Прежде чем уйти, доктор протянул мне пачку сигарет.

— Пригодится, — сказал он. — История, которую, вы сейчас услышите, очень длинная.

— Я не буду представляться, — начал мой собеседник. Достаточно сказать, что я француз, а звание Дона Джоуза я не заслуживаю, его мне дал доктор Марченд, он любит шутить. Мой отец родился в Бразилии и сколотил состояние на сахарном бизнесе. Когда он умер, все его состояние по завещанию перешло его брату, который являлся моим опекуном, вернее, который стал моим опекуном, когда я попал сюда. Моя мать умерла сразу после моего рождения. Когда я достиг соответствующего возраста, меня отправили в Рио, в колледж.

Я думаю — и доктор согласен со мной, — что полное отсутствие материнской нежности, которую не могли заменить ни контакты с равнодушными однокашниками, ни редкие встречи со священниками, — стало причиной того, что я узнал все задолго до наступления половой зрелости. Я скажу больше и признаюсь, я мечтал, чтобы мной кто-нибудь руководил, учил. Я хотел быть под властью представительницы противоположного пола, нежной и вместе с тем волевой.

Я заметил, что Дон Джоуз с особым удовлетворением подчеркнул слово «волевой».

— Ха! — подумал я — Несомненно жертва мазохизма.

А мистер Ф. продолжал свой рассказ:

— Все женщины бразильского общества, с которыми я был знаком, казались мне нежными и кроткими, что никак не соответствовало моему идеалу. Многовековое португальское влияние и засилие религиозных догм делало их послушными и жертвенными в замужестве. Но с другой стороны, они мгновенно терялись, столкнувшись с непредвиденными трудностями. В путешествиях, например, их ужасает все: незнакомая еда, иностранные языки, даже испанский, хотя он почти не отличается от их родного языка; самые незначительные мелочи расстраивают их и все пугает — вид незнакомого насекомого, например, и даже слуги, которых они раньше не видели.

Я быстро сообразил, что в Рио среди бразильских женщин мне никогда не найти молодую энергичную (я снова обратил внимание, с каким удовольствием он произнес слово «энергичную») женщину, которая сможет вырвать меня из мужского общества, где я был вынужден находиться с раннего детства и где мне было плохо, потому что я боялся преследований.

(При слове «преследование» я навострил уши. Может быть, я сейчас услышу некоторые свидетельства больного, страдающего манией преследования? Но скоро понял, что ошибся.)

— Рио, как вы знаете, морской порт, куда каждый год пароходы привозят толпы иностранцев со всех концов света, которые обосновываются здесь в надежде сколотить, а кто-то увеличить состояние. Кого-то привлекала красота столицы, чудесные пляжи, кто-то приезжал изучать неисчерпаемые ресурсы страны.

Это случилось, когда американский лайнер «Новая звезда» подошел к причалу, — я встретил Алис и ее мать.

Они приехали в Рио-де-Жанейро для получения наследства брата Алис. При жизни он был нежелательным родственником, родня не признавала его, так как он обладал многими отрицательными качествами. Но как только семья узнала, что он оставил после смерти кое-какие деньги, она тут же обнаружила, что он обладал рядом достоинств, и нагло объявила о своем с ним родстве.

Здесь Джоуз Ф. прервался:

— Семья, о которой я говорю, — сказал он, — была очень известной. Вы не против, если я буду называть их… Хойет?

Я согласно кивнул.

— Трудности, связанные с замораживанием капиталов, заставляли миссис Хойет и ее дочь жить в Бразилии, где они могли понемногу использовать этот неожиданный капитал. Я думаю, что у миссис Хойет в Нью-Йорке были скромные доходы, и этот приезд в Бразилию, где они могли их не трогать, воспринимался как неожиданное счастье. Во всяком случае, мать и дочь выехали из отеля и сняли комнаты в Рио в уютном колониальном домике в тени небоскребов, опоясывающих морской берег в Копакабане.

Слушая этот рассказ, составляющий пролог к приключениям Джоуза Ф., я не мог не отметить, что даже если с его головой было не все в порядке, ничего странного я не заметил в его речи, и я восхищался точными описаниями, логикой, соблюдением хронологии.

— Если я не ошибаюсь, с миссис Хойет меня познакомили на благотворительном базаре. Я старался быть с ней приветливым, хотя еще не видел ее дочери, которая была известной красавицей, и она оценила это, полагая, что галантность моя не была показной. Видимо, ее раздражало быть только «мамой красавицы Алис», тем более, что она и сама была еще довольно красива, чего часто никто не замечал.

После третьего бокала шампанского она решила, что я «хороший мальчик», и познакомила меня с дочерью.

Я пригласил Алис на танго. О, это танго! Я до сих пор его помню.

— Боже, — подумал я, — если он будет в деталях рассказывать об этом танго, когда он перейдет к сути?

— Мисс Хойет танцевала великолепно, но я заметил, что несмотря на то, что мы двигались с ней в такт, она не отдавалась до конца воле партнера.

Поймите меня правильно. С ее стороны не было активного сопротивления, что могло бы нарушить рисунок танца. Как это выразить? Это был какой-то вид сотрудничества, но не лишенный страсти. Таким образом, я почувствовал, что она только симулирует покорность, а на самом деле именно она «ведет» меня, хотя и делает это практически незаметно.

Прижавшись друг к другу, мы кружились под люстрами в большой комнате казино, но мы ни разу не приблизились к тому месту, где в безнадежном одиночестве сидела миссис Хойет и курила сигарету за сигаретой, опершись локтем о мраморный стол, рядом с которым, ожидая нас, стояли два стула.

Я использовал всю свою изобретательность, чтобы заставить свою партнершу приблизиться к ее матери. Но каждый раз без всякого, как я уже сказал, очевидного давления с ее стороны ей с успехом удавалось избежать этой части комнаты, которая, видимо, ассоциировалась у нее с какой-то напряженностью, посягательством на ее свободу.

Поверьте, я был на седьмом небе. Наконец я встретил женщину, которая «доминировала» в наших отношениях, о чем я давно тайно мечтал.

Вы, видимо, догадываетесь, что на этом танго дело не закончилось. Мы виделись каждый день, гуляли по Рио и его чудным окрестностям. Мы часто гуляли в знаменитых ботанических садах. Там, в тишине тропических беседок, у меня было время изучить и постепенно узнать странный характер моей спутницы. Она не любила красивые вещи, зато интересовалась всем странным и даже чудовищным. Она могла пройти мимо красивых, чудно пахнущих роз и магнолий, зато завороженно рассматривать отвратительное растение, пожирающее насекомых, или долго стоять перед жуткими чашечками аронника.

— Посмотри на этот цветок, — говорила она, — он похож на паука, который только что поймал бабочку! Он выглядит неестественно, как будто он сделан из змеиной кожи.

Конечно, мне было немного не по себе от этого, но совсем немного! Юношеский максимализм, думал я, она просто очарована необычными формами.

Ходили мы и в зоопарки Рио, восхищались — по крайней мере я — изумительной коллекцией птиц.

— В четверг мы должны еще раз прийти сюда, — сказала мисс Хойет.

— Почему в четверг? — удивленно спросил я.

— Именно в четверг кормят змей, — спокойно ответила она.

Мы действительно пошли туда в четверг, и даже сейчас я жалею об этом. Тот, кто не видел, как удав сначала душит, а затем методично уничтожает морскую свинку или кролика, тот вряд ли сможет представить, какое это безобразное и жуткое зрелище! Именно жуткое, я нисколько не преувеличиваю.

Все умышленное и неминуемое всегда кажется мне ужасным. Как медленно подбираются змеи к предназначенной им жертве, чтобы заворожить и сразу не испугать ее, как они дробят и затем проглатывают ее, все еще бьющуюся в конвульсиях. И это было неминуемо, как ход минутной стрелки. Для обычного наблюдателя стрелка часов кажется малоподвижной, но ведь за час она делает полный круг и отмечает последний вздох многих несчастных смертных.

Мой собеседник казался очень возбужденным. Я занервничал и украдкой мысленно измерил расстояние до двери и до колокольчика.