Я вырвусь из застенка! Мне можно подняться наверх и принять ванну!

Но что обозначало это «наверх»? Что меня там ожидает? Я колебалась между радостью, неуверенностью и надеждой. Может быть, он оставит меня одну, и вдруг могла бы появиться возможность бежать…

Прежде чем Похититель пришел за мной в подвал, прошло еще несколько дней. Он использовал их для того, чтобы выбить из моей головы любые мысли об освобождении: «Если ты закричишь, мне придется с тобой что-то сделать. Все двери и окна начинены взрывчаткой. Попробуешь открыть окно, взлетишь на воздух». Он приказал мне держаться подальше от окон и следить за тем, чтобы меня не было видно снаружи. Если же я хоть на йоту нарушу его указания, он убьет меня на месте. Я ни на секунду не сомневалась в этом. Он похитил и запер меня. Почему же он не сможет меня убить?

Когда в один из вечеров он наконец открыл дверь в мой застенок и повелел следовать за ним, ноги меня не слушались. В рассеянном свете за дверью моей каморки я увидела маленький, расположенный чуть выше порога моего узилища и косо срезанный коридор с сундуком. За ним тяжелую деревянную дверь, ведущую в следующий проход. Там мой взгляд упал на тяжелое раздутое страшилище на левой, более узкой, стороне стены. Дверь из железобетона. 150 килограммов. Утопленная в 50-сантиметровой толще стены, блокируемая снаружи железной задвижкой сложной конструкции, входящей в стенную кладку.

Так написано в полицейских актах. Я не могу описать словами, какие чувства вызвал во мне вид этой двери. Я была замурована. Герметично заперта. Похититель постоянно напоминал мне о взрывчатке, сигнализации и проводах, с помощью которых он может пустить ток к дверям моего застенка. Высшая мера безопасности для одного ребенка. Что бы со мной стало, если бы с ним что-то случилось? Мой страх подавиться кожурой от колбасы показался мне просто смешным по сравнению с тем, что могло случиться, если бы он упал, сломал руку и оказался в больнице. Заживо погребенная. Точка.

Мне не хватало воздуха. Нужно выбраться отсюда. Сейчас же.

За стальной дверью открылся вид на узкий проход. Высота — 68,5 см. Ширина: 48,5 см. Когда я стояла, его нижний край находился где-то на уровне моих колен. Похититель уже ждал на другом конце коридора, и я видела его ноги, силуэт которых четко выделялся на светлом фоне. Тогда я встала на колени и поползла на четвереньках вперед. Черные стены казались осмоленными, воздух был затхлым и влажным. Выбравшись из прохода, я обнаружила себя стоящей в ремонтной яме для машин. Прямо рядом с отверстием лаза стояли разобранный сейф и комод.

Похититель снова приказал мне идти за ним. Узкий лестничный пролет, стены из серых бетонных плит, ступени, высокие и скользкие. Три вниз, девять наверх, через люк, и я оказалась в гараже.

Меня как будто оглушили. Две деревянные двери. Дверь из железобетона. Узкий лаз. Перед ним массивный сейф, который Похититель, когда я находилась в подвале, придвигал к выходу с помощью железного рычага, прикручивал к стене и дополнительно подводил к нему электрический ток. Комод, скрывающий сейф и лаз. Половицы, прикрывающие люк в ремонтную яму.

Я и раньше знала, что не смогу взломать дверь моей тюрьмы, что любая попытка побега из застенка не имеет смысла. Я также осознавала, что могу сколько угодно колотить в стены и кричать, никто меня не услышит. Но только здесь, наверху, в гараже мне внезапно стало ясно, что меня никто и никогда не сможет найти. Вход в застенок был так идеально замаскирован, что у полиции не было ни малейшего шанса обнаружить меня при обыске дома. Шок отступил, когда чувство страха перебило еще более сильное впечатление — воздух, ворвавшийся в мои легкие. Я вдыхала его глубоко, снова и снова — так умирающий от жажды в последнюю секунду достигает спасительного оазиса и с головой кидается в живительную влагу. За месяцы в подвале я совершенно забыла, как это здорово — дышать свежим воздухом, а не сухим и пыльным, вдуваемым в мою крошечную подвальную нору вентилятором. Его треск, поселившийся постоянным фоном в моих ушах, вдруг ослаб, глаза постепенно привыкали к незнакомым контурам, и первое напряжение начало потихоньку спадать.

Но моментально вернулось, когда Похититель жестом приказал мне не издавать ни звука. После этого провел по коридору и четырем ступенькам в дом. Здесь стоял сумрак, все жалюзи были опущены. Кухня, коридор, гостиная, прихожая. Помещения, в которые я поочередно входила, казались мне нереальными, почти до смешного огромными и просторными. Со 2 марта я перемещалась в пространстве, где самой большой дистанцией были два метра. Я могла осматривать крошечное помещение из любого угла и видеть, что ожидает меня в следующий момент. Здесь же размер комнат поглощал меня как огромная волна. И тут за каждой дверью, за каждым окном меня могла поджидать неприятная неожиданность, зло. Ведь я не знала, живет ли Похититель один, сколько человек принимали участие в преступлении и что они могут сделать со мной, если увидят «наверху». Мне так часто повторялось о «других», что они мерещились мне на каждом шагу. Также мне казалось возможным, что у него есть семья, посвященная во все и только и ожидающая, чтобы поглумиться надо мной. Любой вид преступления казался мне реальным.

Похититель выглядел возбужденным и нервным. По пути к ванной комнате он постоянно цыкал на меня: «Помни об окнах и сигнализации. Делай, как я скажу. Я тебя убью, если ты закричишь!» После того, как я увидела подход к моей темнице, я ни на минуту не усомнилась бы, если бы он сказал, что весь дом заминирован. Пока я с опущенными глазами, как было велено, следовала за ним, в моей голове носился целый рой мыслей. Я лихорадочно размышляла, как мне с ним совладать, чтобы сбежать. Но ничего не могла придумать. Ребенком я не была трусихой, но всегда немного боязливой. Он был настолько сильнее и быстрее меня, что если бы я бросилась бежать, он настиг бы меня уже через два шага. А попытка открыть двери и окна была равносильна самоубийству. До самого своего освобождения я верила в эти сомнительные меры безопасности.

Разумеется, уже тогда это было больше, чем внешнее насилие, заключающееся в непреодолимости множества стен и дверей и физическом превосходстве Похитителя, которые препятствовали мне в попытке побега. Тогда уже был заложен краеугольный камень психологической тюрьмы, вырваться из которой у меня оставалось все меньше шансов. Я стала забитой и боязливой. «Если ты будешь сотрудничать, с тобой ничего не случится». Эти слова Похититель привил мне еще вначале, угрожая самыми страшными карами, вплоть до смерти, если я не буду слушаться. Я была ребенком и привыкла подчиняться авторитету взрослых — особенно если они предупреждали о последствиях. Здесь же единственным авторитетом был он. Даже если бы дверь в тот момент была открытой, я не знаю, хватило ли бы у меня смелости бежать. Так домашняя кошка, которую первый раз в жизни выпустили из дома, сидит на пороге и жалобно мяукает, не зная, что ей делать с неожиданной свободой. А за моей спиной не было безопасного дома, куда я могла бы вернуться, а только мужчина, готовый защищать тайну своего преступления ценой жизни. Я находилась в таком глубоком плену, что плен уже давно поселился в глубине меня.

Похититель наполнил пенную ванну и подождал, пока я разденусь и войду в воду. Мне мешало, что он не оставляет меня одну даже здесь. С другой стороны, я уже привыкла при мытье в подвале, что он видит меня голой, поэтому не сильно протестовала. Когда я погрузилась в теплую воду и закрыла глаза, мне в первый раз за последнее время удалось отключиться от действительности. Белые волны пены захлестывали мой страх, танцевали по темному подвалу, вымывали меня из дома и уносили прочь. В нашу ванную комнату, в объятия моей мамы, которая ждала бы меня с большим подогретым полотенцем, чтобы сразу отнести в постель.

Прекрасная картина лопнула, как мыльный пузырь, как только Похититель велел мне поторопиться. Полотенце было грубым и пахло чужим. Никто не отнес меня в постель. Вместо этого я снова оказалась внизу, в моем темном застенке. Я слышала, как он закрывает за мной деревянные двери, захлопывает и запирает на замки железобетонное чудище. Я представила, как он пробирается сквозь лаз, задвигает отверстие сейфом, привинчивает его к стене и напоследок загораживает комодом. Лучше бы я не видела, как герметично изолирована от внешнего мира. Я легла на свой матрас, свернулась калачиком и попыталась вернуть моей коже ощущение мыла и теплой воды. Ощущение дома.