Газеты писали, будто все дело в этих пресловутых видах из окон номеров. Мол, нечего кому ни попадя глазеть на святая святых! Мол, не положено! Но это явная глупость. Не те нынче времена на дворе, отнюдь не те.
Короче, было на кого посмотреть. Было, кому чего показать. Много чего было.
Судите сами.
По просторному вестибюлю из конца в конец, как на роликовых коньках метался телеведущий Андрей Малахов. И почему-то испуганным шепотом пытал каждого встречного. И даже любого поперечного:
— Ксюшу, не видели? Ксюшу, не видели?
Которую именно Ксюшу непосвященным было непонятно. Посвященные лишь снисходительно усмехались и пожимали плечами. Искренне жаль беднягу. Несмотря на все его космические рейтинги. Добиться расположения светской львицы Ксении Собчак ему не светило ни при каком раскладе.
Монументом, как и подобает маршалу советской эстрады, в центре вестибюля стоял Иосиф Кобзон. Обозревал публику, сдержанно кивал знакомым.
За его спиной, чуть в стороне мелькала черная мушкетерская шляпа Михаила Боярского, специально прилетевшего из Питера на один вечер.
Две фанатки тут поспорили. На довольно приличную сумму. Снимет Боярский шляпу во время концерта или весь вечер в ней просидит. Всем было известно, первый и последний из мушкетеров шляпы не снимает никогда. Ходят слухи, даже спит в ней.
— Потому что у него лысина! — шипела первая фанатка.
— Сама ты лысина! Это имидж, дура! — рыкала вторая.
— Девочки! Не ссорьтесь! Я точно знаю. Боярский шляпу снять просто не может. Она у него приклеена к парику. Он даже в Кремле на встрече с Президентом не смог ее снять. Хотел, но не смог. Специальный клей, супер-секретный.
Чуть в стороне на диванчике сидели две подружки. Вечно молодая Людмила Гурченко и, на ее фоне уже начинающая стареть, певица Земфира. Девушки вполголоса ворковали о чем-то своем, девичьем.
В трех шагах от них на повышенных тонах пререкались Андрей Макаревич, Станислав Говорухин с неизменной трубкой во рту и Геннадий Хазанов. Проходившие мимо и слышавшие хотя обрывки фраз, были крайне разочарованы. Популярные личности спорили отнюдь не об искусстве или политике. Предметом жесткого диспута был очередной, сто восемнадцатый по счету, проигрыш нашей национальной сборной по футболу. Какая уж тут национальная идея, если мяч в чужие ворота закатить не можем. Позорище!
В просторном вестибюле концертного зала наша троица остановилась в самом центре. Кристина в своем скромном крепдешиновом платье, расчетливо когда-то перешитом мамой из бабушкиного выходного наряда, в белых по локоть перчатках и изящной шляпке, а ля Вивьен Ли, произвела на весь бомонд шоковое впечатление.
Как выяснилось, сегодня — это самый супер-всхлип моды. Спросите у Вячеслава Зайцева или у Валентина Юдашкина. Они без сомнения подтвердят. Самый самый. Супер супер.
При первом, даже мимолетном взгляде на нее, в ушах у любого, старше сорока, невольно начинала звучать мелодия «Вальс цветов» из фильма «Мост Ватерлоо», с незабвенной Вивьен Ли в главной роли.
«За дружбу старую — до дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина!
За счастье прежних дней!».
Кто такая? Почему не знаем? Откуда? Главное — зачем? Что ей тут делать? Два бравых живописца по бокам только усугубляли общее смятение и возмущение.
Женщины кучковались тройками, четверками. Шипели, как ядовитые змеи:
— Стерва! Новая пиявка Никаса?
— Не похоже. У него вкус получше.
— На какой только помойке отыскал.
— Не завидуй, девушка! От зависти случаются морщины.
Мужчины в своих кружках вели другие беседы:
— Оба-а на-а! Не перевелись еще девушки в русских селениях!
— Такие в селениях не водятся. Они гнездятся в других местах.
— Знаешь, в каких? Подскажи адрес.
— Легко! Читалка театральной библиотеки, читалка Ленинки, читалка Некрасовской библиотеки, читалка…
— Понял, понял.
Как только к группе мужчин подходила любая из женщин, разговор мгновенно переключался на футбол, хоккей, бизнес, на что угодно. Только не о Кристине.
Под перекрестным обстрелом всей элитной тусовки столицы, Кристина, как и каждая женщина, тут же объявила, ей необходимо срочно попудрить носик. И скрылась своей эксклюзивной летящей прихрамывающей походкой в толпе зрителей и журналистов.
Майк Кустофф и Никас Сафронов долго смотрели ей вслед.
— Где ты откопал это сокровище? — без тени иронии спросил Никас Сафронов Майка.
— Места знать надо, — буркнул тот.
Вокруг шумела, толкалась, клубилась, извивалась гламурная столичная тусовка. Достать билеты на концерт смогли только лучшие из лучших. В смысле, богатые из богатых.
— Пожалуй, я напишу ее портрет, — задумчиво сказал Никас.
— Опоздал. Я уже работаю над ним. И вообще! — довольно резко ответил Майк, — Вас здесь не стояло, ясно?
— Не денег ради, искусства для, — понимающе кивнул Сафронов. — Между прочим, у меня и в мыслях ничего такого. Только портрет.
— Знаем мы вас, — буркнул Майк, — Мы с тобой одного поля ягоды.
— Блажен, кто верует! — ответил Никас.
— Вас здесь не стояло! — зло повторил Майк Кустофф. Уже без капли юмора.
Майк и сам не ожидал от себя подобной агрессии. Никогда за всю жизнь он ни с кем не вступал даже в малейшее соперничество из-за женщин. Всегда был спокоен и уверен. Мое всегда будет при мне. Эта посмотрела на приятеля, хрен с ней, подруга ничуть не хуже. Правда, и не лучше. Все они.… Терять голову, надо быть последним идиотом. Будь она хоть принцессой Дианой. Одна чуть лучше, другая чуть хуже, все они.… Так или приблизительно так рассуждал Майк, пока в его жизни не появилась Кристина.
Кристина в своей старомодной шляпке, тридцатых-сороковых годов, действительно, произвела на всех знакомых, малознакомых и вовсе незнакомых ошеломительное впечатление. После концерта, уже в номере отеля и сам шансонье, и композитор Шарль Азнавур тоже оказался в ряду ошеломленных и потрясенных.
До начала в зале шумела, бурлила, клокотала и переливалась всеми цветами радуги столичная гламурная тусовка. В полном боевом составе. Крики и писки последней, предпоследней и даже завтрашней моды. Украшения, цены которых зашкаливало за все мыслимые пределы. Множество ноликов, ноликов, ноликов. Казалось, слабый пол ринулся соревноваться, у кого окажется больше этих самых ноликов.
На концерте Кристина сидела в самом первом ряду. Справа Майк Кустофф, слева Никас Сафронов. Два часа она просидела, не шелохнувшись и, кажется, даже не моргая. Щеки ее пылали, глаза блестели. С какой-то нечеловеческой жадностью ловила несущийся со сцены поток нежности, ностальгии и любви. Боялась упустить хоть каплю этого потока, пропустить хоть одну ноту, взгляд, жест своего кумира.
Господибогмой! Господибогмой!
Она слышала его прерывистое дыхание в паузах, видела бисерные капли пота на его красивом лбу, ощущала даже запах его терпкого мужского одеколона.
— Браво-о, Азнаву-ур! Браво-о!!!
— Шарль! Шарль! Мы тебя люби-им!!!
После концерта, как и обещал Никас Сафронов, Кристина в сопровождении его и Майка, оказалась в вестибюле все той же гостиницы «Ренесанс», что обосновалась на Олимпийском проспекте. Она была как в тумане. Почти ничего не видела, почти ничего не запомнила. В ушах ее непрерывно звучал голос Шарля Азнавура.
И музыка, музыка, музыка…
Очнулась Кристина только когда оказалась посреди просторного номера знаменитого француза. А прямо перед ней стоял он сам. Собственной персоной. Стоял и улыбался. Так приветливо и располагающе, будто они были знакомы лет двести, и сейчас вот, наконец-то, после долгого перерыва встретились.
Азнавур подошел к ней совсем близко, взял ее за руку и начал что-то тихо и приветливо говорить. Своим знаменитым, чуть с хрипотцой голосом.
Все присутствующие в номере, а было их помимо Кристины и Азнавура, человек восемь-десять, делали вид, будто не обращают на эту пару ни малейшего внимания. Все разбились на тройки, и о чем-то тихо вполголоса беседовали. Сами при этом, разумеется, не спускали пристальных взглядов с Азнавура и Кристины.
