Виктор Александрович встал и вдоль опустевшего ряда двинулся к боковому проходу. Надя шла за ним. Видимо, она думала, что ее спутник ищет более свободного места, откуда он сможет обратиться к залу с пламенной речью. Однако Прокофьев не искал свободного места. Он направился к хвосту ближайшей очереди и встал в него.

– Ты чего? – не сразу поняла Надя. – Выступать же надо!

– Не буду я выступать, – ответил ей Прокофьев. – Ты разве не видишь: у него на все готов ответ. У него теперь все по-другому устроено.

– А для чего ты тогда здесь стоишь? – продолжала допытываться Надя.

– Для того же, что и все, – объяснил Виктор Александрович. – Хочу зарегистрироваться.

– Ты что?! – отшатнулась от него Заикина. – Ты хочешь вступить в это… в эту пирамиду? Отдать ему свои деньги?

– Я хочу попробовать, – уклончиво отвечал Прокофьев. – А там видно будет.

– Что видно? Что видно? – спрашивала Надя; она почти кричала. – Неужели ты не понимаешь? Не видишь? Ты что – ослеп?

Очередь сделала пару шагов вперед, и Прокофьев шагнул вместе с ней. За ним уже вставали новые люди. Надя оставалась на прежнем месте.

– Виктор! – окликнула она его.

– Да? – он обернулся.

– Если ты останешься здесь, так и знай: мы больше не увидимся! – твердо заявила девушка.

Секунду Прокофьев смотрел на нее, ничего не говоря; видно было, что он колеблется. Надя протянула руку, словно желая привлечь его к себе. Но тут очередь вновь шагнула вперед. Прокофьев взглянул на стоявших впереди людей, вновь оглянулся на Надю – а затем, так ничего и не ответив, повернулся и присоединился к очереди.

Часы громко пробили девять раз. Игорь Юрьевич поднял голову от бумаг (он не признавал электронных документов, существующих лишь на экране и в памяти компьютера, а потому открытых для враждебного проникновения; привычная тисненная золотом папка была куда надежней) и взглянул в окно. О, уже стемнело! Можно сказать, ночь на дворе. Что ж, неудивительно – август.

Игорь Юрьевич встал из-за стола и, ступая по толстому старинному ковру, прошелся по кабинету. Он любил ковры, массивные столы на тяжелых ножках, обтянутые зеленым сукном; на сукне обязательно тяжелая чернильница с откидной крышкой, лампа с абажуром… В этом стиле семидесятилетней давности было величие, была державность; росчерком стального пера, опущенного в такую чернильницу, решались судьбы целых народов, посылались в бой армии, определялось направление мирового развития. И как только Игорь Юрьевич Безбородов достиг по-настоящему высокого положения, которое он сейчас занимал, как только обосновался в этом здании, по коридорам которого ходил Тот Самый человек, посылавший в бой армии и решавший судьбы народов, он велел обставить свой кабинет именно в таком стиле.

Пропел сигнал внутреннего вызова. Игорь Юрьевич включил прием и услышал голос секретаря:

– Прибыли приглашенные на совещание в 21.12. Прикажете впустить?

– Да, впускай, – разрешил Игорь Юрьевич. Он никогда не назначал совещания на какое-то ровное время. За всеми этими «20.00» или «15.00» чувствовалось нечто ординарное, рядовое. Возникало впечатление, что человек, назначивший совещание, сам ждет этого времени – 20.00. А вот если назначить на 20.07 или, допустим, 18.17, становится ясно, что хозяин кабинета непрерывно работает и каждая минута у него на счету.

Высокая дверь неслышно открылась, пропуская гостей. Игорь Юрьевич поздоровался с каждым, затем сел на свое место, предложил сесть остальным и внимательно оглядел приглашенных.

Их было трое: заместитель Генерального прокурора Виктор Петрович Крутых, заместитель министра внутренних дел Семен Семенович Чубушный и Петр Иванович Шаповалов – генерал в отставке, всю жизнь проработавший в структурах КГБ, а ныне возглавляющий общественную организацию «Щит Родины».

В таком – или примерно таком – составе они регулярно собирались уже два года. Инициатива проведения таких совещаний исходила не от хозяина кабинета, а от Петра Ивановича Шаповалова. Будучи человеком деятельным и энергичным, тот не мог спокойно сидеть на пенсии, наблюдая – по его собственным словам, – как «враг плетет свою паутину в самых высоких органах власти, пользуясь нашим ротозейством». Вначале Петр Иванович пробовал выступать в органах печати, но затем разочаровался в таком пути. Тогда он обратился к Семену Чубушному, которого хорошо узнал за годы совместной службы в Чечне. И уже вместе, сплотившись и выработав общую позицию, единомышленники вышли на Игоря Юрьевича.

Он в то время переживал трудный момент в своей карьере – ожидаемый им взлет на самую вершину власти, на должность преемника Самого, не состоялся. Вместо этого Игорь Юрьевич был назначен на должность хотя и почетную, но не слишком влиятельную. Если говорить совсем откровенно, он чувствовал себя отстраненным от принятия действительно серьезных решений. А за последнее десятилетие Игорь Юрьевич уже привык принимать такие решения, определявшие судьбы – пусть не народов, но отдельных людей или организаций. Поэтому, когда к нему обратился генерал Шаповалов, с которым Игорь Безбородов был слегка знаком по многим годам совместной работы, Игорь Юрьевич выслушал его с большим вниманием.

Он понял идею так: предлагалось создать нечто вроде мозгового штаба действующей власти. Нечто вроде дополнительного (помимо ФСБ, ФСО, МВД и других существующих структур) органа, призванного выявлять агентов вражеского влияния и создаваемые этими агентами угрозы. Причем действовать этот орган должен был на общественных началах, безо всякого финансирования, что придавало его работе особую ценность.

Чтобы повысить влияние и эффективность создаваемого объединения единомышленников, требовалось привлечь к его работе еще кого-то из правоохранительных органов. Подумав, Игорь Юрьевич обратился к заместителю Генерального прокурора Виктору Крутых – и не ошибся. Оказалось, что заместитель главы прокуратуры тоже не вполне удовлетворен той линией, что проводится во внутренней и внешней политике страны, и хотел бы усилить борьбу с вражеским проникновением.

Так сложилась некая история, которую ее участники после долгих и осторожных консультаций решили называть просто «встречами». При этом было отвергнуто предложение Шаповалова присвоить объединению название «На страже»: это означало бы шаг к созданию какой-то организации. А участники совещаний, проводимых в кабинете Безбородова, никоим образом не хотели создавать организацию. Потому что такой шаг – пускай и совершенный с самыми благородными намерениями – мог быть расценен как некое обособление от действующей власти. Даже как заговор! В таком случае бдительным людям, случайно узнавшим о существовании кружка, могли прийти в голову нежелательные аналогии из недавнего прошлого. А этого допустить было никак нельзя: такое развитие событий ставило бы крест на всей карьере.

Поэтому участники собраний на своей самой первой встрече, посовещавшись, попросили Игоря Юрьевича, как лицо, наиболее близкое к вершине власти, проинформировать Самого о создании их кружка. Если бы Сам выразил недовольство такой инициативой, участники были готовы немедленно прекратить дальнейшую деятельность и ограничиться выполнением своих служебных или общественных (в случае с Шаповаловым) обязанностей.

Игорь Юрьевич выполнил поручение и, выбрав удобный момент, сообщил Верховному о возникшем у него (а у кого же еще? конечно, у него!) замысле. Первое лицо информацию выслушало и, подумав с минуту, сказало: «Что ж, мысль понятная. Можете собираться. Если что – информируй». После чего никаких препятствий для деятельности кружка не оставалось.

Одно время к участию в совещаниях привлекли также и начальника Семена Чубушного, самого министра внутренних дел Эльдара Култумбасова. Он активно участвовал в обсуждениях, внес много новых идей. Но затем над его головой сгустились тучи, и он был отправлен в отставку. Своего нового начальника Чубушный знал плохо и обращаться к нему пока не решался. Зато к совещаниям стали регулярно привлекать начальника одного из управлений Минобороны и одного из заместителей главы ФСБ.