концертов. Почему ты никогда мне их не показывал?
Да хотя бы ваши детские фотографии… Мне интересно было
бы посмотреть на твоего лучшего друга.
— Да, Я обязательно тебе покажу. Это все хранится в особой
коробке. Типа «коробка прошлого», она у меня убрана,
но для тебя Я найду ее и все покажу.
Джейн вдруг как-то странно погрустнела. В самом деле,
уставилась в окно и замерла.
— Джейн. Эй… Джейн, что происходит? Знаешь, когда мы
с тобой познакомились, ты выглядела, как марсианка, Я едва
тебя понимал. А теперь ты такая приземленная. Это не плохо,
просто меня настораживают такие перемены.
А она вдруг как подорвется и со всей дури ударит по спинке
моего сиденья. Какого черта? Я протянул к ней руку, но
она отдернулась, словно это рука маньяка. Воцарилась тишина,
и тут она как закричит:
— Как ты думаешь, твою мать… почему Я с тобой такая
приземленная, почему, скажи?!
— Джейн, успокойся. Ты чего?
Но она не успокаивалась, кричала про мои рисунки, отшельничество
и чтобы Я огляделся по сторонам. Это все
было так не связано. Хотелось иметь чудо-пульт, чтобы отмотать
время назад и не говорить ей про приземленность.
Мог бы Я себе представить, что та самая особа с вороньей
маской на голове будет сидеть со мной в машине и так истошно
вопить? Господи, она ведь стала моей девушкой!
Я как смотрю фильм без звука. Джейн что-то кричит и машет
руками, а меня все так же поражает хроника наших
отношений.
— Слушай, ну прекращай это! И не смей называть меня
ненормальным! Я не меняю имидж каждый день и не режу
свои конечности, так что ты не имеешь права возникать.
Зря сказал «возникать», но в ушах моих уже звенело от
ее ора. Сложно угадать, что происходит в голове этого человека.
То пророчит мне восхождение на олимп, а то верещит,
что нужно разуть глаза. Но тут же Я представил, что
будет, если Джейн уйдет. Просто исчезнет из моей жизни,
как это сделала Девочка-Радио. И меня одолела грусть.
У нас какое-то духовное родство, и Я дорожу им во что бы
то ни стало. Быть может, она подобралась ко мне слишком
близко, и теперь мы как растения в одном горшке. Пусть
так, но…
Вернулся Ринго. Швырнул мне свой блокнот с записями,
которые хрен разберешь.
— Высади меня на ближайшей остановке автобусов. Я поеду
домой, — сказала Джейн.
— Черт. Что Я такого сделал, что ты вдруг убегаешь?
— Ничего. Ты ничего не сделал, Флойд!
Ладно. Хочет уйти — пусть идет. Пусть меня покинут все
дорогие и любимые. Это какая-то плата за что-то приобретенное?
Может, на мне порча?
Что за чушь… Все легко объяснимо: люди с голубыми глазами
более восприимчивы и чувствительны к боли, чем прочие,
другие. А Джейн просто ненормальная. Бежит от хаоса,
прекрасно зная, что он у нее внутри. Девочка-Радио, наоборот,
всегда была до исступления спокойной и ушла так же спокойно,
обвинив меня в «странноватости». Серьезно, она заявила, что
мне нужно пройти курс какого-то лечения. Будь Я чокнутым,
заметил бы это первым. Ринго послушно причалил к какойто
непростительно ржавой остановке, и Джейн оставила нас,
громко хлопнув дверью. Может, тут автобусы и не ходят, может,
это вовсе не ее маршрут. Ну пусть идет, раз ей так хочется.
И мы уносимся, оставив Джейн за бортом.
Слава богу, Ринго ведет машину молча. Наверное, заметно,
что мое настроение и так дерьмовее самого дерьма.
Конечно, нельзя было ее там оставлять. Но Я не собираюсь
бегать вокруг ее причуд. В нашу первую встречу уже все
было понятно… здесь никогда не будет накрахмаленной рутины.
Радоваться или разрыдаться? Ринго как прочитал мои
мысли, хлопнул по ушибленному им же плечу.
— Если ты хочешь бросить ее, то не говори громких слов
о гибели ваших отношений, измученном сердце и всем таком.
Скажи, что тебе прислали «фотографию из будущего»,
и ее на ней нет.
— Я не собираюсь обсуждать с тобой наши с ней отношения.
Это не игра, Ринго. Не твои сраные пам-пам-пам! Она
не просто муза, она живой человек, что также может смеяться
и плакать. И вообще, отвалил бы ты… Что с типографией
и как продвигается твой бизнес-план выставки?
— Все шикарно. Ну, относительно шикарно, конечно.
Я подсчитал ежемесячные взносы. Твои и мои. И сейчас
рулю с помещением. Ты знаешь, кто такой Георг Лиамо?
— Нет… Откуда мне знать, кто это?
— Этот человек владеет множеством крутых центров. В том
числе и выставочных. Я писал ему и даже показывал пару
твоих работ. Он назвал тебя метадоновым Китом Харингом.
Короче, ты ему не так уж противен. Не знаю, думаю с ним
встретиться, накуриться, и, может, стартанем на его земле.
— Как мило… Судя по той сумме, что выведена в твоем
блокноте, мне нужно каждую секунду пространства штамповать
картинки для блога моей певуньи. Думаю, это тебе придется
удваивать свой заработок. Я не подписывался на такой
сценарий; тут либо телом зарабатывать, либо органами.
— …Либо руками. Не паникуй, дружище. Выставка в итоге
все окупит.
— Интересно, как? Если каждого второго воротит от моих
картин?
— Все в шляпе. Просто придумай хорошее название для
выставки. И еще хотел спросить… ты будешь представлен
как Художник Флойд Джеллис?
— Да… а как еще? Мне не нужны псевдонимы. Кстати, не
забудь, что перед нами еще оплата сайта. Нет, его пока не
начал делать. Только кручу концепт в голове. Все, останавливай
здесь. Я прогуляюсь. Нет, недалеко. Тут нормально, говорю
— прогуляюсь.
— Ну, до встречи, — говорит мой опечаленный агент.
— Игнорируй!
— Чего?
— Я придумал название для выставки — «Игнорируй».
Честность. Правда и любовь к своему делу. Где плоды всего
этого? Страшно представить, как дамы в песцовых воротниках
разглядывают созданные мной шедевры. Они поигрывают
шампанским и ржут во все горло, пока Я, забившись
в угол, мечтаю разукрасить потолок своими мозгами. Нет,
наверное, то существо… Тот этот… Фабио… Да, этот чертов
Фабио Мариэнелли, скормивший мне невесть что; так вот,
он был прав.
Мы блохи на всем этом цельном мировом «НЕЧТО».
Не хочу говорить «искусстве» — уже тошнит от этого слова.
Вот он, Флойд, разросшийся посреди весенних луж, с сигаретой
в зубах и странными картинками в голове. В углу
каждой такой картинки, рядом с ненавистью, любовью
и скукой, стою маленький Я. И вы бы знали, насколько мне
уже насрать, куда катится этот мир и мой мир вместе с ним.
Если играешь честно, то приготовься разбить морду об эту
самую честность. Все теперь изменится. И Я поклялся себе,
что изменится.
Я ведь всегда хотел быть Художником, даже когда снимал.
А теперь приоритеты круто изменились. Мечтаю стать слабительным.
Чтоб принял и сразу чувствуешь.
Быть свободным Художником — это пробирать до костей.
Довольно, возвращаюсь домой. И вы возвращайтесь, мы
уже пришли к тому, откуда начинали.
Меня зовут Флойд Джеллис, и мне так нравится изобретать
велосипеды.
Очень хотелось верить, что Я в вашем вкусе. Но ни ваших,
ни своих надежд Я не оправдал. Вроде недавно мне исполнилось
двадцать четыре, а вот уже через пару недель стукнет
двадцать пять.
Мое тело перестанет расти, и вместе с ним — потребности.
Какое, к черту, мировое признание? Времени на это уже
не осталось. Слишком многие мне пророчили разбитые колени.
Тут уже не отшутиться. Я так и остался блуждать в том
зимнем лесу. Посудите сами: ведь вся эта затея была бессмысленна,
мы проведем какую-нибудь подвальную выставку,
