К счастью, топили хорошо: батареи в гостинице жарили на совесть. И этим самым она оправдывала свое экзотическое для Севера название – «Оазис». Лада даже подумывала не искать съемную квартиру, а остаться здесь на весь срок службы Сергея. Родители готовы были платить за ее относительно цивилизованное проживание. Места ей с Димкой вполне хватало. Гнать ее из гостиницы никто не собирался – она практически пустовала! Приезжий люд селился в гостинице попроще и подешевле – была и такая в городе, вблизи местного аэропорта. Что-то типа «дома крестьянина»! А в «Оазисе» останавливались в основном родители новобранцев, которые приезжали в гости к своим солдатикам. Здесь привыкли к гостям в серых колючих шинельках и таких же серых холодных шапках. Они приходили в гостиницу в увольнение, обколачивали на коврике у порога кирзовые сапоги и, громко цокая подковами, шли в номера, где их ждали мамы и папы, сестры и жены, возлюбленные и любовницы с домашними котлетами и пирогами, чаем с вареньями и конфетами, с задушевными разговорами до утра, с жаркой любовью и не менее жаркими слезами и с беспокойным сном на скрипучей раскладушке – ее давала горничная для ночевки гостя в номере.

Утром то и дело кто-то громыхал в длинном коридоре подковами, застегивая наспех солдатские одежки, – проспавшие спешили в часть получать заслуженные пендали.

Более удачливые или хитрые жили три дня в гостинице, сладко отъедаясь, отсыпаясь, наслаждаясь телевизионными «метелями» и «снегами». Потом и у них заканчивался этот короткий праздник. Мамы, папы и любимые уезжали домой, а солдатики возвращались в часть и долго еще вспоминали счастливый короткий отпуск в «Оазисе».

Особый наплыв гостей случался с четверга на пятницу и продолжался до понедельника.

И только Лада никуда не уезжала. Она обжила свой номер быстро и уже не прятала кипятильник от горничной: понятно, что он у нее был! Она вообще в первый день купила в хозяйственном магазине на площади все, что ей нужно: электроплитку, кастрюльку, ковшик. Ну и кое-что у нее в багаже было: две ложки, две вилки, нож, пластиковая миска и пластмассовые чашки. Худо-бедно жить можно было. И ради спасения семьи Лада готова была так жить какое-то время. Если б не Димка и его кашель…

В больницу она пришла заранее, но уткнулась в крепко запертую дверь, на которой трепетал приколотый кнопками листик из тетради в линейку. В сумраке полярной ночи она бы и не разглядела, что на нем написано, но под козырьком у входа моргала умирающая лампа дневного света под молочным колпаком, и в момент вспышки ее Лада рассмотрела кривые угловатые буквы: «Карантин!»

И все! «А как же встреча… с доктором?» – Лада не понимала, почему нет ни слова про то, где состоится общение с лечащим врачом ее Димки.

Она подергала дверь. Закрыто было надежно и крепко, на внутренний засов. Лада видела его – надежный запор. Такой не сломаешь, сколько ни тряси дверь.

Она стала стучать, но никто не подходил с той стороны. Наверное, стука просто никто не слышал. Она колотила в дверь пяткой и скоро отшибла ногу. Лада перестала стучать и стала ходить вдоль стены, от угла до угла, мимо крыльца и закрытой намертво двери. Она все ждала, что лязгнет запор, отодвинется щеколда и кто-нибудь будет выходить, и тогда она прошмыгнет внутрь.

Но никто не выходил, а время назначенной встречи давно истекло. И Лада замерзла, маршируя под окнами больницы. Она даже в окно первого этажа не могла заглянуть – они были на недосягаемой высоте.

Лада вспомнила Димку, которого оторвали от нее чужие неласковые руки, и разрыдалась. В отчаянии она стала снова бить в двери пяткой и наконец услышала изнутри:

– Ну, и хто там фулюганит? Щас милицию вот позову, и все!

– Открывайте! – закричала Лада. – У меня встреча с врачом!

За дверью кто-то пробурчал про «шляющихся тута всяких», щеколда отъехала в сторону, и Лада едва не упала в проем открывшейся двери.

Вчерашняя санитарка в тесном халате.

– Дохтур все встречи перенес. Он сам заболел! – Тетка улыбалась, видать, ее очень радовала эта несуразность: доктор и вдруг заболел! – Через неделю приходите!

– Как?! Как через неделю?!!! – Лада чуть не задохнулась от возмущения. – Я же ничего не знаю про ребенка!!!

– А что знать?! Присмотрен! Не то что у тебя, мамаша! Вона как застудить-то смогла – воспаление легких, с двух сторон! Мамаша, тоже мне!!!

Потом она посмотрела внимательно на Ладу, увидела ее зареванное лицо и сменила гнев на милость:

– Хватит реветь-то! Иди вон с другого крыльца. Там вход для посетителей и справочное. Там все скажут. А тут вход только с больными, на госпитализацию.

Лада побежала, проваливаясь в снег, – в темноте она постоянно попадала одной ногой мимо натоптанной тропинки. Здание оказалось длинным. Приемный покой находился в торце здания, и Ладу с Димкой накануне подвезли к нему в машине скорой помощи с одной улицы. А главный больничный вход, расположенный с другой стороны, был совсем не виден из-за выстроенных вокруг него строительных лесов. Прямо от входа на хорошо освещенную улицу вела аллея с высаженными по сторонам пушистыми елками.

Входная дверь поскрипывала на ветру, что не могло не радовать – открыто, стало быть. «Слава богу, тут не карантин!» – машинально подумала Лада и толкнула дверь.

Прямо напротив входа в застекленной будке с надписью «Справочное» восседала дама внешности королевской. Бюст как у кустодиевской купчихи – белый халат с трудом застегнулся на перламутровые пуговицы, на голове копна выбеленных гидроперитом волос, завитых в крупные локоны, ресницы густо накрашены черной тушью, тени – густо-голубые, а губы – ярко-красные, ярче не бывает. На румяной, как яблоко, щеке – черная аккуратная родинка, похоже, нарисованная. Шея молочная в складочку, в оригинальном вырезе кофточки – золотая цепочка, с кулончиком, который, как на полке, покоился на груди. Ногти с маникюром в тон алой помады – длинные, хищные, а толстенькие, как сосиски, пальчики – в кольцах и колечках.

На Ладу эта дама посмотрела как на пустое место. Она листала журнал мод, и отрывать ее от такого занятия было почти что совершать преступление.

– Как фамилия? – раздраженно переспросила она.

– Дима. Долинин. Поступил вчера. Отделение детское.

Дама пошуршала бумажками и выдала:

– Палата номер три, состояние удовлетворительное.

– А температура?

– А температура… тридцать восемь и три температура.

– А что ему делают? Ну, уколы, там… Банки?

– А вот что ему делают – это уже дело доктора, у него и спрашивайте.

Хозяйка «Справочной» потянулась к окошечку, чтобы захлопнуть его перед носом у Лады, – что зря выстуживать норку уютную и теплую?! Не август на дворе!

Но Лада вцепилась в заслоночку из оргстекла, не давая закрыть окошечко.

– Подождите, пожалуйста! Я ведь как раз за этим! Я должна была увидеться с доктором, ну, с лечащим, который сына моего… – выпалила Лада скороговоркой, чтобы успеть сказать все до того момента, когда красивая и важная тетенька закроется от всего мира за своей стеклянной стеной и не услышит, как ей стучат. – Вот. А мне сказали, что доктор этот заболел!

– Ну, бывает! Доктор – он ведь тоже человек, и ничто человеческое ему, как говорится, не чуждо! – важно изрекла дама.

– Конечно-конечно! – поспешила согласиться Лада. – А мне-то что делать?

– Как что? Ждать! У нас доктора долго не болеют.

– Как долго ждать?! – в отчаянии крикнула Лада.

– Девушка! Вы тут не кричите! – Дежурная встала в своем стеклянном «стакане» с деревянным «подстаканником», и Лада испугалась, что она бюстом разнесет стекло: к выдающейся внешности у белокурой красавицы была еще и стать гренадерская. – Номер телефона запишите и звоните! И нечего тут просто так болтаться! У нас, между прочим, карантин!

У Лады задрожали губы и из глаз покатились слезы. Крупные, как горошины, они просто скатывались и падали на ворс ее искусственной коричневой шубки.