Так же, как другие романы Достоевского, «Бесы» отличаются большой философской насыщенностью. Философская полемика здесь непосредственно вторгается в сюжетную ткань романа, отдельные его образы и ситуации представляют в то же время своего рода философские аргументы, подтверждающие или опровергающие доводы, выдвигаемые героями в их драматических спорах и идеологических столкновениях.

Реакционная политическая и философская тенденциозность «Бесов» обусловила искусственность построения, надуманный мелодраматический характер многих сцен романа, в которых изображены нечаевцы. Тем не менее большое искусство Достоевского — романиста проявилось и в этом романе — памфлете. Достоевский нарисовал в «Бесах» множество разнообразных лиц, сделав их участниками единой, непрерывно развивающейся цепи остродраматических событий. Русское провинциальное общество обрисовано в «Бесах» в своих различных, многообразных социальных и психологических разрезах. Каждый из многочисленных персонажей «Бесов» психологически не отделен от других, но связан с ними, и все они, несмотря на разнообразие своих характеров и психологии, живут и движутся в едином жизненном потоке, который, разбиваясь на множество отдельных ручейков, определяет их частные судьбы. Умение Достоевского представить общую историческую атмосферу и судьбу каждого отдельного человека, политику и быт, социальные страсти и индивидуальную психологию персонажей в их единстве и взаимосвязи, подчинив движение образов развитию философской мысли, получило в «Бесах» яркое выражение, несмотря на реакционный замысел этого антинигилистического романа — памфлета, в котором облик участников тогдашнего революционного движения изображен в кривом зеркале.

Форма хроники, примененная Достоевским в «Бесах» (позднее в видоизмененном виде она нашла применение также в «Братьях Карамазовых»), потребовала от автора создания новой для него фигуры рассказчика — хроникера. Впоследствии эта фигура вызвала большой интерес М. Горького и несомненно в какой‑то мере была учтена им в его романах- хрониках (например, в «Жизни Матвея Кожемякина»), Рассказчик в «Бесах», в отличие от Ивана Петровича в «Униженных и оскорбленных», не столичный человек, не «литератор», а провинциальный обыватель с несколько (хотя и умеренно) архаизированным языком. Уже в зачине романа подчеркнуты литературная неопытность, «неумение» рассказчика (VII, 7); стиль его насыщен характерными словечками вроде «столь», «доселе», «многоопытный», оговорками, подчеркивающими его неуверенность в себе, и т. д.

Фигура рассказчика «Бесов» была создана Достоевским в период, когда проблемы художественного сказа привлекали к себе пристальное внимание Лескова. Но, как свидетельствует позднейшая полемика Достоевского с Лесковым,[306] задача, которую ставил перед собой автор «Бесов», была иной, чем та, которую преследовал автор «Соборян» и «Очарованного странника». Главной целью Лескова было воспроизвести тонкий стилистический узор речи человека из народа, своеобразно отражающей артистическую одаренность и яркость восприятия жизни, свойственные простому русскому человеку. Автор же «Бесов» хотел создать психологически убедительный образ пассивного, сбитого с толку надвигающимся на него неожиданным напором событий провинциального хроникера- обывателя. Рассказчик — хроникер в «Бесах» выступает не только как лицо, ретроспективно описывающее и комментирующее события романа, но и как участник этих событий, в которых он до самого конца играет довольно жалкую роль младшего друга и почитателя Степана Трофимовича Верховенского. Позволяя себе порой ядовито критиковать Степана Трофимовича и других лиц, рассказчик в «Бесах» тем не менее социально и психологически не противостоит им; напротив, он неизменно теряется и «стушевывается» перед ними, подчеркивая их превосходство, свою относительную незначительность по сравнению с героями первого плана. Таким образом, в противоположность образам рассказчиков у Лескова, рассказчик в «Бесах» — не сочувственно трактованная автором, а иронически изображенная фигура. На него распространяется пренебрежительное отношение писателя к остальным персонажам этого реакционною романа — памфлета. Впрочем, Достоевский не всегда считается в романе с образом рассказчика, становясь нередко на его место и передоверяя I ему свой авторский голос.[307]

Появление «Бесов» вызвало возмущение демократической критики и передовой общественности, оценивших роман как клевету на русское революционное движение. Реакционная предвзятость и тенденциозность Достоевского, писавшего свой роман «руками, дрожащими от гнева», помешали ему увидеть пропасть, отделявшую Нечаева от подлинных представителей русского освободительного движения, превратили персонажей «Бесов» в «марионеток», управляемых авторским вмешательством.[308] Утрированные им черты нечаевщины Достоевский, вопреки исторической правде, стремился приписать всему русскому роволюционному движению конца 60–х — начала 70–х годов. Это было глубоким заблуждением писателя.

Попытка Нечаева увлечь молодежь на путь псевдореволюционного авантюризма была одним из свидетельств того кризиса, который переживало в конце 60–х годов русское революционно — демократическое движение. Надежды поднять народные массы на открытую борьбу с самодержавием после спада революционной волны, ареста Чернышевского и других руководителей освободительного движения 60–х годов в условиях пореформенного капиталистического развития деревни становились все более зыбкими. Это обусловило в последующий период, в 70–е годы, переход части наиболее активных русских революционеров — народников к героической, но бесперспективной террористической борьбе с царизмом. Достоевский в некоторой степени уловил эту трагическую сторону тогдашнего революционного движения. Но, ослепленный враждой к революционерам, он вместо реальных образов героической революционной молодежи дал в «Бесах» ряд новых вариаций того типа социального отщепенца, блуждающего в густом мраке реакционно — индивидуалистических философских теорий и анархистских взглядов, который стоял в центре уже прежних его романов. Именно представителей этого психологического типа, порожденного деклассацией мелкобуржуазных слоев, распадом жизни и морали господствующих классов, Достоевский тенденциозно выдавал за фигуры, наиболее характерные для революционного подполья. Отрицая неизбежность буржуазно — демократической революции в России, рост революционных настроений у широких народных масс, писатель представил русских революционеров в «Бесах» в качестве группы враждебных народу, оторванных от него, «беспочвенных» индивидуалистов, сеющих вокруг себя смуту и разрушение. Все это обусловило глубокую политическую реакционность романа в тогдашних условиях, сделало его на десятилетия знаменем русской контрреволюции в борьбе с освободительным движением народных масс.

После «Бесов» Достоевский не сразу приступил к работе над следующим романом. Приняв на себя с начала 1873 года редактирование газеты «Гражданин», Достоевский более чем на год всецело отдается своим обязанностям редактора и работе над «Дневником писателя», который он регулярно помещал в «Гражданине» в течение почти всего 1873 года. Лишь в феврале 1874 года, незадолго до оставления «Гражданина», Достоевский приступил к новому роману «Подросток», законченному в ноябре следующего 1875 года.

В отличие от остальных романов Достоевского, написанных после закрытия «Эпохи», «Подросток» появился не в «Русском вестнике», а в «Отечественных записках» Некрасова и Салтыкова — Щедрина. Несмотря на Принципиальное, глубокое расхождение позиции Достоевского и программы «Отечественных записок», редакция журнала (и сам Достоевский) сочли возможным в условиях сложной исторической обстановки 70–х годов появление «Подростка» на страницах демократического журнала, тесно связанного с тогдашним народническим освободительным движением.