джетри холодными карими глазами, поворачиваясь к Хат. – Так держать, пилот.

– Есть, капитан.

Она кивнула, двумя широкими шагами прошла к двери и вышла. Дверь у нее за спиной закрылась бесшумно. Джетри закусил губу, развернул кресло и стащил с него старый чехол. Поднимая голову, он заметил, как его кузены обменялись взглядом, но смысла этого обмена не уловил, не зная их шифра. Он разгладил на сиденье новый чехол, засунул старый к остальным, отцепил утилизатор и ушел.

Ни Хат, ни Крис ему вслед не обернулись.

Вонючки были пьесой из двух актов. В антракте между ними Джетри сделал перерыв на кружку майта, густого, желтого и пахнущего дрожжами. И если кто-то, кроме урожденных космолетчиков, мог выносить этот продукт, то пока такого человека никто еще не видел.

Одна кружка майта давала целый контейнер витаминов и питательных веществ. В прежние дни, когда перелеты между звездами были предприятием новым и рискованным, командам приходилось со взлета до посадки жить почти исключительно на майте. Сейчас, когда космос стал безопасным, а корабль с габаритами «Рынка Гобелина» имел на борту достаточно продуктов, чтобы дать организму необходимое питание, не жертвуя вкусом и разнообразием, майт сохранился как напиток для утешения и как рацион на экстренные случаи.

Джетри окунул в кружку пару галет из цельносмолотого зерна, разгрыз и проглотил их, а потом допил остальное. Подкрепившись, он не спеша прошел в подсобку, расписался за взятую камеру, установил на тележку пустые кассеты и новые фильтры и направился к трамплинной дорожке.

Мостик включал гравитацию «Рынка» спиралью, что было нормой для корабля такого размера и возраста. Корабли меньшего размера держали малую гравитацию или даже невесомость по всему объему, и в списке ежедневных обязанностей всех членов экипажа стояла работа на тренажерах. «Рынок» был достаточно велик, чтобы вырабатывать энергию, необходимую для создания поля. Административный центр имел почти одно g, как и сам мостик. В жилых каютах тяжесть держали поменьше: люди спали, пристегнувшись, а вещи закрепляли на стене. В периферийных отсеках корабля, где крепились контейнеры, было еще легче, почти полная невесомость. На внешней части палубы «Д» находилась трамплинная дорожка – прямоугольное пространство, отведенное для развлечений, где члены команды могли нырять, летать, отскакивать от стен, играть в невесомые салочки и заодно отрабатывать свою реакцию и умение двигаться в невесомости.

В этой рекреационной зоне, естественно, имелась вентиляция. Поскольку на корабле это было самое крупное помещение с атмосферой, тут был и самый большой объем воздуха, который надо было очищать от пыльцы, спор, бытовой пыли и прочего мусора. Джетри был обязан открыть каждое вентиляционное отверстие, с помощью камеры зафиксировать визуальное распределение загрязнения, переменить режим камеры и снять спектроскопическую картину, извлечь использованный фильтр, установить новый и снова закрыть отверстие. И как только он установит камеру на подзарядку, эти записи пойдут на командный пульт для анализа.

Это было не таким бездумным делом, как смена ароматобелья, но и особого напряжения умственных способностей тут не требовалось.

Закрепив тележку, он сунул камеру в правый карман рабочего жилета, новый фильтр и конверт – в левый, задумчиво прищурился на самое высокое отверстие – и прыгнул.

Строго говоря, он мог бы пролететь по прямой, от двери к отдушине. Группируясь для отскока от дальней стены, он сказал себе, что в том маловероятном случае, если бы нужно было торопиться, он подпрыгнул бы прямо вверх. А сейчас, вытянув перед собой руки и выпрямив тело струной, он прилетел в угол напротив вентиляционного отверстия, сделал сальто, описал дугу вниз, оттолкнулся ногами от третьей стены – и снова начал подниматься, все медленнее и медленнее, пока не завис, легко и непринужденно, рядом с нужным отверстием.

Найдя опору, он открыл дверцу, достал камеру и сделал снимки, потом вытащил старый фильтр, сунул его в конверт и вставил на место новый. Проверив, что карманы застегнуты, он позволил себе нырок через комнату, потом взлетел в противоположном углу, снова нырнул, повернулся в середине пике, отскочил от задней стены, колесом отлетел от потолка, приземлился на пол на руки, перекувырнулся и выпрямился рядом с тележкой.

Ухмыляясь как записной дурак, он открыл карман, уложил в паз использованный фильтр, вынул чистый, повернулся и прыгнул к следующему отверстию вентиляции.

Прошел, наверное, час – и Джетри занимался самым трудным делом дня. Фильтр для помещения ароматиков был особым – двойным устройством, поглощающим все запахи, – и размещен он был крайне неудачно: над дверью, вплотную к потолку. В ароматиках поддерживалась небольшая сила тяжести, но побольше, чем на трамплинной дорожке, так что человеку, проводящему замеры и смену фильтров, необходимо было использовать третью руку, чтобы подтянуться на высоко расположенной перекладине, упираясь коленями в потолок. При этом первой и второй руками надо было выполнять необходимые действия.

Нормальные двурукие обычно скорбели об отсутствии необходимой третьей конечности, используя при этом соответствующую лексику. По правде говоря, Джетри с особым удовольствием вспоминал, как долговязый спокойный Крис, сложившись на потолке вдвое, висел над этим самым вентиляционным отверстием и ругался непрерывно и виртуозно, все двадцать минут, необходимых для выполнения этой операции – и при этом ни разу не повторился! Это было мастерское исполнение, которое Джетри втайне мечтал освоить.

К сожалению, он успел на опыте убедиться, что может либо висеть и ругаться, либо висеть и работать. Вот почему он трудился молча, прикусив нижнюю губу, заставляя себя действовать медленно и спокойно, не делая неправильных движений: было бы серьезным упущением, если бы прорыв из ароматиков загрязнил общую атмосферу корабля.

Он как раз установил и закрепил чистый внутренний фильтр, когда по коридору разнеслось оглушительное лязганье, означавшее, что клеть пришла на его уровень.

Джетри сжал зубы и вжался в угол, заставляя себя дождаться, чтобы стена перестала вибрировать.

– Это решено.

Голос капитана разнесся следом за более громким шумом.

– Возможно, решено. – Это говорил дядя Пейтор. Его голос низко рокотал, чуть затихая по мере того, как они оба уходили к внешней стене, к грузовым контейнерам. – Я не убежден, что это наилучший контракт для нашего корабля, Иза. Мне кажется, что мы занижаем…

– У нас не хватает места для груза, и оно ниоткуда не возьмется, – прервала его капитан. – Это – Слово Капитана, брат. Дело решено.

– Места для груза, – повторил Пейтор гораздо более упрямо, чем он обычно обращался к капитану, и так, словно он считал, что все отнюдь еще не решено. – Не хватает, это правда. И в этом случае, о сестра моя, тебе следовало бы вспомнить о паре гермоупаковок с запасами, которые ты возишь в своем персональном трюме почти десять стандартных лет, черт подери. Ты возишь их чересчур долго, а кое-чем из этого следовало бы поделиться, чтобы можно было сделать выбор…

– Не твое дело. Совершенно не твое, Пейтор.

– Это ты сейчас вспомнила родство. Но я купец, и то, что у тебя есть, все еще кое-что для кого-то стоит. Если ты пойдешь на эту сделку, то эти вещи тоже должны уйти!