ЛИСТ Крепчает ветер. Рыщет, ищет, Чего бы натворить спьяна. Поднялся, взмыл – и сад расчищен, И роща вмиг оголена. Передохнув, идет на приступ Других деревьев, в дол и лес. Сообщник листьев, он неистов, Разбойник и головорез. Но я полет листа на волю, Наверно, как никто, приму: Ведь если проживет не боле Коротких суток, что ему? Как надоело быть зеленым, С другими заплетенным в сеть, Березам угождать и кленам, И шелестеть, и шелестеть. Полгода? Или полстолетья? Что помнит он? Как различит? Он знает ветви, ветви, ветви И, в зной оцепенев, молчит. Лишь утомленный монотонным Зеленым пленом, он едва Поймет, что сделался червонным Для смерти или торжества. А ветер ветви гнет, ломая, Шумит крыло, и посвист рьян. Умчись, сорвавшаяся стая, В его осенний ураган! И вот, не скован, не привязан И больше не томим мечтой, Лист в золотую радость разом Влетает птицей золотой. * * * Перегореть, перестрадать, прожить Черту кривую, Взломанный зигзаг, И в памяти сложить Огромную любовь и боль, всегда живую, И солнце счастья, и полночный мрак… И вдруг увидеть, даже не скорбя, – Чуть отойдя, В каком-то сдвиге, Что всё – не так… Что ты читаешь в книге Чужой рассказ, в котором нет тебя… КАВКАЗ (Вступление к «Аттиле») Он встретил, как встретить ему полагалось. Не дружба, не служба, не верность, не жалость. Одно только слово: Кавказ! Он встретил потерянных, нас (Мы думали; спас!). Нам горы раскрыли косматые бурки, Из складок ущелий Мы видели в щели Огромные звезды, игравшие в жмурки… Он, верный адатам, Три года сиял театральным закатом, Он вышел на сцену с кинжалом, С шакалом, обвалом и шквалом, С рубиново-алым Гранатом И с сине-зеленым, девятым (По Айвазовскому) валом. Летевшим из Черного моря… И горы, и голод, и горе, И скользкие, в пропасть, дороги, И тур круторогий Под елью. Плясавший лезгинку с метелью, И терпкое, злое вино, – Всё щедро нам было дано. Потом декораций не стало… И он отвернулся устало От ветхой своей бутафории, Еще полыхающей в блеске, Смахнул нас, как пепел, с черкески, И выбросил в Черное море, Туманы над ним закурив И княжески нас одарив Прощальной кавказскою розой, – Горячкою сыпнотифозной… ГРУЗИЯ Над рекой, у пустого берега, Развалины спят в траве. Что, река, тебе прошлым вверено О паденьях и торжестве? Бездумно и успокоенно Ты катишь воды свои, А в них отражались воины, Знамена, орлы, цари… Сверкали мечи неистово, И кружились в дыму щиты, И рати вползали приступом На каменные мосты. Расскажи про века минувшие, Про Тамару в белой чадре, Что, спальню покинув душную, Купаться шла на заре. И в твоем уловлю я шелесте, На могильные глядя мхи, Много тихой, свирельной прелести, Из которой сложу стихи… К пустому берегу призраки, Караванами облаков, Начинали стекаться издали, От реки ожидая слов. Но, мелким играя жемчугом, Забавляясь лунным лучом, Она болтала, как женщина, Сама не зная о чем. * * * И. А. Бунину Никого, кому рассказать бы О затишье русской усадьбы, О том, как соломой прелой И яблоком пахнет двор, О том, как под вечер бор От холода – сизо-белый, Как детский крокетный шар На рыхлом песке ночует, Как мурлыкает самовар И дальнего гостя чует, Как прохладен полог из ситца, Под которым всю ночь не спится! ЗЕМЛЯ ДЕТСТВА Когда я вспоминаю землю детства, Для дедов и отцов уже не ту, Уже больную, – для меня же – сказку, Во всем очарованьи новизны, Я неизменно вижу берег моря, И маленькую розовую дачу, И отблеск волн на каменном крыльце. Когда я вспоминаю землю детства, Я вижу три неповторимых чуда: Ракушки с парусами, Млечный Путь И радужные цепи бриллиантов, Которые от весел льются в ночь… Ракушки продвигались легкой стайкой Вдоль розоватой полосы прибоя, Поставив парус по теченью ветра, И, если лечь щекою на песок, На уровне игрушечной армады, Покажется: идут на горизонте, В лилово-розовых закатных далях, Огромные, в полнеба, корабли. А ночью, где-то в воздухе, беззвучно, Как черный лебедь, проплывала лодка. Рука невидимая поднимала И опускала медленно весло, И вдоль весла стекали бриллианты В глубокий мрак… И третьим чудом был Гигантский звездный хвост, раскрытый в небе И отраженный спящею водой… О биллионы, триллионы точек. Пыль белых искр внизу и наверху. А между ними маленькая дача (Так одиноко, так волшебно-тихо), Где детское взволнованное сердце От счастья плачет… Люди говорят Об изменениях земного шара: Оттаивает Север… Пылкий Юг Похолодел… И прежних нет зверей, И рыбы мрут в отравленных озерах. Леса уходят, уступив дорогу Бульдозерам, заводам, небоскребам. И в лисьих норах гибнут лисенята, Захлебываясь нефтью… Я сама Живу, как все, в безвыходном «Сегодня», И жить хочу. Но если кто-то скажет, Что вывелись моллюски с парусами, Что навсегда исчезли бриллианты Полночных черноморских инфузорий, Что в сторону давно ушла земля От дома детства, и над Черным морем Нет Млечного Пути, что он лежит В пространстве, над неведомой планетой, И ночь теперь, по-новому красива, Сверкает электрическим огнем Из тысяч тысяч одноглазых окон Чудовищных, в полнеба, белых кубов, Я не дослушаю… Мне слишком странно… Мне кажется, – дослушав, я умру… 1971, Переделкино |
