Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В предисловии к «Собору Парижской богоматери» В. Гюго (напечатанном в 1862 году во «Времени») Достоевский писал, что основная мысль всего искусства XIX столетия (ярко выраженная в «Соборе Парижской богоматери» и «Отверженных» Гюго) — это «восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков… оправдание униженных и всеми отринутых парий общества» (XIII, 526). Эту гуманистическую тему «восстановления погибшего человека», которую он рассматривал как основную тему всего искусства XIX века, Достоевский положил в основу «Преступления и наказания». Главных героев этого романа он прямо характеризует в черновых материалах к нему как «парий общества», применяя к ним формулу, намеченную в предисловии к роману Гюго.[279]

Достоевский поставил в центр своего романа судьбу двух «парий общества», Раскольникова и Сони Мармеладовой, — «убийцы и блудницы» (V, 267) — потому, что судьба их позволяла ему связать в один узел великие, вечные, с точки зрения Достоевского, проблемы человеческой нравственности со многими самыми жгучими и волнующими проблемами современности.

4

«Преступление и наказание» — роман о преступлении, но преступлении необычном. Герой этого романа — молодой человек, одаренный умом и талантом, с глубоким философским складом ума, чуткий и отзывчивый к страданиям окружающих, готовый, когда это нужно, бескорыстно, без зова прийти на помощь другому бедняку. Мать и сестра обожают его и возлагают на него огромные надежды, университетские товарищи признают его превосходство и не без основания видят в нем будущий талант. Таким образом, это не обыкновенный, рядовой убийца, а честный и одаренный представитель современной русской молодежи, увлеченный мыслью на ложный путь и потому ставший преступником.

Раскольников беден, он страдает от унижения своей матери и сестры и горячо хотел бы помочь им. По бедность, унижение, уязвленная гордость — не единственные причины преступления Раскольникова. «Если б только я зарезал из того, что голоден был… — то я бы теперь… счастлив был», — говорит по этому поводу сам герой романа (V, 337). Раскольников действует не под влиянием простого порыва чувств, он — человек мысли, человек, привыкший анализировать свои впечатления, чувства и поступки. Задуманное им убийство он совершает не безотчетно, а на основании целой системы общих идей и теоретических соображений, рассматривая его как практическое приложение и поверку своей «идеи».

Собственная бедность, унижение, уязвленное самолюбие, наблюдения над жизнью окружающих людей, раскрывшие перед ним широкую картину насилия и несправедливости одних, нищеты и страданий других, — все это вызывает у Раскольникова углубленную работу мысли, заставляет его на время уйти в самого себя, как уходит «черепаха в свою скорлупу» (V, 25–26), для того чтобы попытаться понять причины существующего несправедливого положения вещей и найти из него выход. В результате этих усилий мысли и рождается «идея» Раскольникова, поверкой которой становится его преступление. Анализируя причины существующего несправедливого положения, Раскольников приходит к выводу, что всегда существовало различие между двумя разрядами людей. В то время как большинство молчаливо и покорно подчинялось установленному порядку, находились отдельные «необыкновенные» люди — Ликург, Магомет или Наполеон, — которые восставали против существующего порядка вещей, нарушали элементарные, общепризнанные нормы морали и, не останавливаясь перед преступлением и насилиями, навязывали человечеству свою волю. Проклинаемые современниками, эти «необыкновенные» люди были позднее оценены потомством, которое признало их «властелинами» и благодетелями человечества (V, 211–212, 340).

Из этой индивидуалистическо — анархической системы идей, которую он не только обдумывает в своем уединении, но и излагает печатно, вытекает та дилемма, которую Раскольников формулирует словами: «Вошь ли я, как все, или человек?», «Тварь ли я дрожащая или право имею?» (V, 342).

Раскольников не задумывается о том, почему тысячи и миллионы тружеников в его время не были способны активно протестовать, активно бороться против невыносимых условий жизни. Ему достаточно сознания их покорности для того, чтобы вознести себя в собственных глазах на неизмеримую высоту над ними, чтобы возомнить себя «необыкновенным» человеком и противопоставить себя массам, народу, «обыкновенным» людям. Раскольников не хочет молчаливо повиноваться. Но тогда, по его мнению, для него возможен лишь один выход: он должен доказать себе и окружающим, что законы морали, имеющие силу для других людей, не имеют власти над ним, что он не «тварь дрожащая», а прирожденный «властелин», «необыкновенный» человек, имеющий право преступать любые законы и нормы, молчаливо признанные «обыкновенными», рядовыми людьми. Этот вывод и приводит Раскольникова к преступлению.

Свое преступление Раскольников рассматривает как своеобразный «эксперимент», как моральное испытание, необходимое для того, чтобы определить, принадлежит ли он к породе «необыкновенных» людей.

Раскольников совершает задуманное убийство, но произведенный им «эксперимент» приводит к иному результату, чем тот, которого ожидал сам Раскольников. Убийство старухи процентщицы не только не подтверждает взгляда Раскольникова на себя как на «необыкновенного» человека, но влечет за собой трагический крах всех философско — исторических и моральных построений, приведших Раскольникова к его преступлению. На своем собственном опыте и на примере других людей — Лужина, Свидригайлова, Сони Мармеладовой — Раскольников убеждается в том, что мораль «необыкновенных» людей, которая представлялась ему до преступления горделивым восстанием против существующего порядка вещей, на деле ничем не отличается от бесчеловечной морали, открыто исповедуемой и ежедневно применяемой на практике людьми из господствующих классов, возведшими насилие и преступление в «нормальный» закон жизни. Носителями истинной красоты и нравственности становятся теперь в глазах Раскольникова не те, кто ставит себя выше «обыкновенных», рядовых людей, противопоставляя им свои права и стремления, а те люди из народной среды, которые, терпя голод и унижения от угнетателей и богачей, сохраняют в своей душе веру в жизнь и человека, нравственную стойкость и непоколебимость, глубокое отвращение к насилию, ко злу и преступлению.

Образ Раскольникова, художественный анализ его моральных блужданий и его преступления явились гениальным вкладом Достоевского в историю русского и мирового романа. Достоевский с огромной художественной силой и идейной глубиной осветил в романе широкий комплекс вопросов, связанных с влиянием капитализма на судьбу и психологию человека, показал губительную — не только для общества, но и для личности — силу буржуазного индивидуализма. Именно это обусловило связь образа Раскольникова с рядом предшествующих образов русской и мировой литературы, отразивших размышления предшественников Достоевского над родственными, сходными проблемами общественной жизни.

Индивидуалистическое умонастроение, приводящее к противопоставлению отдельных избранных людей толпе, колебания между «обычной» моралью толпы и преступлением, были характерны уже для многих литературных героев преромантизма. Сочетание страстного протеста против несправедливостей общества с повышенным чувством личности и горделивым недоверием к «обыкновенным» людям было свойственно некоторым героям Байрона — Корсару, Ларе, Манфреду. Встречается подобное умонастроение и в творчестве других западноевропейских романтиков. Сам Достоевский в черновых материалах к роману сопоставляет Раскольникова с Жаном Сбогаром — романтическим разбойником и бунтарем, героем одноименного романа Ш. Нодье.[280] Отдельные близкие Раскольникову психологические мотивы можно найти и во французском реалистическом романе 30–40–х годов XIX в., у молодых героев Бальзака и Стендаля — Растиньяка и Шюльена Сореля. Еще раньше англичанин Бульвер в своем романе «Юджин Арам» (1831), основанном на действительном происшествии, случившемся в середине XVIII века, рассказал о судьбе молодого ученого, которого нужда и мечты о великом научном открытии привели к преступлению, сходному с преступлением Раскольникова.[281]

вернуться

279

Из архива Ф. М. Достоевского. Преступление и наказание, стр. 197.

вернуться

280

Там же, стр. 77.

вернуться

281

Русский перевод «Юджина Арама» был приложен к «Библиотеке для чтения» за 1860 год, так что роман этот, без сомнения, был известен Достоевскому. Вопросу о близости одного из эпизодов «Отца Горио» к проблематике «Преступления и наказания» посвящена известная работа Л. П. Гроссмана «Достоевский и Бальзак» («Русская мысль», 1914, № 1).

80
{"b":"172369","o":1}