— Сейчас вовсе не ранний час. Уже половина десятого. Кроме того… Это очень важно. — Сильвия снова потрясла брата за плечо. — Черт возьми, да проснись же!
На сей раз в голосе сестры прозвучала паника, и Кристиан наконец-то понял: произошло нечто весьма серьезное…
— Что случилось? — спросил он. И, едва задав этот вопрос, прочитал в глазах сестры, что она знала…
Должно быть, страх, охвативший герцога, отразился на его лице. Потому что сестра, усевшись на край кровати, в отчаянии пробормотала:
— О Боже, так это правда… — Она смотрела на него так, как будто впервые увидела. — Сначала я подумала, что это только сплетни. Подумала, что ты бы не смог… никогда бы не… даже после того безумия, которое ты устроил на церемонии венчания.
Кристиан не имел сил притворяться, но все же сделал попытку.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— О, Кристиан, не надо лгать! — воскликнула сестра.
И герцог тотчас же вспомнил, что лгать Сильвии совершенно бесполезно. Тяжко вздохнув, он спросил:
— Откуда ты узнала? Аннабел рассказала?
— Конечно, нет! Аннабел все еще в своей спальне, и я ее не видела.
— Но тогда как же…
Она прервала его, резким жестом указав на прикроватный столик и лампу китайского фарфора, что стояла там. Лампа была очень похожа на его собственную, но все-таки другая. Выходит, в утренней полутьме он дал Аннабел не ту лампу… Какая глупая ошибка… Какая беспечность…
— Ты взял не ту лампу в темноте, когда уходил из ее комнаты, верно? О чем ты вообще думал, когда брал лампу? Разве ты не понимал, что… Ах, теперь уже все равно, — со вздохом добавила Сильвия.
Сестра неправильно все истолковала, но он не стал поправлять ее. Для Аннабел будет лучше, если версия останется именно такой, и тогда большая часть вины падет на него.
Герцог пристально смотрел на лампу — и вдруг подумал, что теперь запомнит каждый ее изгиб, каждую деталь, запомнит этот стеклянный абажур и тщательно выписанные на нем пасторальные сценки на всю жизнь. Снова взглянув на сестру, он пробормотал:
— Так ты знаешь…
— И не только я, Кристиан. Слуги все знали еще до того, как я встала.
— Что?! Но откуда?!
— Гивенс рассказала мне о сплетнях среди слуг. Рассказала, когда пришла помочь мне с утренним туалетом.
— Но как слуги узнали?.. Они ведь знают, что никогда не должны являться без звонка.
— Да, но это — наше желание, Кристиан. А у наших гостей — другие предпочтения. Аннабел просила, чтобы ее разбудили в половине девятого и принесли ей кофе, так что миссис Уэллс послала Ханну с кофе, как обычно. И Ханна увидела лампу — твою лампу — на столике Аннабел, когда ставила туда поднос. А поскольку она милая, но не слишком умная девочка, — продолжала сестра, — то и сказала о лампе миссис Уэллс. Та сразу все поняла и тут же обсудила это со старшей горничной, должно быть, с большим удовольствием. Их разговор услышал дворецкий, так что…
— Так что все слуги знают, — со вздохом перебил герцог. Потом спросил: — А ее семья? Они знают?
— Я так не думаю, но…
— А можно ли им доверять? — снова перебил Кристиан. — Я имею в виду слуг…
— Я спустилась к ним и произнесла небольшую речь о вреде, который могут причинить сплетни. Но их молчания я гарантировать не могу. Однако ведь дело вовсе не в этом, не правда ли? Ты, Кристиан, переспал в моем доме с незамужней женщиной, которая находится под твоим покровительством. Ты понимаешь, что это означает?
Герцог опять вздохнул. И, уставившись в потолок, пробормотал:
— Ты совершенно права, разумеется.
— Да, права. Но ты знаешь, что теперь должен сделать?
— Знаю.
Столь короткий ответ показался Сильвии недостаточным. Она подождала немного, затем нахмурилась и взглянула на брата вопросительно:
— Кристиан, и что же?..
Герцог в очередной раз вздохнул.
— Ну… я поговорю с Аннабел. И разумеется, с ее отчимом и дядей. А тебе придется помогать Аннабел и ее матери с организацией, назначить дату, разослать приглашения… и все остальное. Мы представим все это газетам в самом благоприятном свете. То есть я все это время безумно любил ее. И влюбился настолько, что не смог бы вынести, если бы она вышла за другого. Она отказала мне довольно грубо, но после положенного срока наконец согласилась выйти за меня. Ну… и так далее. Думаю, ты сама знаешь, как лучше об этом рассказать.
— Это будет звучать как романтическая история любви, — с усмешкой заметила Сильвия.
— Пусть звучит. А я поеду в Скарборо, встречусь с викарием и подготовлю все. Мы устроим свадьбу там. Когда вы с Аннабел назначите дату, дайте мне знать. Может быть, через две недели?
— Полагаю, выйдет дольше, чем две недели. Ведь ты должен провести в Скарборо не меньше пятнадцати дней, иначе тебе придется просить особую лицензию на проведение церемонии.
— А от этого сплетни только разрастутся, — пробурчал герцог. — Следовательно, я немедленно отправлюсь в Скарборо. И мы напечатаем объявления — как и подобает. Я займусь этим сегодня же. А если ждать слишком долго…
— Все, достаточно, — перебила сестра. — А впрочем… Есть кое-что еще. Кристиан, не могло ли случиться так, что… — Она в смущении помолчала, затем проговорила: — Ведь может быть ребенок, знаешь ли.
Ребенок?.. Проклятие, он даже не подумал об этом. Ему тотчас же вспомнилась покойная жена, и его страх превратился в боль.
— Ты не виноват в том, что случилось с Эви, — поспешно сказала Сильвия — будто прочитала мысли брата. — И Аннабел — не Эви. Ничего похожего.
Герцог молча кивнул, а его сестра продолжала:
— Ты сможешь простить себя за Эви, милый. И за тот брак, который с самого начала был обречен на неудачу.
— Но я не… — Кристиан умолк, когда перед его мысленным взором появилось лицо Эви. — Не думаю, что у меня получится…
— Придется сделать так, чтобы получилось. Ради Аннабел, ради твоего брака с ней, ради ваших детей и ради себя самого ты должен забыть прошлое. — Сильвия сжала его плечо и тут же, поднявшись, вышла из комнаты.
Герцог тотчас выбрался из постели и дернул за шнурок звонка, вызывая Макинтайра. Тот помог хозяину побриться и одеться, так что теперь ему лишь оставалось встретиться лицом к лицу с последствиями своего легкомыслия… и со своим прошлым.
Аннабел сидела на краешке кровати, изучая лампу на прикроватном столике — лампу с молочно-белой подставкой и стеклянным абажуром, лампу, которая ничем, за исключением формы, не отличалась от точно такой же, которую она ночью оставила в комнате Кристиана.
А слуги знали… Она поняла это, когда увидела в зеркале отражение лица кухонной девчонки, оставившей поднос с кофе. Та посмотрела на лампу, затем бросила взгляд на сидящую в постели Аннабел — и снова перевела взгляд на лампу.
Аннабел поначалу не придала замешательству горничной ни малейшего значения, и только потом, когда Ханна ушла, поняла, что вчера вечером брала с собой в комнату Кристиана другой светильник. Именно в этот миг она и осознала все значение своей чудовищной ошибки, но, увы, было слишком поздно.
Час спустя, когда к ней пришла Лиза, чтобы помочь с туалетом, она узнала от своей ирландской горничной, что говорили о ней и о его светлости.
Все слуги думали, что это Кристиан пришел к ней ночью, а затем якобы унес с собой по ошибке не ту лампу. Но детали не имели значения, главное — слуги знали, что она разделила постель с хозяином дома. И кроме того…
Ох, она же не подумала еще об одном последствии. Ведь мог появиться ребенок! Когда она была с Билли Джоном, то еще не понимала — или не задумывалась об этом, — что после любовных утех могут появляться дети. К счастью, от Билли Джона она не забеременела, но вчера все могло выйти иначе. И на этот раз она не могла бы пожаловаться на собственную неосведомленность…
Глядя на лампу, Аннабел вдруг ощутила, что от страха у нее начала кружиться голова. Но стыда она не испытывала. Хотя, наверное, следовало бы. Второй раз в жизни она связалась с тем, кто не мог на ней жениться, и должна была бы сгорать от стыда и раскаяния за свое распутное поведение — как и в тот, первый раз. Ей следовало бы сожалеть о том, что она пришла в комнату Кристиана, а также о тех жарких и страстных мгновениях, которые они провели вместе. Но она ни о чем не сожалела. Не сожалела о том, что вела себя как шлюха. Но о ее поведении стало известно. И если до ее семьи дойдут какие-то слухи или она забеременеет… О, это навлечет позор на всех на них! Только об этом она и сожалела.
