…Света, как и обещала, приехала в воскресенье. Это было уже их третье свидание за год. Жена немного похудела, а во взгляде заметна невысказанная печаль. Привычные вопросы: как самочувствие, чем занимаешься, как здоровье? Он ее о том же спросил. Видно, она по-прежнему носит в себе ту трагедию: призналась, что плохо спит. Почему судьба, словно нарочно, свела их на пустынной ночной дороге с тем неизвестным парнем, которому жить бы и жить?

— Это месть Афгана, — глухо проронил Виктор и сам немного испугался своих слов.

— При чем здесь твой Афган, о чем ты говоришь?! — встрепенулась в тревоге жена.

— Я расскажу то, чего ты не знаешь. — Немного помолчал, раздумывая, стоит ли ворошить отнюдь не героическое прошлое, затем неторопливо закурил. Им никто не мешал, они были только вдвоем.

— Однажды в родовом кишлаке главаря банды мы устроили засаду. Была оперативная информация, что со дня на день он должен там появиться. Небольшая группа затаилась внутри дома, вторая, основная, — в соседнем, заброшенном. Двое суток просидели вместе с тишиной. Утром собирались уже уходить, как среди ночи вдруг услышали шаги. То был неуловимый Карим. Разумеется, не один, а со свитой, охраной. И семьей, как потом выяснилось. Жена и дети после скитаний по горам на зиму, видимо, возвращались в свой дом. В прибор ночного видения только силуэты видны, да и то на определенном расстоянии. В общем, детей мы заметили не сразу. По оговоренному плану первой открывала огонь моя группа, находившаяся внутри дома главаря банды. И только потом вступали в бой основные силы, сосредоточенные снаружи вокруг. Это была классическая ловушка, угодившему в нее шансов на спасение почти не оставалось. Противно скрипнув, почему-то открылась не центральная, а боковая дверь, у которой я находился. Мы посчитали ее, заваленную хламом, покосившуюся от старости, без ручки, нерабочей, а зря. Опасаясь, что основной вход мог быть заминирован, осторожный Карим решил войти в дом именно через ту потаенную дверь. Внезапно увидев перед собой его тучное тело, я инстинктивно нажал на спусковой крючок. Раздалась автоматная очередь, насмерть сразившая главаря. С криком «Падар!» (отец. — Авт.) к нему бросился мальчуган лет тринадцати, которого я поначалу принял за душмана. Просто мелькнула тень… Я не хотел и не должен был его убивать, но в той нервной суматохе, когда уши заложило от стрельбы, когда в воздухе запахло порохом и смертью, все перемешалось вокруг — ругань, свист пуль, а время будто остановилось, трудно было уже разобрать, где свои, а где чужие… К тому же про ребенка заранее ничего не было известно.

Погрузившись в воспоминания, Виктор не заметил, как искурил тлеющую сигарету до фильтра.

— У афганки, на глазах которой я убил мужа и сына, попросил прощение. Готов из-за сына был даже встать на колени. Что я еще мог сделать? Но услышал гневные проклятия в свой адрес. Даже не зная дари, нетрудно догадаться, что от имени Аллаха желала мне эта женщина. И вот теперь, спустя годы, похоже, начали сбываться ее черные предсказания. У нас нет детей, на нашей совести гибель парня. Это их бог — Аллах потребовал у нашего вернуть мой должок.

— Витя, что ты такое говоришь? — всплеснула руками жена. Услышанное для нее было полным откровением. Она не хотела верить ни единому его слову. — Признайся, зачем ты все это выдумал? Зачем терзаешь свою и мою душу?

— Все, что я тебе рассказал, правда.

— Даже если и так, то в чем твоя вина? Ты же сам сказал, что не хотел убивать ребенка. Так получилось. Случайно. На войне ведь всякое бывает. Это она во всем виновата, а не ты.

«Интересная мысль. Выходит, что можно безрассудно, безотчетно стрелять, убивать, резать в порыве справедливого гнева, мстя за павших друзей. И не важно, кто оказался в прицеле — моджахед, у которого руки по локоть в крови, или простой неграмотный дехканин, немощный старик или ребенок, — взведенное оружие должно выстрелить. Или выстрелят в тебя. Такова суровая правда и логика войны. Другого не дано?» — Виктор как раз считал, что есть иной, более справедливый и гуманный вариант поведения в боевой обстановке, не допускающий слепую вражду и ненависть, бессмысленные убийства, в особенности мирного населения. Иначе чем они, воины-интернационалисты, отличаются от обычных киллеров, выполняющих за деньги свою грязную работу? Но в действительности бывало всякое. Когда смерть в виде пули или мины прилетала к нашим из вроде бы мирного кишлака, в ответ «шурави» посылали свою, и, к примеру, реактивная система «Град» уже убивала всех подряд, никого не щадя. Так же по площадям наносила бомбоштурмовые удары и авиация, вместе с огневыми точками невольно поражавшая и дома афганцев. Колесников видел последствия таких налетов. Душа протестовала в такие минуты, пробуждая совесть, добро, сострадание, но холодный разум уравновешивал, по-своему объяснял ситуацию: иначе нельзя. Это издержки войны, смирись. Он соглашался, но внутренний голос плодил новые сомнения: как и кому определять масштаб этих издержек, если уж они неизбежны? И где та невидимая грань, которая отделяет бессмысленную жестокость войны от необходимой, оправданной?

— При чем здесь бог?! Ты же знаешь, почему у нас нет детей, — легким укором вывела из раздумий жена.

Их разговор неожиданно зашел в неприятное для обоих русло. И сейчас невольно каждый вспомнил о том, что давно хотел забыть.

Свету в десятом классе изнасиловал маньяк. Ему дали десять лет, а она, опозоренная и перенесшая настоящий стресс, вынуждена была лечь на операционный стол, чтобы прервать нежелательную беременность. Именно во время чистки и занесли ей врачи какую-то инфекцию, от которой она долго лечилась. Такое не могло пройти бесследно и не сказаться на здоровье.

Виктор об этом узнал уже после свадьбы. Света сама же и рассказала ему в истерическом припадке, случившемся с ней после второй внематочной беременности. Он тогда, как мог, успокоил жену, которую по-прежнему очень любил, нежно обнял за плечи.

— Не знаю, как тебе объяснить. Я много думал в том числе и здесь, о всем произошедшем с нами. Может, это, конечно, роковое стечение обстоятельств нелепая случайность, на которые не стоит даже обращать внимания. Но что-то подсказывает мне, что это послание, знак свыше за все прегрешения молодости Чувствую, что за Афган нести мне крест до конца дней своих. В колонии и вне ее.

Жена вечером уехала. На душе у обоих остался тяжелый осадок от встречи. Виктор пожалел о том что затеяли они этот нелепый разговор. Но он возник сам собой, против их желания. И так, видимо, будет еще не раз.

В Забайкальском военном округе капитан Колесников без какого-либо продвижения просидел на роте почти пять лет. Его боевой опыт оказался никому не нужным. «Воевал в Афгане? Молодец! Сколько денег скопил, на „Жигули“, небось, хватило? И что, „Шарпы“ и „Панасоники“ в военторге свободно продавались? А правда, что наши женщины передком, как стахановки, неплохо подрабатывали у своих и афганцев?» — вот обычный «джентльменский» набор вопросов. Хотя офицеров, как профессионалов военного дела, должно интересовать совсем другое. Например, тактика боевых действий подразделения в горах, способы получения разведданных, местные традиции. Когда он стал практиковать в роте попутные физические тренировки, неплановые марш-броски с полной выкладкой, а на стрельбище требовал экономить боеприпасы, которых никто не считал, на Колесникова стали глядеть как на чудака. «Витя, брось в воинушку играть, ты уже не в Афгане, зачем тебе с солдатами по полигону носиться? Для этого есть сержанты» — говорили ему с недоумением коллеги-ротные. Многие из них давно уже «забили болт» на службу и попросту отбывали номер. Пьянство считалось чуть ли не гусарской доблестью. Объявленная на самом верху борьба с ним в забайкальской глуши была быстро проиграна. Поняв, что ничего не изменит, мало-помалу втянулся было в эти почти ритуальные офицерские «пирушки» и Виктор. И если бы не жена, скорее всего, спился бы, как некоторые седые капитаны, давно потерявшие перспективу и интерес к службе.