— Посмотри! Какая симпатичная пара! Наверняка, они скоро поженятся.

— Наверняка, уже разводятся! — буркнул старик. — Делят мебель.

— Ты все видишь исключительно в негативном свете. Это просто смешно!

— Сама сними розовые очки! Она хромая, не видишь?

— Это лишний раз говорит о его благородстве. Неужели не видишь, он ее любит!

— Он ей и сломал ногу.

— Не говори гадостей! Как у тебя только язык поворачивается!

— Я всегда говорю только правду.

— Опять приступ геморроя? Дать таблетку?

— Нет у меня никакого приступа! Помолчи! Дай спокойно подумать.

— В этом пиджаке вы похожи на официанта! — неожиданно произнесла Кристина.

Было выше сил, стерпеть подобное. Даже от такой неординарной личности. Именно от нее Майк не смог стерпеть. На всех других ему давно было наплевать с Эйфелевой башни. Он медленно снял пиджак, тщательно проверил карманы, вынул все мелочи, распихал их по карманам джинсов, скомкал пиджак, сильно размахнулся и… закинул его далеко-далеко в воду! Почти на середину Москвы-реки.

Кристина тихо вскрикнула. Майк, очень довольный собой, усмехнулся.

— Господибогмой! Что за выходки!? Вам они совершенно не к лицу!

— Знать бы, что мне к лицу, — пробормотал он.

Свернутый в ком белый пиджак тихо покачивался на едва заметных речных волнах. Издали он был похож на сложившего крылья и уснувшего лебедя.

Несколько тактов из балета Чайковского здесь были бы очень кстати.

— Мальчишество какое-то!

Они, не оглядываясь на «лебедя» медленно побрели дальше по набережной. Майк ни на секунду не закрывал рот. Его будто прорвало. Что он молотил и сам не слышал. Кристина, кажется, тоже. Она с изумлением смотрела на Майка во все глаза. Сделав этот широкий театральный жест, он явно избавился не только от дурацкого пиджака. Освободился от чего-то более важного. Кристина это почувствовала.

Неожиданно Майк остановился, как вкопанный.

— Кристина! — глухим голосом, не глядя на нее, сказал он, — Я не могу без вас! Не гоните меня.

— Не торопитесь, Михаил! — вежливо, но твердо ответила она.

В летнем открытом кафе почти не было посетителей. Две-три парочки с детьми. Рай. Майк неподвижным взглядом смотрел на Кристину. Кристина обозревала окрестности.

Подошла официантка.

— Что желаем?

Майк кивком головы указал на Кристину.

— Пломбир! — сдержанно сказала Кристина. — С клубникой.

— Естественно, то же самое. И два бокала фруктовой воды. С пузырьками.

— Это лишнее, — уточнила Кристина.

— Тогда полтора бокала, — не задумываясь, сказал Майк.

— Полтора, это… как? — недоуменно спросила официантка, — Так не положено!

— Лично мне одного мало, два много, полтора будет в самый раз. Принесите два полных, — терпеливо объяснял Майк.

— Из одного ровно половину вылейте за борт. Одного мне обычно недостаточно, — пояснил он Кристине.

— С ума сойти! — пожав плечами, пробормотала официантка.

— Каждый платит за себя! — строго сказала Кристина.

— Разумеется, естественно. Всегда. Во веки веков. Аминь! — поспешно согласился Майк.

— Для меня это принципиально. Никогда никому ни в чем не была обязана. И впредь не собираюсь.

«Бедная девочка!» — подумал Майк. «Никогда, никому, ни в чем! Не сахарное, видно, у нее было детство. И отрочество с юностью тоже!».

Появилась официантка с подносом. Поставила перед каждым вазочки мороженного с клубникой. Потом, поглядывая на Майка с плохо скрываемым презрением, поставила перед ним бокал воды с пузырьками. Второй, покачивая бедрами, как во время приличной качки, поднесла к борту, на глазок отлила за борт половину бокала, поставила на столик.

— Какие еще заказы, претензии, капризы? — сдержанно спросила она.

— Восторг! — обаятельно улыбнувшись, ответил Майк. И, не удержавшись, добавил, — Чувствую, вам хочется и меня вышвырнуть за борт? Я не ошибся, солнышко?

— С камнем на шее, — в тон ему ответила официантка.

— Само собой.

— Но это запрещено законом!

— Мечтать не запретишь, — понимающе кивнул Майк.

— Все?

— Вы свободны, ласточка! — изысканно вежливо ответил Майк.

Потом, не менее двадцати пяти минут оба, искоса поглядывая друг на друга, молча, поглощали мороженое. И за все это время буквально не произнесли ни единого звука.

Согласитесь, в наше болтливое, суетное, нервное время пара, сидящая в кафе, меланхолично поглощающая мороженое и, при этом не произносящая ни звука!? Подобное встретишь не каждый день. Почти тянет на рекорд во всемирной олимпиаде молчунов. Где-нибудь в Скандинавских странах. Но их диалог не прерывался ни на секунду. Оба это чувствовали. И обоих это очень настораживало. Подобное единение душ встречается крайне редко.

— Сходим в парк Горького? — неожиданно предложил Майк. И сам не ожидал, как-то так, вырвалось. Не иначе по детской привычке.

— Зачем!?

Кристина резко остановилась. Сказать, удивилась, ничего не сказать. Она изумилась, и где-то даже оскорбилась. Будто Майк неожиданно предложил обоим раздеться догола и сигануть в Моску-реку. По причине теплой хорошей погоды.

— Покачаемся на качелях. На колесе обозрения, — пожав плечами, сказал Майк.

— Зайдем в комнату смеха, — в том ему съязвила Кристина.

У нее это всегда блистательно получалось. Язвительная ирония. Но это только для умных. Майк же, в данную минуту, обитал где-то с плоскости митрофанушки. Никак не мог взять верный тон. Не врубался.

— Можно и в комнату смеха. Что особенного?

Майк недоуменно пожал плечами. Он уже вполне созрел, чтоб всерьез обидеться.

— Как вы успели заметить, у меня имеется некоторый физический недостаток. Усугублять его уродливыми отражениями у меня нет ни малейшего желания.

— Кристина! У вас нет недостатков! — чуть не закричал во всю глотку Майк. Во всяком случае, произнес это громко, четко, искренне и очень взволнованно.

— Оставим это! — жестко ответила Кристина.

— Я знаю, что говорю! Все-таки, я художник, как никак. И вдобавок мужчина. Уж поверьте, вы на редкость гармоничная личность!

— Знаю. Но от этого ничуть не легче, — с неподдельной грустью, ответила она.

Впервые за все их встречи Кристина вдруг позволила себе чуть расслабиться. Ей до ужаса захотелось кому-нибудь пожаловаться. На все сразу. На жизнь. На ее несправедливость. На внезапную раннюю смерть мамы. На ежедневную травлю соседок по подъезду.

Долгие годы она терпела. Терпела, терпела. И была вечно одна. Одна, одна, одна. Ни подруг, ни родственников, никого.

И вдруг Кристина не выдержала. Всхлипнула каким-то почти звериным всхлипом и бросилась к Майку. Поскольку была значительно ниже ростом, она уткнулась лицом ему куда-то под мышку и разрыдалась.

— Господибогмой! — едва слышно шептала она, — Господибогмой!

Майк ожидал чего угодно, только не подобного эмоционального всплеска. Он как-то неуклюже, неловко, будто никогда не обнимал женщин, прижал к себе Кристину. И начал, как маленького ребенка гладить по волосам.

— Ничего, ничего. Все в порядке. Вы просто переутомились! — бормотал он.

Майк хотел было поднять ее лицо, чтоб заглянуть в глаза, понять, в чем дело, что случилось. Но Кристина только еще глубже зарылась лицом ему под мышку и продолжала трястись от рыданий. Как городской щенок на даче во время летней грозы.

Приступ рыданий Кристины прекратился так же внезапно, как и начался. Это было как порыв ветра. Налетел, пригнул листву кустов до земли, завертел мусор возле урн, взлохматил прически прохожим и стих. Будто и не было.

Кристина одной рукой, кулачком уперлась Майку в грудь, другой, чуть отвернувшись в сторону, несколько раз с силой провела по лицу. Утерла ладонью слезы и вдруг, резко оттолкнувшись от Майка, быстро зашагала по набережной.

Майк едва успел нагнать ее. Она почти бежала.

— Извините. Со мной бывает. Чрезвычайно редко. Извините, — бормотала она.