— Именно так! Советую вам не забывать этого. И соблюдать дистанцию. А что касаемо ваших работ, — продолжая заполнять бланк, сказала Кристина, — Достаточно и беглого взгляда, чтобы понять…

— Понять… что? — оживился Майк.

Кристина подняла на него свои большие темные выразительные глаза. Несколько секунд молчала. Взвешивала, стоит ли вообще продолжать этот пустой разговор. Или попросту прекратить. Хозяин мастерской напряженно ждал. Или, наверняка, только делал вид, что заинтересованно ждет ответа.

«Фигляр!» — про себя констатировала она.

— Стало быть, вам не нравятся мои работы? Категорически?

— Именно так! — с вызовом ответила Кристина.

— Нельзя ли поподробнее?

— Давайте договоримся сразу! Сначала предъявите паспорт! Без него я не могу.… И расплатитесь за телефон!

— Как прикажите! Как прикажите!

Кристина опять склонилась над столом, продолжила заполнять бланки и квитанции.

— Вот он, родимый! — неожиданно заорал Майк. И весело засмеялся.

Кристина вздрогнула, поморщилась. Потом укоризненно вздохнула и опять склонилась над бумагами.

Паспорт нашелся, действительно, в самом неожиданно месте. Лежал под чайником на небольшом столике в углу мастерской. Очевидно, хозяин использовал его как подставку. Майк потер обложку паспорта о полу халата, осторожно приблизился к столу. Положил паспорт на стол и медленным движением придвинул его к Кристине.

Та, казалось, просто не обращала внимания на все эти манипуляции хозяина мастерской. Взяла в руки паспорт, раскрыла его, внимательно сравнила фотографию с оригиналом.

— Простите, милая Кристина, боюсь совершить трагическую ошибку. В каком объеме вы берете на чай? Этого достаточно? — вкрадчиво спросил Майк.

Он покопался в карманах халата и осторожно положил на стол перед Кристиной несколько бумажек. Разного достоинства. И одну купюру чуть в стороне.

— Знаете, что-о!? — гневно сказала Кристина. Она даже порывисто привстала из-за стола. Щеки ее запылали, глаза и без того темные, потемнели еще более.

— Что-то не так? — испуганно спросил Майк.

— Вы эти тупые купеческие замашки бросьте! Не все в этом мире продается.

«Ни фига себе-е! Или дура, или…» — промелькнуло в голове Майка.

— И в ваших унизительных подачках я не нуждаюсь! — тем же обличительным тоном, продолжила Кристина, — Мне вполне хватает зарплаты.

— Сколько платят, если не секрет? — вырвалось у него.

— Господибогмой! Вас это совершенно не касается!

— Извините, простите! Никогда более! Ни под каким видом!

Несколько секунд оба продолжали глазеть друг на друга. Как зверушки. Собачки, кошки и прочие лохматые хвостатые. У людей есть такая детская забава, кто кого пересмотрит. Кто первым отведет глаза, тот и проиграл. Тот, стало быть, слабее. Майк и Кристина тоже явно вознамерились сыгрануть в эту детскую игру.

— Кристина-а! Кристина-а! — улыбаясь, задумчиво протянул Майк. — Красивое у вас имя.

— Не могу ответить вам тем же, Михаил! — с достоинством ответила она.

Оба продолжали сверлить друг друга взглядами. Майк с едва заметной усмешкой. Кристина с вызовом, готовая на любые происки и посягательства дать решительный отпор.

Все-таки, первой отвела глаза Кристина. Но вовсе не потому, что почувствовала себя побежденной. Ей просто необходимо было завершить заполнение бланков. Работа, прежде всего. Она пододвинула к себе стул, опустилась на него и склонилась над бумагами.

— Стало быть, вы разбираетесь в живописи? Это в вашем-то юном возрасте?

Кристина промолчала. Майк счел ее молчание знаком согласия.

— Позвольте полюбопытствовать, милая Кристина, кто, в таком разе, ваш любимый художник? Небось, сам Никас Сафронов? Илья Глазунов? Или кто-нибудь из этих новомодных придурков, авангардистов, сюрреалистов, концептуалистов? Восторгаетесь, небось, как и все «Черным квадратом»? Малевич, Кандинский?

— Не тратьте порох, Михаил! — с ударением ответила Кристина.

Она действительно почему-то не любила это имя. Блатное какое-то! «Мишка, Мишка! Где твоя улыбка?» Хотя, с другой стороны, Михаил Булгаков. Михаил Кутузов.

— Мой любимый художник — Карл Брюллов! — неожиданно для себя закончила она.

— Солнышко-о! — вырвалось у Майка.

Он, покачивая головой, попятился назад, наткнулся на старый кожаный диван, не глядя, плюхнулся на него и, скрестив руки на груди, удивленно уставился на Кристину.

— Вы какое-то… доисторическое ископаемое! Думал, такие отошли в прошлое. Вместе с дирижаблями и двухместными велосипедами.

— Между прочим, это уже хамство, — сдержанно констатировала Кристина.

— Ваш Карл Брюллов был придворным лакеем, — не слушая, продолжил Майк, — Вот уж кто был только и озабочен тем, как бы угодить вкусам, так называемого, «высшего света». Всю жизнь пресмыкался перед властями всех мастей.

Кристина побледнела, перестала писать. Потом медленно поднялась из-за стола и вдруг… в ярости шваркнула об стол шариковой ручкой. Та, как резиновая, подскочила вверх и, описав замысловатую дугу, упала куда-то в дальний угол мастерской.

Майк удивленно вскинул брови.

Стоящая за столом юная особа с темными выразительными глазами, одной рукой придерживала себя за горло, пальцем другой руки грозно трясла в направлении лица Майка.

При этом жадно хватала широко раскрытым ртом воздух.

— Не смейте-е!!! — яростным, гневным шепотом выдавила она, наконец. — Не смейте чернить своим грязным языком величайшего живописца всех времен и народов! Вы его и пятки не стоите!!! Вы слышите, не смейте!!!

Еще не проснувшись, на зыбкой грани сна и бодрствования, Карл Брюллов почувствовал какой-то странный запах. Пахло чем-то… чем-то вроде серы. Художник довольно часто в своих фантастических снах видел не только яркие краски, но и ощущал запахи. Правда, чаще всего на утро, ничего не помнил.

Не открывая глаз, Карл пробормотал:

— Юлия! Чем так противно пахнет?

И в ту же секунду получил оглушительную затрещину.

Карл открыл глаза и увидел… прямо перед собой разгневанную молодую женщину, поразительно похожую на графиню Юлию Самойлову. Наметанным глазом художника Карл сразу же подметил маленькую родинку над верхней губой. У Юлии никаких родинок никогда не было. Да и вообще!

Чертами лица женщина, конечно, походила на Прекрасную Юлию, но глаза были довольно пустоваты и на шее уже наметились преждевременные морщины.

«Простолюдинка!» — машинально отметил про себя Карл и опять закрыл глаза, чтоб досмотреть до конца этот нелепый сон.

Но это был не сон.

— Юлия!? Значит, так зовут потаскушку, к которой ты шляешься каждый вечер! — заверещала женщина противным скрипучим голосом.

Карл открыл глаза. И тут же получил еще одну затрещину. Теперь по левой щеке.

Это было уже слишком! Левая щека Карла была неприкосновенна. Еще в далеком детстве деспотичный отец так ударил его за отказ рисовать кубы, что мальчик оглох на левое ухо и всю оставшуюся жизнь почти ничего им не слышал.

Карл рывком приподнялся с ночного ложа. Женщина отшатнулась.

— Ты кто!? — рявкнул Карл.

Женщина испуганно отступила на пару шагов и заплакала.

— Совсем с ума сошел!? Уже не помнишь, как собственную жену зовут! — начала рыдать она. — Что с тобой происходит, Кайл?

«Кайл!?» — молнией пронеслось в голове Карла. «Кажется, я схожу с ума! Только этого не хватало!».

Женщина продолжала верещать своим визгливым, противным голосом что-то о пьянстве и распутстве ее мужа, о несчастных детях, о долгах соседям… Карл почти не слушал. С изумлением и страхом он оглядывался по сторонам. Комната была ему незнакома.

Убогая обстановка производила удручающее впечатление. Здесь явно жил художник, явно в нищете и явно быстрыми темпами пропивал свой талант.

Неблагополучие просто бросалось в глаза.

— Как тебя зовут… несчастная? — тихо спросил Карл.

— Ливия, — плача, ответила женщина. В ее огромных, почти «самойловских» глазах, пульсировало неподдельное горе.