У кого бессонница,

У кого любовница,

А кому всё помнится

Боевая конница,

А у тех по комнате

Мысли, что паломницы

Черные и белые,

Бродят до зари.

Молится

И мается

Род людской.

Это называется –

Ночь. Покой.

Если ночью глухою, вьюжной,

Умирает чужой, ненужный,

Незнакомый, от страшной чумы, –

Ты не бойся заразы, тьмы,

Бездны, гибели.

Выйди просто,

Помоги ему. До погоста,

Если нет родных, проводи,

А потом сторонкой уйди,

От прохожих лицо скрывая.

И не думай, что стоишь рая.

Я стояла на лестнице в маленьком храме,

Выводя на стене позолоту крыла.

А на небе заря с огневыми краями

В этот вечер особенно светлой была.

Были образы в сердце едва уловимы,

Словно память о чем-то угасшем в веках.

Вырастали на белой стене херувимы,

Зарождались кометы в густых облаках.

Я была так слаба, так мала перед ними,

И печально звучал мой беспомощный зов:

Как могу я создать вас руками моими,

Голубиное небо и Бог Саваоф?

Где мне взять дерзновенные краски для славы?

Как зажечь у престола разливы огня?

Тихо двери раскрылись. Старик величавый

Подошел и спокойно взглянул на меня.

Был он в длинной одежде и темном берете,

И душа догадалась, почувствовав взгляд,

Что к таким прибегают с улыбкою дети,

И святые приходят, и птицы летят.

Он взглянул на рисунок простой и нехитрый,

И от старческих глаз засияла стена,

Словно ангелы пели над бедной палитрой,

Зажигая на ней, как лампады, тона.

О, побудьте со мною! Я вами крылата,

Подождите тушить этот сказочный свет.

Я боюсь, он погаснет, уйдя без возврата,

Потому что во мне его нет.

Кто вы? Лик ваш задумчивый важен и светел,

От седин ваших отблеск, как дым голубой.

«Леонардо да Винчи, – он тихо ответил: –

Я останусь. Не бойся. Я буду – с тобой».

Может быть, в монастырской келье,

Где лампады всю ночь горят,

Суждено мне молитвы зелье

И бегинки скромный наряд,

Или вечером, в сумрак тяжкий,

Буду красться вдоль стен тюрьмы

В ярко-красном платке апашки,

Поджидая прохожих из тьмы?

Или там, в России далекой,

Где в полях сверкает покос,

Буду девушкой синеокой

С пышной лентой в золоте кос?

Может быть, я буду последней

Из последних рабынь земли

И пройду, тумана бесследней,

Пресмыкаясь как червь в пыли,

Всё равно. Только дай мне, Боже,

Снова жить на этой звезде,

Снова видеть солнечной дрожи

Золотые круги в воде,

Воздух поля, пахнущий мятой,

Розовеющий, смуглый восток

И вот этот маленький, смятый

Колесом телеги, цветок.

Я не вздрогну, не пожалуюсь,

Не заплачу.

Просто так: опущен занавес

Наудачу.

Чья рука меня разбила

И отставила?

В балагане есть и было

Всё без правила.

Вот и мрак чертоги кутает

Золотые.

Режиссер спешит и путает

Не впервые.

В новом действии появятся

На охоте

Королевич и красавица

В позолоте.

Дальний замок вспыхнет играми,

Бросят флаги

Над разрубленными тиграми

Из бумаги.

И, цветами разукрашены,

Два героя

Въедут в замок семибашенный

Над горою.

Я одна. Кулисы черные

В паутине.

Где плати мои узорные?

Веер синий?

Кто пришел? Кто тронул тесную

Эту дверцу?

Ах, в груди пружинка треснула, –

Верно – сердце?

Пусть судьба, служанка дряхлая,

Скуки ради,

Побредет сквозь утро чахлое

По эстраде,

Чтобы там усмешкой колкою

Рассмеяться,

Собирая пыль метелкою

С декораций.

Девочке в кимоно

Было семнадцать лет.

Где-то… Давно… давно…

В живых ее больше нет.

– Снег серебрил окно. –

Страшный летел дракон

На огненном рукаве.

Бабочку видел он

В вышитой гладью траве.

– Всё это – как сквозь сон. –

Слышится шаг вдали:

Счастье идет в ночи.

Руки, дрожа, зажгли

Бледный огонь свечи.

– Тени в снегу легли. –

Светлым, как день, был он.

Радостно с ним вдвоем.

Всё это – только сон…

Что рассказать о нем?

– Бабочку съел дракон.