– Дорогая, но сейчас же 1966 год!

– Эта книга написана в 1933 году – тогда в Европе очень активно проводились их собрания, или как они там еще называются – конгрегации. И не только в Европе, но и в Северной и Южной Америке, в Австралии. Ты думаешь, все они умерли за прошедшие тридцать три года? Наверняка у них и здесь свое общество – у Минни и Романа вместе с Лаурой-Луизой, Фаунтэнами, Гилморами и Визами; все эти их вечеринки с флейтой и молитвенным пением – это их шабаш или как там еще!

– Дорогая, – попытался успокоить ее Ги. – Не волнуйся так…

– Почитай, что они делают, – чуть не плача сказала Розмари, протягивая ему книгу и тыча пальцем в страницу. – Они используют в своих ритуалах кровь, потому что кровь обладает силой. А самая могущественная – это кровь младенца, которого еще не успели окрестить, и они используют не только его кровь, но и тело тоже!

– Ну ради Бога, Розмари!

– А почему, ты думаешь, они к нам так по-дружески относятся?

– Потому что они добрые люди. Ты что, считаешь, что они маньяки?

– Да! Да, маньяки, которые убеждены, что обладают магической силой, которые уверены в том, что они настоящие колдуны, которые практикуют всяческие колдовские номера и ритуалы, потому что они – больные и сумасшедшие люди!

– Милая…

– Те черные свечи, которые принесла нам Минни, – они были с черной мессы! Вот как Хатч раскусил их! А в гостиной у них ничего нет – это для того, чтобы было где проводить их бесовские сборища!

– Милая, – начал Ги. – Они старые, и у них своя компания стариков, а доктор Шанд просто заводит магнитофон. Черные свечи можно купить в любом магазине, и красные тоже, и синие, и зеленые. А в гостиной у них пусто, потому что какой из Минни декоратор! Допустим, отец у Романа действительно был чокнутый, хорошо; но это еще не основание считать, что и сам Роман тоже ненормальный.

– Они к нам больше и ногой не ступят, – безапелляционно заявила Розмари. – Ни один из них: ни Лаура-Луиза, ни прочие их друзья. И они не подойдут к моему ребенку ближе, чем на пятьдесят футов. – Но ведь то, что Роман поменял имя, только лишний раз доказывает, что он совсем не такой, как его отец. Если бы он гордился своим отцом, то оставил бы его фамилию.

– Он и оставил ее. Просто поменял буквы местами, но не менял фамилию. Зато теперь его пустят в любую гостиницу. – Она прошла мимо Ги к набору «скрэббл». – В общем, как хочешь, но я их здесь больше не приму. А как только ребенок слегка подрастет, мы отсюда уедем. Я не хочу даже жить рядом с ними. Хатч был прав – не надо нам было вообще сюда переезжать. – Она посмотрела в окно, нервно дрожа и крепко сжимая обеими руками книгу.

Ги осторожно взглянул на нее.

– А как же доктор Сапирштейн? Он тоже входит в их общество?

Розмари повернулась.

– В конце концов, – продолжал он, – среди врачей очень часто встречаются маньяки. Он, наверное, тоже Me исключение и любит ездить на метле, когда нужно навестить на дому пациента.

Но Розмари не засмеялась и снова отвернулась к окну.

– Нет, я не думаю, что он с ними. Он… слишком интеллигентный для этого.

– И к тому же еврей. – Ги рассмеялся. – Ну хорошо, что ты хоть кого-то исключила из этой гнусной компании. А теперь давай поговорим об охоте на ведьм.

– Я не говорю, что они настоящие ведьмы, – возразила Розмари. – У них нет подлинной силы. Но они верят в то, что она есть, даже если другие будут над ними смеяться; это похоже на то, как мои родители считают, что Бог слышит их молитвы и что гостия – это тело Христово. А Минни и Роман верят в свою религию и практикуют свои дьявольские ритуалы; я это знаю и поэтому не могу рисковать безопасностью нашего ребенка.

– Никуда мы отсюда переезжать, не будем, – перебил ее Ги.

– Будем, – ответила Розмари, решительно поворачиваясь к нему.

Он опять взял свою новую рубашку.

– Об этом мы поговорим с тобой позже, – отрезал Ги.

– Как ты не понимаешь, что этот Роман тебе просто наврал! Его отец никогда не был продюсером. Он вообще никакого отношения к театру не имел.

– Ну хорошо; значит, он любит приврать. А кто – нет? – проворчал Ги и пошел в спальню.

Розмари села рядом с коробкой «скрэббл». Она раскола книгу и начала читать последнюю главу «Колдовство и сатанизм».

Ги вошел к ней уже без рубашки.

– Мне кажется, тебе больше не следует сегодня читать.

– Мне осталась только одна последняя глава.

– Но только не сегодня, дорогая, ты переутомилась. Это не принесет пользы ни тебе, ни ребенку. – И он протянул руку к книге.

– Но я еще не устала.

– Ты вся дрожишь. Ты уже минут пять, как дрожишь. Отдай книгу мне. Дочитаешь ее завтра.

– Ги…

– Нет, давай ее сюда, – с неожиданной настойчивостью потребовал Ги.

Розмари беспомощно вздохнула и отдала мужу книгу. Он подошел к полкам, встал на цыпочки и засунул ее как можно дальше между другими томами.

– Дочитаешь завтра, а сегодня ты и так уже утомилась от похорон и всего прочего.

Доктор Сапирштейн был поражен.

– Фантастика, – сказал он. – Вот это да! Как, вы говорите, его звали – Макандо?

– Маркато, – поправила Розмари.

– Удивительно. Я бы никогда не подумал. По-моему, он мне когда-то говорил, что его отец занимался импортом кофе. Да-да, я припоминаю, как подробно он рассказывал мне о разных сортах кофе и способах перемолки…

– А Ги он сказал, что его отец был продюсером. Доктор Сапирштейн с сожалением покачал головой.

– Нет ничего странного в том, что он стыдится правды; я его даже понимаю в чем-то. Но вы, должно быть, так расстроены этой новостью!.. Однако я твердо уверен, что Роман не разделяет веры своего отца. Но и вас мне легко понять: вам ведь, наверное, не очень приятно иметь такого соседа.

– Я не хочу больше общаться ни с ним, ни с его Минни! – бушевала Розмари. – Может быть, я к ним несправедлива, но я забочусь о безопасности своего ребенка.

– Конечно. Любая мать на вашем месте вела бы себя точно так же.

Вдруг Розмари вся подалась вперед.

– А вдруг Минни подсыпала мне в напиток или в пирожное что-нибудь вредное?

И тут доктор Сапирштейн рассмеялся.

– Извините, я, честное слово, не хотел смеяться над вашими опасениями, но я абсолютно уверен, что эта старушка заботится о здоровье вашего ребенка не меньше, чем о своем собственном… Нет, ничего вредного она вам не даст, иначе бы это уже сказалось на вас или на малыше.

– Я ей уже звонила и сказала, что неважно себя чувствую, и поэтому больше ничего от нее брать не буду…

– А вам больше и не надо. Я теперь выпишу таблетки, которые вполне заменят напиток в эти последние недели. И кстати, ваша проблема с Минни и Романом тоже в скором времени будет решена.

– Простите, я не совсем вас поняла…

– Они хотят уехать, – пояснил доктор Сапирштейн. – Причем довольно скоро. Роман сейчас в очень плохом состоянии. Между нами говоря, ему осталось жить всего каких-нибудь пару месяцев. И перед смертью он хотел навестить свои любимые места и города, но они боялись, что вы обидитесь на них за отъезд накануне рождения вашего ребенка. Они мне рассказали об этом позавчера вечером и спросили, как вы, по моему мнению, к этому отнесетесь. Они не хотят расстраивать вас и объяснять причину отъезда.

– Мне очень жаль, что Роман так серьезно болен.

– Но вы все же рады, что они уезжают? Не нужно стесняться, это вполне естественная реакция. Давайте сделаем так, Розмари: я скажу им, будто раскрыл вам их намерения насчет отъезда и вы не обиделись, но до воскресенья – а они в воскресенье уедут – вы будете делать вид, что не знаете ничего о болезни Романа. Мне кажется, что он очень огорчится, если кто-то узнает о его неприятностях, а вам это будет нетрудно – ведь речь идет всего о каких-то трех-четырех днях.

Розмари помолчала немного, но потом спросила:

– А вы уверены, что они уедут именно в воскресенье?

– Они сами так сказали, – пожал плечами доктор.