Он вел меня по тропинке к сараям и рассказывал о винограде. Оказалось, что Филипп не присутствовал при сборе винограда уже много лет. Я чувствовала себя смущенной в его обществе и считала его теперь несчастным персонажем отвратительной трагикомедии, но не могла придумать благовидного предлога, чтобы покинуть его.
— В прошлом в летние месяцы я обычно подолгу жил в замке и очень хорошо помню то время. Работы часто продолжались далеко за полночь, и я выскакивал из постели и слушал, как работники поют, пока давят виноград. Восхитительное зрелище!
— Должно быть, так.
— О да, мадемуазель Лоусон. Я никогда не забуду этого — мужчины и женщины, пританцовывая, поют и давят в корыте виноград.
— Стало быть, вы и теперь будете наслаждаться зрелищем сбора урожая.
— Да, но, возможно, все кажется более ярким, когда ты молод. Даже из-за одного этого лучше жить в замке Гайяр, чем в каком-либо другом месте на земле.
— Отлично, значит, ваше желание осуществилось.
Мне хотелось знать, что он чувствует по поводу связи графа с его женой. Он был какой-то изнеженный, что делало слова Клод очень правдоподобными, хотя чертами лица Филипп напоминал кузена. Я охотно верила, что он хотел жить в замке, владеть им, называться графом де ла Талем, и за все это вполне он мог променять честь, жениться на любовнице графа и принять незаконного сына графа как своего…
В погребах мне показали корзины, которые готовились под новый урожай, и я слушала, как Филипп разговаривал с работниками.
На обратном пути в замок он вел свою лошадь под уздцы, и я, глядя на него, думала о том, какой он дружелюбный, спокойный и немного заискивающий. Неожиданно я поймала себя на том, что ищу для него оправдания.
Я поднялась к себе в комнату и, как только вошла, сразу поняла, что здесь кто-то был во время моего отсутствия. Осмотревшись вокруг, я поняла, в чем дело. Книга, которую я оставила на тумбочке около кровати, лежала теперь на туалетном столике.
Я выдвинула ящик, кажется, все было в порядке, открыла другой — тоже. И все-таки книгу переложили. Возможно, подумала я, кто-то из слуг заходил в комнату. Но зачем? Обычно никто не приходил в это время дня.
И тут я уловила слабый запах духов — аромат мускусной розы. Значит, пока меня не было, Клод побывала в моей комнате. Но с какой целью? Не потому ли, что знала, что у меня есть ключ, и пришла посмотреть, не прячу ли я его где-нибудь в своей комнате?
Я стояла тихо, а мои руки нащупывали через ткань карман нижней юбки. Ключ был на месте. Запах улетучился, но потом возник снова — слабый, едва уловимый.
На следующий день служанка принесла письмо от Жан-Пьера, который писал, что должен увидеть меня немедленно. Ему надо было встретиться со мной наедине, поэтому не смогла бы я прийти на виноградники, где мы сможем поговорить без помех. Он буквально умолял меня прийти.
Я вышла на солнце и, миновав подъемный мост, направилась на виноградники. Казалось, вся округа спала в это жаркое послеполуденное время, когда я спешила по тропинке между виноградных лоз, увешанных большими спелыми гроздями. Навстречу мне вышел Жан-Пьер.
— Сегодня слишком жарко, — сказал он. — Пойдемте в винный погреб.
Там было прохладно и после яркого солнца казалось темно. Свет проникал в помещение через маленькие окна, и я вспомнила, что, открывая и закрывая ставни, регулируют температуру в подвалах.
— Я должен уехать, — сказал Жан-Пьер.
— Уехать? — глупо повторила я. — Когда?
— Сразу же после сбора винограда. — Он обнял меня за плечи. — Вы знаете почему, Даллас.
Я отрицательно покачала головой.
— Потому что граф хочет убрать меня со своей дороги.
— С какой стати?
Жан-Пьер горько рассмеялся:
— Он не объясняет, а только отдает приказания.
Ему больше не нравится видеть меня здесь, и, несмотря на то, что прожил здесь всю свою жизнь, я должен теперь уехать.
— Но я думаю, если вы скажете ему…
— Что это мой дом так же, как замок — его? Предполагается, что у нас, моя дорогая Даллас, не может быть подобных чувств и привязанностей. Мы рабы… мы рождены для того, чтобы нас обижали. Вы этого не знали?
— Это абсурд, Жан-Пьер.
— Вовсе нет. Я уже получил распоряжение.
— Пойдите к нему, поговорите с ним. Я уверена: граф вас выслушает.
Жан-Пьер улыбнулся:
— Знаете, почему он хочет выслать меня? Неужели не догадываетесь? Потому, что знает о моей привязанности к вам. Ему это не нравится.
— А какое ему до этого дело?
— Значит, он интересуется вами… по-своему.
— Но это смешно!
— Вы же знаете, что нет. У него была масса женщин, но вы так не похожи на всех тех, которых он когда-либо встречал. Он хочет вашего безраздельного внимания… на какое-то время.
— Что заставляет вас так думать?
— Я знаю его! Потому что прожил здесь всю свою жизнь, и, хотя господина графа часто здесь не бывает, это также и его дом. В Гайяре он живет, когда не может жить в Париже. Здесь он господин для всех нас. Мы все безропотно повинуемся ему, и он хочет, чтобы так было всегда.
— Вы ненавидите его, Жан-Пьер?
— Однажды народ Франции поднялся против таких, как он.
— Вы забыли, как он помог Габриэль и Жаку.
Он горько рассмеялся.
— Габриэль, как и все женщины, боготворит его.
— Что вы имеете в виду?
— Что не верю в его доброту. За ней всегда стоит что-то скверное. Мы для него не люди, у которых есть своя собственная жизнь. Мы его рабы, я уже сказал вам. Если он хочет женщину, то сметает всех, кто стоит у него на пути, а когда она ему больше не нужна, тогда… Вы знаете, что случилось с графиней.
— Не смейте так говорить!
— Даллас, что с вами?
— Я хочу знать, что вы делали в оружейной замка.
— Я?!
— Да, я нашла там ножницы для срезания винограда. Ваша бабушка сказала, что вы потеряли их.
Жан-Пьер немного опешил, затем произнес:
— Я приходил в замок по делу. Это было как раз перед отъездом графа.
— И он повел вас в оружейную?
— Нет.
— Но я нашла их именно там.
— Графа не было дома, поэтому я решил осмотреть замок. Вы удивлены? Это очень интересное место. Я не мог устоять перед соблазном. Там, знаете, есть комната, в которой один из моих предков в последний раз видел дневной свет.
— Жан-Пьер, — сказала я, — вы не должны так сильно ненавидеть кого бы то ни было.
— Почему все это должно быть его? Вы знаете, что мы с ним кровные родственники? Мой прапрадедушка являлся единокровным братом графа. Разница заключалась лишь в том, что его мать не была графиней.
Ужасная мысль поразила меня:
— Вы… вы могли пытаться убить его… в тот день в лесу…
— Нет, стрелял не я. Вы воображаете, что только я один ненавижу его?
— У вас нет причин его ненавидеть. Он никогда не причинял вам вреда. Вам просто не дает покоя его богатство!
— Это достаточная причина для ненависти. — Жан-Пьер внезапно рассмеялся: — А теперь он хочет отослать меня, и я просто взбешен. Разве не стали бы вы тоже ненавидеть человека, который хочет выгнать вас из собственного дома и разлучить с любимой? Но я пришел сюда для того, чтобы говорить не о ненависти к графу, а о любви к вам. Как только урожай будет убран, я уеду в Мермоз и хочу, чтобы вы поехали со мной, Даллас. Давайте поженимся, и тогда мы посмеемся над ним. Граф не властен над вами.
Не властен надо мной?! О, как вы ошибаетесь, Жан-Пьер! — подумала я. Никто не имеет надо мной такой власти, как он.
Жан-Пьер схватил меня за руки, прижал к себе, его глаза сияли.
— Даллас, выходите за меня замуж. Подумайте, какими счастливыми вы можете всех нас сделать — себя, меня, мою семью. Вы ведь любите нас, да?
— Да, люблю, — сказала я.
— Неужели вы хотите уехать отсюда… в Англию? Что вам там делать, Даллас, дорогая моя? Разве у вас там есть друзья? Тогда почему вы смогли их так надолго оставить? Ведь вам хочется остаться здесь, не так ли?
