К концу XII века католическая церковь сделалась владычицей всего западного мира. В истории нет другого примера более полного торжества разума над грубой силой. В эпоху смут и кровавых битв гордые воины должны были склоняться перед служителями алтаря, которые не располагали никакой материальной силой и все могущество которых основывалось на внутреннем сознании верующих. Церковь превратилась в абсолютную монархию, и это породило духовный деспотизм, подчинивший все своей воле.

Самый скромный священник обладал сверхъестественным могуществом, которое ставило его выше окружающих людей. Как бы ни были велики его преступления, он не был подсуден светскому суду — рука мирянина не могла коснуться его. В подобном же исключительном положении находилась и недвижимость духовных лиц, которая образовывалась из добровольных пожертвований многих поколений набожных мирян; значительная часть плодородных земель Европы принадлежала церкви. Связанные с этими владениями сеньориальные права включали в себя очень широкую светскую юрисдикцию, которая предоставляла их пользователям те же права над личностью, которыми обладали и феодальные сеньоры.

Ставший обязательным после долгой борьбы обет безбрачия резко отделил священников от мирян, всецело закрепил за церковью обширные владения и предоставил к ее услугам бесчисленную армию служителей, для которых она стала и семьей и домом. Человек, посвящавший себя служению церкви, переставал быть гражданином; он не имел ни забот, ни семейных связей; церковь была для него новым отечеством, и интересы ее стали его интересами. В качестве возмещения того, чего они лишились, служители церкви получали уверенность в завтрашнем дне и освобождались от всех забот о хлебе насущном; от них требовалось лишь одно — не выходить из повиновения.

Церковь принимала в свои ряды любого человека, не интересуясь ни его происхождением, ни его социальным положением, тогда как в феодальном обществе с его классовыми перегородками возвышение и переход из одного сословия в другое был почти невозможен. Правда, в церкви происхождение тоже облегчало доступ к высшим должностям, но все же в ней можно было выдвинуться благодаря энергии и природным дарованиям. Происхождение пап Урбана II и Адриана IV точно не известно; Александр V был из нищей семьи; Григорий VII — сын плотника, Бенедикт XII — булочника, Николай V — бедного доктора, Сикст IV — крестьянина, Урбан IV и Иоанн XXII были сыновьями сапожников, а Бенедикт XI и Сикст V — сыновьями пастухов. Просматривая церковные летописи, мы видим, что они полны имен людей, которые вышли из низших слоев общества и достигли высших ступеней в церковной иерархии.

В ряды служителей церкви устремлялось немало способных людей. Часто они меньше заботились о спасении душ, чем о приумножении богатств и привилегий церкви. Самые высшие должности в церковной иерархии обычно занимались теми, кто ставил мирские блага выше идеалов христианства. На вершину нередко всходили люди, искушенные в интригах. Бывало, что должности покупались. Французский король Генрих I на глазах у всех торговал епископскими кафедрами.

Правда, время от времени появлялись среди духовенства люди высоконравственные, но все их усилия восстановить уважение к церкви и поднять нравственность духовенства ни к чему не приводили: зло укоренялось повсюду, и им оставалось только своей личной жизнью подавать благие примеры, следовать которым охотников находилось мало.

Прелаты и бароны одинаково были буйны, одинаково суетны. В 1272 году мы видим епископов в армии Филиппа Смелого, а в 1303 и 1304 годах епископы и прочие духовные лица принимали участие в походе Филиппа Красивого во Фландрию. Когда речь шла об их личных интересах, епископы без всяких уговоров обнажали оружие. Вормсский епископ Лупольд во время войн между императорами Филиппом и Оттоном IV со своими войсками сражался за первого и, когда его солдаты опасались грабить церкви, уверял их, что достаточно просто оставить в покое кости мертвых, а добро можно брать без угрызений совести.

Всем известна история Ричарда Английского и Филиппа де Дрё, епископа города Бовэ. Когда этот епископ, равно прославившийся как своей жестокостью, так и своим знанием военного дела, попал в плен, то он обратился с жалобой к папе Целестину III на то, что плен его является нарушением привилегий церкви. Папа не одобрил склонности епископа к бранным подвигам, но тем не менее начал хлопотать о его освобождении. Тогда король Ричард послал папе железную кольчугу епископа с вопросом, предложенном в Библии Иакову: «Посмотри, сына ли твоего эта одежда или нет?» Папа ничего не ответил на это и взял обратно свое ходатайство. Немного позднее Феодор, маркиз Монферратский, разбил и взял в плен Аймона, епископа Верчельского. В это время находился в Женеве кардинал Тальяферро, папский легат Арагонии; узнав о святотатстве маркиза, он написал ему грозное послание, на которое тот ответил так же, как и король Ричард, причем препроводил ему шпагу епископа, покрытую свежими пятнами крови.

Поведение воинствующих епископов производило на современников отталкивающее впечатление. Они были подсудны только суду Рима; но нужно было дойти до самых крайних пределов отчаяния, чтобы решиться жаловаться на них в Рим; даже и в случае подачи жалобы безнаказанность обвиняемого была более чем вероятна: во-первых, трудно было доказать виновность; во-вторых, дела тянулись бесконечно долго, и, в-третьих, всем прекрасно была известна продажность Римской курии. Обвинения против епископов легко могли кончиться печально для самих обвинителей.

Правда, когда папский престол занимал энергичный и неподкупный папа, вроде Иннокентия III, появлялась некоторая надежда добиться справедливости; число судебных дел против епископов во время этого папы показывает, сколь многочисленны были их прегрешения. Но даже и при Иннокентии III волокита в делах и явное нежелание Рима выносить обвинительные приговоры епископам служили достаточным основанием, чтобы удерживать недовольных от жалоб. Так, например, в 1198 году Жерар де Ружмон, архиепископ Безансонский, был обвинен своим капитулом в клятвопреступлении, симонии и кровосмешении. Вызванные в Рим обвинители, не отказываясь от своих слов, не решились, однако, подтвердить свои претензии, и папа Иннокентий, приведя евангельский рассказ о блуднице, отпустил архиепископа с миром, ограничившись данным ему советом впредь не грешить. Но поведение архиепископа не изменилось к лучшему, и в конце концов в Безансонской епархии религия стала предметом всеобщих насмешек. Жерар продолжал жить с одной из своих родственниц, ремиремонской аббатисой и с другими наложницами, из которых одна была монахиней, а другая — дочерью священника; ни одной церкви не освящал он, ни одного таинства не совершал, не получив предварительно крупной платы; лихоимство архиепископа разоряло подвластное ему духовенство, которое жило беднее крестьян и презиралось своими прихожанами. Монахам и монахиням за взятки архиепископ разрешал выходить из монастыря и вступать в брак. Наконец долготерпение горожан истощилось, и они силой прогнали Жерара де Ружмона, который удалился в аббатство Бельво, где и умер в 1225 году.

Похожими подвигами прославился епископ Туля Маге Лотарингский. Посвященный в 1200 году, он проявил такие хищнические наклонности, что уже через два года капитул обратился к папе Иннокентию с просьбой о его смещении, но прошло целых десять лет в расследованиях и апелляциях, прежде чем он был низложен. После этого Маге Лотарингский весь ушел в охоту, разврат и пиры; любимой его наложницей была родная дочь, прижитая им с одной монахиней. В 1217 году он заказал убийство своего преемника Рено де Санлиса. После этого, видимо, истощилось терпение даже его близких родственников, и Маге был убит своим дядей, герцогом Лотарингским Тибо, который не счел возможным положиться на правосудие.