Спустились к полноводной и достаточно широкой горной речушке, которую предстояло преодолеть с помощью подручных средств. И вот тут случился первый подрыв, через минуту — второй. Позже выяснилось, как все произошло. Солдат-сапер не заметил замаскированную противопехотную мину и наступил на нее. В результате шоковое состояние и оторвана ступня ноги. Сержант бросился к нему на помощь и сам подорвался. И в это время с противоположного берега началась стрельба.

Похоже, что нас здесь ждали. Завязался бой.

Комбат срочно вышел на связь со штабом дивизии: доложил обстановку, о двух подрывах. А спустя минут десять по радиостанции пришло трагическое известие от действовавшей на левом фланге батальона 7-й роты: погиб ее командир и тоже есть «трехсотые», то бишь раненые. Стало ясно, что без огневой поддержки боевых вертолетов не обойтись. С ними прилетел и «Ми-8».

Задачу батальону, исходя из обстановки, скорректировали. Ему надлежало задержаться в этом районе еще на несколько суток, чтобы как следует прочесать кишлаки. Туда при необходимости подойдет подкрепление.

— Кажется, серьезная каша заваривается, — отчеканил комбат. Мне же тоном, не терпящим возражений, велел возвращаться на «Ми-8» с ранеными в дивизию.

Я подчинился. Тем более что в поход брали с оговоркой: максимум на двое суток.

Вернувшись в Баграм, долго размышлял: а правильно ли я поступил? Понимая всю серьезность обстановки и аргументы комбата, лично отвечавшего за жизнь каждого офицера и солдата, не покидало ощущение, что я немного смалодушничал, не прошел до конца с мотострелками начатый путь. А ведь знаю точно, что, увы, не все они живыми вернулись в полк…

…Тот февральский день 1984 года для воинов-саперов 108-й мотострелковой дивизии выдался на редкость напряженным. Хотя начинался, как обычно, с проверки «проспекта»: так полушутя называли они широкую пыльную дорогу, ведущую от штаба дивизии к баграмской развилке — на Кабул и к советско-афганской границе, в Термез. Редко когда саперы возвращались с утренней «охоты» с пустыми руками.

Несмотря на мирные договоренности, «духи» периодически напоминали о себе, под покровом ночи минировали дорогу. На ней, случалось, подрывалась не только боевая техника, а и афганские «бурбухайки» — старые грузовики, обычно доверху набитые домашним скарбом, на честном слове ездящие автобусы с дехканами, женщинами и детьми. Так что наши саперы своими жизнями рисковали и ради их безопасности.

Пару мин сняли они и в тот день, что было ниже нормы. Первой по проверенной дороге ушла в сопровождении охраны колонна бензовозов, возвращавшаяся в Союз. Саперы проводили ее с ностальгическими чувствами, по традиции пожелав водителям счастливого пути, что, впрочем, в условиях Афганистана, развязанной минной войны, звучало как-то нелепо. Ведь на каждом километре их подстерегала смертельная опасность, могло случиться все что угодно: нападение на колонну, обстрел, подрыв, не говоря уже о серьезном ДТП.

Едва вернулись в казарму, как из штаба дивизии поступила вводная: срочно уехать под Чарикар на разминирование дороги.

Я давно хотел посмотреть, как работают саперы в боевой обстановке. Но их командир подполковник Валентин Дятлов все отнекивался и обещал подумать. Потом снова все повторялось. Я понял: комбат не хочет брать на себя лишнюю ответственность. А вдруг что-нибудь с корреспондентом на боевых случится, с него же первого и спросят.

Пришлось обратиться за содействием к и.о. начальника инженерной службы дивизии майору Юрию Алифанову. Тот без всяких формальностей сразу дал «добро», добавив, что тоже выезжает с ротой разминирования батальона.

Ее командир капитан Александр Коркодола взял с собой проверенных в горах, опытных воинов-сержантов Михаила Евсеенко, Евгения Кирюшова, рядовых Ивана Бондарчука, Александра Романенко и других. На двух «Уралах» в сопровождении бронетранспортера и боевой машины разминирования двинулись в путь, за пару десятков километров.

В дороге ближе познакомился с капитаном Коркодолой. Прямо на броне записал в журналистский блокнот: «За напускной строгостью скрывается добрая душа. Ценит шутку, юмор. Из военного роду. Отец — мичман запаса, дед — командир партизанского отряда в годы Великой Отечественной войны. Александр — младший в семье. Старшие братья — Владимир и Валерий майоры, слушатели Военно-инженерной академии имени В. Куйбышева».

Прибыли в Чарикар. Местное афганское руководство пояснило обстановку: утром на дороге, идущей вдоль канала, подорвалась машина. Судя по всему, ночью душманы заминировали проезжую часть. Часть пригорода оказалась отрезанной от центра. Люди боятся не то что ездить, даже ходить по этой таящей опасность дороге. Вот почему с такой надеждой и восточным гостеприимством встретило нас собравшееся у канала население. Люди долго не расходились, издали наблюдали, как работали саперы.

Первыми шли немецкие овчарки. Минно-розыскные собаки, натренированные на запах тротила, старательно обнюхивали каждый метр земли. Но полностью полагаться на них, тем более в тот день, нельзя было: накануне прошел сильный дождь, заметно снизивший нюх собак. Но вот одна из них вдруг закрутилась на месте и, заскулив, села.

— Кажется, есть первый улов! — по-рыбацки азартно воскликнул майор Юрий Алифанов. И как старший по должности и званию, скомандовал:

— «Кошку» сюда!

«Зачем еще здесь кошка нужна?! Это что, ритуал какой-то?» — удивился я, не поняв вначале, о чем идет речь. Оказалось, этой кошкой — металлическим специальным приспособлением, напоминающим якорь, привязанным к длинной веревке, не мышей, а мины «ловят», точнее, с места сдвигают, проверяя, установлены они с «сюрпризом», на неизвлекаемость, или нет. Сколько в начале афганской войны случаев было, когда наши саперы, недооценив противника, едва обнаружив мину, тут же пытались ее из лунки достать и… гремел взрыв. Не зря говорят, что уставы и инструкции кровью написаны. Майор Юрий Алифанов, больше года провоевавший в Афганистане, за мужество и отвагу награжденный орденом Красной Звезды, это отлично понимал.

Пока Юрий Михайлович малой саперной лопаткой осторожно откапывал едва показавшуюся из-под земли мину, я навел резкость своего старого «ФЭДа», чтобы запечатлеть для газеты боевой эпизод. Но в целях моей же безопасности просят отойти метров на двадцать, за дерево. Но оттуда разве увидишь саму мину и капельки пота, выступившие на лбу офицера, взявшегося ее обезвредить? Мне опять напоминают об инструкции, будь она неладна. Ребристую, круглую, в пластмассовом корпусе итальянскую мину успеваю все-таки заснять на пленку, прежде чем саперы уничтожат ее на месте. Юрий Михайлович, неспешно вытерев руки и лицо, чем-то напомнил знакомого хирурга после сложной операции. Те же неторопливые, выверенные движения, ясный сосредоточенный взгляд. На мои, как теперь понимаю, наивные вопросы отвечает спокойно, хотя в душе немного взволнован. Говорит, там тоненькие, едва заметные проводки вниз, под мину уходили. Смертоносная ловушка, рассчитанная на невнимательного, неопытного сапера.

Поэтому и взорвали ее, не обезвреживая. Через некоторое время отличилась собака по кличке Боцман, нашла «свою» мину. За нее по-хозяйски принялся ротный капитан Александр Коркодола. Затем показал свое профессиональное умение командир взвода старший лейтенант Сергей Полотайко. И только потом уже очередную смертоносную находку доверили самостоятельно обследовать и обезвредить сержанту Евгению Кирюшову. Такая строгая субординация объяснялась просто: льготное право на риск получали те, кто постарше, поопытнее. Что толку с молодого: неуверен, взволнован, того и гляди ошибется.

Поэтому новичков к саперному делу постепенно приобщали. Берегли, не на все операции брали. В горах же офицера, сержанта и солдат старших призывов молодые лейтенанты негласно страховали. Это я и увидел в роте капитана Коркодолы, после чего еще больше зауважал этих смелых парней со щупами и миноискателями.