Восторженно отзывался о «Что делать?» сербский демократ — просветитель Светазар Маркович, называвший Чернышевского «гениальным писателем» новейшей социалистической школы и «великим учителем».[67]

Громадная роль Чернышевского в истории русского романа не исчерпывается тем, что он явился создателем жанра политического, публицистического романа, проникнутого поэзией мысли и пафосом активного преобразования действительности. Нарисовав в «Что делать?» и «Прологе» во весь рост реалистические образы русских революционеров, демократов, социалистов, Чернышевский сделал серьезный шаг вперед в решении проблемы положительного героя, неизмеримо расширил представления о возможностях духовного роста человека в общественно — преобра- зующей практике. Это определило глубочайшее влияние его романов как на жизнь, так и на дальнейшее развитие литературы.

«Все мы черпали из него и нравственную силу и веру в лучшее будущее»,[68]— писал Г. В. Плеханов о романе «Что делать?». О влиянии романов Чернышевского на идейное и нравственное формирование следующих поколений передовой молодежи, на воспитание подлинных революционеров, действовавших на новом этапе освободительной борьбы, неоднократно говорил В. И. Ленин.

В литературно — общественном движении 60–70–х годов возник своеобразный тип романа, основные черты которого получили наиболее яркое, глубокое и талантливое воплощение в «рассказах о новых людях» Н. Г. Чернышевского. Так определил великий русский революционер- демократ и утопический социалист свой роман «Что делать?».

Роман о «новых людях» имеет свои вполне определенные типологические приметы. В центре его — разночинец, человек демократических и социалистических убеждений, революционер, материалист и просветитель. Он занят общественной пли научной деятельностью во имя счастья всех, он ищет единомышленников и опору в народе, создает новую среду. Но роман о «новых людях» изображает не только героя высшего типа. Важно было раскрыть и трудный процесс пробуждения социального самосознания рядового разночинца, формирования его общественного, идейного и морального облика. Необходимо было показать драматическую историю духовных исканий разночинца, его «хождений по мукам», особенно осознания им своей враждебности либерализму.

Так сложились две основные разновидности романа о «новых людях». В одном случае воспроизводилась во всех подробностях социальная биография разночинца. Она раскрыиала историю его общественного и идейного роста. В другом случае главное свое внимание романист обращал на то общественное дело, которому служил его уже вполне сформировавшийся герой — разночинец, на ту среду, в которой он действовал. Очерк же биографический в такой разновидности романа отходил в предысторию, давался в форме отступления. Типологические признаки романа о «новых людях» проявлялись и в сюжетно — композиционном его построении, во всем его стиле. Биографический метод в трактовке образа разночинца предполагал широкое изображение его детства, школьных лет, воспроизведение непосредственных социально — бытовых и нравственных условий его жизни, истории формирования его общественного и духовного облика под воздействием разнообразных факторов. Эта романическая концепция включала и соответствующие характерные ситуации: конфликт с родной семьей, «война» со школьным начальством, встреча с передовым человеком, бегство в Петербург и т. д. Напротив, романисты, сосредоточившие свое внимание на деятельности самоопределившегося разночинца, широко включали в рамки романа изображение новой общественной среды его единомышленников, их отношений, их новых норм общежития и морали. Для этой разновидности рассматриваемого типа романа характерны и иные ситуации: открытое столкновение молодой России со старыми и темными силами, с либеральными деятелями, дискуссии о путях и средствах служения родине, любовь «новых людей», конкретная их деятельность.

Сказанное отнюдь не означает, что две охарактеризованные разновидности романа о «новых людях» существовали, так сказать, в чистом виде, независимо друг от друга. Нет, они иногда взаимодействовали и даже сливались в одно целое. У Кущевского, например, в «Николае Негореве» даны в подробностях и история формирования передового разночинца, и его общественная борьба. Речь идет, следовательно, о господствующей тенденции, которая, однако, могла в практике литературного движения осложняться всякого рода отступлениями.

Жанровые особенности и стиль романа о «новых людях» также своеобразны и имеют некоторые общие черты. Роман о «новых людях» зачастую строился как совокупность более или менее самостоятельных повестей. Вобрал он в себя и очерк нравов, быта, социальной среды. Сильны в этом романе и публицистические формы; в отдельных случаях роман превращался в трактат, в котором художественное воспроизведение жизни — лишь иллюстрация к идейным исканиям героя, к истории его деятельности и борьбы. Поэтому есть все основания назвать роман о «новых людях» романом преимущественно художественно — публицистическим. Его авторы воодушевлялись стремлением популяризировать новые идеи, убедить в их истинности и благотворности.

Обычно, отдавая должное идейному значению романов о «новых людях», историки литературы говорят в то же время о невысоком уровне художественно — публицистического мастерства их создателей и тем самым признают недостаточную талантливость романистов. Произведения последних, действительно, не всегда отличались совершенством, хотя среди них были и талантливые люди, настоящие мастера прозы (взять хотя бы Кущевского или Осиповича, не говоря уже о Слепцове). Но пе с этой стороны вообще следует подходить к оценке романического искусства рассматриваемой плеяды беллетристов. Необходимо иметь в виду, что перед ними был совершенно новый предмет изображения и возникали новые творческие задачи. Как сделать предметом социально — психологического романа разночинца, выходца из низов, как воспроизвести историю его жизни, показать его революционное дело и все это слить с картинами характерной для него среды? Естественно, что необходимы были поиски новых способов и средств изображения столь необычного предмета романа. На этом пути исканий возможны были и просчеты. В этих неудачах и несовершенствах обнаруживалось плодотворное стремление к овладению новыми героями и новыми формами жизни, которые складывались в пореформенную эпоху, в условиях революционно — демократического движения.

Наконец, отметим, что роман о «новых людях» имел и свою своеобразную историю. Она определялась существенными сдвигами в русской жизни вообще, в революционно — освободительном движении в особенности. Роман о «новых людях» тематически и идейно связан прежде всего с революционной ситуацией 1859–1863 годов. Но в его истории отразился и последующий период крутого спада демократического движения, разброда и переоценки ценностей. Что нового внес этот период в концепцию романа о «новых людях» — вот один из коренных и слабо освещенных вопросов истории демократической прозы второй половины 60–х и начала 70–х годов. Период спада революционной волны породил отход от революционно- демократической и социалистической концепции образа «нового человека», внес в роман о разночинце либеральную тенденцию, тот скептицизм, который, собственно, вел к отказу от революционных надежд и открывал путь к ревизии революционно — демократического мировоззрения (романы Шеллера — Михайлова и Мордовцева). Однако крах революционных надежд пе только вызвал горечь разочарований, но и заставил революционных демократов и социалистов — утопистов самокритически оценить свои программные убеждения, искать новое понимание революционера и общества, народного движения. В этом плане исключительно велико значение романа Чернышевского «Пролог». В трагпчески — мучительных раздумьях Волгина о революционных возможностях народа, как известно, тоже сказался глубочайший скепсис. Но последний имел совсем иной смысл, вел не к отказу от революционных убеждений, а к поискам новых оснований для этих убеждений, был «преддверием» той исторической эпохи, когда возникло движение самих масс. Совершенно очевидно, что все это должно было внести в романическую систему Чернышевского новые черты. Романтизация революционера (в «Что делать?») сменилась в последнем романе Чернышевского более спокойным, самокритичным и ироническим освещением образа революционера. Скептицизм Слепцова (в «Трудном времени») и Благовещенского (в конце романа «Перед рассветом»), юмор и ирония Кущевского (в «Николае Негореве»), скорбные раздумья Омулевского о трагической судьбе русского революционера (в романе «Шаг за шагом») также были симптомами поступательного развития революционно — демократической мысли.