Косвенным доказательством этого служит для меня сейчас тот факт, что с момента похищения я больше никогда не имела проблем с энурезом. Несмотря на то, что я была подвержена нечеловеческой нагрузке, с меня, похоже, свалилась определенная доля стресса. Если попробовать подвести итог одной фразой, я сказала бы так: когда я отказывалась от своего прошлого и слушалась Похитителя, я была желанной — первый раз за долгое время.

Поздней осенью 1999 года была поставлена окончательная точка в лишении меня тождественности. Похититель приказал мне выбрать новое имя: «Ты больше не Наташа. Теперь ты принадлежишь мне».

Я долго сопротивлялась, хотя и считала, что обращение по имени в любом случае не играет большой роли. Существовали только я и он, поэтому «ты» было достаточным для того, чтобы понять, кто имеется в виду. Но любое упоминание имени «Наташа» вызывало в нем такой гнев и негодование, что я сдалась. А кроме того: разве я и раньше не хотела избавиться от этого имени? Когда мать грубо окликала меня, оно приобретало уродливое звучание, напоминая об ожиданиях, которые я не оправдала и о требованиях, которые мне никак не удавалось удовлетворить. Будучи ребенком, я всегда мечтала об одном из имен, которые носили другие девочки — Штефани, Ясмин, Сабина. Все, что угодно, только не Наташа. В «Наташе» скрывалось все, что я не любила в моей прошлой жизни. Все, от чего хотела и должна была избавиться.

Похититель предложил мне в качестве моего нового имени «Мария» — так звали его обеих бабушек. Хотя это предложение не вызвало у меня восторга, я согласилась, потому что Мария так или иначе было моим вторым именем. Но это тоже не понравилось Похитителю, ведь он хотел дать мне абсолютно новое имя. Он настаивал, чтобы я выбрала что-нибудь другое. И срочно.

Я листала свой календарь, включающий также дни именин, и на странице от 2 декабря, прямо рядом с «Наташей» наткнулась на «Бибиану». Так в последующие семь лет Бибиана стала моим вторым «я», несмотря на то, что Похитителю все же не удалось стереть мое первое.

Похититель лишил меня моей семьи, моей жизни и моей свободы, а также моей тождественности. Физическое заключение в подземной тюрьме, отделенной от мира множеством тяжелых дверей, шаг за шагом дополнялось психической тюрьмой, чьи стены становились все выше. А я начала благодарить за это надсмотрщика, их воздвигнувшего. Потому что в конце этого года он выполнил мое самое заветное желание — подарил мгновение под свободным небом.

Стояла холодная, ясная декабрьская ночь. За несколько дней до этого Похититель уже объяснил мне правила этой «экскурсии»: «Если ты закричишь, я тебя убью. Если ты побежишь, я тебя убью. Я убью любого, кто тебя услышит или увидит, если ты настолько глупа, чтобы привлечь к себе внимание». Ему уже было недостаточно угрожать мне только моей собственной смертью. Он сразу взвалил на меня ответственность за всех, кого я могу позвать на помощь. В его планы убийства я поверила сразу и безоговорочно. Я до сих пор уверена в том, что он был способен убить ничего не ведающего соседа, если бы тот случайно обратил на меня внимание. Тот, кто взваливает на себя так много забот по содержанию в собственном подвале узницы, не побоится и убийства.

Когда он, крепко держа меня за плечо, открыл дверь в сад, меня обуяло глубокое чувство счастья. Прохладный воздух нежно коснулся моего лица и рук, и я ощутила, как постепенно исчезает запах гнили и одиночества, крепко обосновавшийся в моем носу. В голове прояснилось. В первый раз за последние два года я почувствовала под своими ногами мягкую землю. Каждая былинка, прогибающаяся под моими ступнями, казалась мне драгоценным и неповторимым живым существом. Я подняла голову и посмотрела в небо. От бескрайности простора, открывшегося передо мной, у меня перехватило дыхание. Луна висела низко над горизонтом, а в вышине сверкали несколько звезд. Я на свободе. Впервые с того момента, когда 2 марта 1998 года меня затащили в белый автофургон. Я откинула голову назад и с трудом сдерживала всхлипывания.

Похититель провел меня через сад к живой изгороди. Я протянула руку вперед и осторожно коснулась темных листочков. Они горьковато пахли и блестели в лунном свете. Мне казалось чудом дотронуться рукой до чего-то живого. Я отщипнула пару листочков и спрятала их в карман. Небольшое напоминание о том, что внешний мир жив.

После короткой остановки у кустарника он повел меня назад к дому. В первый раз я увидела его в лунном свете снаружи: желтый коттедж с заостренной крышей и двумя трубами. Окна с белыми рамами. Трава газона, по которому мы возвращались, была неестественно короткой и ухоженной.

Вдруг на меня напало сомнение. Я видела траву, деревья, листья, кусок неба, дом и сад. Но был ли это мир, сохранившийся в моих воспоминаниях? Все казалось слишком плоским, неестественным. Трава была зеленой, а небо высоким, но видно же, что это только декорации! Это же Похититель поставил здесь живую изгородь и дом, чтобы продемонстрировать мне. Я очутилась в постановке, в том месте, где снимаются сцены на натуре для сериалов. Тут нет никаких соседей, никакого города с моими родителями в 25 минутах езды отсюда. Вместо этого только пособники преступника, которые внушали мне, что я «на свободе», в то же время наблюдая за мной через большой экран и смеясь над моей наивностью. Я зажала листочки в кулаке, как будто они могли послужить доказательством того, что это реальность, что я реальность. Но я ничего не ощутила. Только огромную пустоту, которая сжала меня холодной беспощадной рукой.

Тогда я знала, что Похитителю не удастся сломить меня с помощью физического насилия. Когда он волок меня вниз по лестнице к застенку, моя голова билась о каждую ступеньку, а на ребрах оставались синяки, это была не я, которую он швырял в темноте на пол. Когда он прижимал меня к стене и начинал душить, пока не темнело в глазах, это была не я, хватающая открытым ртом воздух. Я была далеко отсюда, в месте, где его пинки и побои не могли меня достичь.

Мое детство закончилось в день похищения, в возрасте десяти лет. В темнице я перестала быть ребенком в 2000 году. В одно утро я проснулась с тянущими болями в низу живота и обнаружила на своей пижаме пятна крови. Я сразу поняла, что произошло. Я уже давно ждала наступления менструации. Из рекламы, которую Похититель иногда записывал вместе с сериалами, я узнала определенную марку прокладок, которые и хотела получить. Когда он пришел в застенок, я, как можно деликатнее попросила его купить мне несколько упаковок.

Такое развитие событий выбило Похитителя из колеи, его мания преследования достигла следующего уровня. Если до сих пор он скрупулезно подбирал любую ворсинку, спешно стирал каждый отпечаток пальцев, чтобы уничтожить все возможные мои следы, то теперь он почти истерически следил за тем, чтобы я, не дай бог, не садилась где-нибудь в доме. Если же мне все-таки разрешалось присесть он подкладывал целую стопку газет в абсурдном усилии предотвратить появление хоть малейшего пятнышка крови в квартире. Как и раньше, он постоянно ожидал, что нагрянет полиция и обыщет дом на предмет следов ДНК.

Такое отношение меня глубоко задело, я чувствовала себя прокаженной. Это было тяжелое время, когда так необходима поддержка матери или одной из старших сестер, чтобы поговорить об этих физических изменениях, с которыми я внезапно столкнулась. Но моим единственным собеседником был мужчина, не умевший справляться с такой ситуацией. Который относился ко мне, как будто я была грязной и отталкивающей. И который, по-видимому, никогда не жил с женщиной.

Его отношение ко мне с наступлением пубертатного возраста явно изменилось. Пока я еще была ребенком, мне «можно» было оставаться в подвале, заниматься своими делами — разумеется, только в тесных рамках его предписаний. Теперь, став полноценной женщиной, я должна была прислуживать ему и выполнять работы по дому под его строгим надзором. Наверху, в доме, я чувствовала себя как в аквариуме. Как рыба в слишком маленьком сосуде, которая с тоской смотрит из-за стекла, но не выпрыгивает из воды, пока есть возможность выжить в своей тюрьме. Потому что пересечение границы обозначает стопроцентную смерть.