В первых частях романа Писемский с присущей его палитре яркостью красок рисует быт помещиков, скопидомство отцов — крепостни- ков, дающее людям 40–х годов возможность погружаться в философию и эстетику, проявлять свой утонченный аристократизм. Именно людей 40–х годов, к числу которых Писемский относил себя самого, он обвинял в том «опасном» распространении социалистических идей, которым, по его мнению, характеризуется состояние умов в настоящее время.
«Идеалиста» 40–х годов Бакланова, воплощающего, как ему казалось, лучшие качества подобных людей, Писемский характеризует как сибарита, себялюбца, который всегда остается для своих крестьян ненавистным «барином», «пьющим кровь». Бакланов отличается удивительной способностью, «не прислушиваясь к нашей главной народной силе, здравому смыслу», кидаться «на первый фосфорический свет, где бы и откуда ни мелькнул он».[184] Эту восприимчивость Писемский считал опасным свойством. В объявлении об издании журнала «Библиотека для чтения» в 1861 году он выразил убеждение, что «за исключением отъявленных врагов рода человеческого, действиями всех остальных человеческих существ скорее управляет желание добра и правды, чем какие‑нибудь другие побуждения».[185]
«Отъявленные враги рода человеческого» действуют на умы, склонные к заимствованию, заставляют их, забыв о здравом смысле, идти на бессмысленные, вредные поступки, высказывать нелепые, противозаконные взгляды. Таковы в романе откупщик Галкин, поляки, подстрекающие народ во время уличных беспорядков, и лондонские эмигранты — Герцен и Огарев.
Паразитическая жизнь дворянства рисуется в романе как почва, формирующая людей, чуждых труду и глухих к доводам здравого смысла. Отсюда вся история увлечений Бакланова, сменившего итальянскую оперу на «Колокол» и из моды принявшего участие в пропаганде, но не довольного отменой крепостного права. Отсюда и порочная жизнь Софи Леневой и преступления ее брата Виктора Басардина.
Если либеральных дворян 40–х годов, таких, как Бакланов, Писемский считал в какой‑то мере ответственными за современное состояние общества, так как они привили образованной России беспочвенный критицизм и пиэтет к модным западным идеям, то уголовные преступники — люди, подобные Басардину, Михайле или Иродиаде, — лишь всплывают на поверхность потрясенного общества.
Иначе относился писатель к преступлениям и аферам откупщика Галкина. Развитие капиталистических отношений Писемский считал, как и революционные настроения, характерным признаком современной эпохи и выражением ее «зла». Возникновение буржуазных отношений, капиталистическое предпринимательство, рост афер он рассматривал не как нормальные функции современного ему общества, следствие его экономического развития, а как выражение злой воли людей определенного душевного склада. От откупщика Галкина тянутся в романе многочисленные нити интриг. Он подкупает власти, грабит окружающих, втягивает в разврат Софи Леневу, совершает ряд преступлений. Его сыновья, циничные и уверенные в своей безнаказанности, становятся активными деятелями и идеологами революции.
В романе дается намек на то, что петербургские пожары организованы поляками и революционерами. Здесь Писемский оказался солидарным с Катковым, создавшим версию о польском происхождении нигилизма в русском обществе вообще.[186]
В романе содержатся многочисленные выпады против Герцена и Огарева. Все втянутые в революционное движение лица показаны в романе как жертвы влияния Герцена и его «Колокола»; более того, в конце романа оказывается, что Герцеи посылает на верную гибель целую группу молодежи, которой поручает распространение своих нелегальных изданий. Именно Герцен, с которым писатель надеялся «заключить союз», после «неприятного разговора», состоявшегося между ними, стал казаться Писемскому главным виновником распространения революционных идей в России. Петербургские нигилисты очерчены в романе значительно более мягко и обличаются в более завуалированной форме. Проскрипт- ский, представляющий в целом карикатурное изображение Чернышевского, наделен все же рядом положительных качеств, которые выделяют его среди студентов. «Он идет, куда следует; знает до пяти языков; пропасть научных сведений имеет, а отчего? Оттого, что семинарист: его и дома, может быть, и в ихней там семинарии в дугу гнули, характер по крайней мере в человеке выработали и трудиться приучили»,[187]— говорит о нем Бакланов, не симпатизирующий его идеям. Позднее тот же Бакланов, рассказывая о многолюдных собраниях у Проскриптского, отмечает, что на них интересно бывать лишь потому, что «сам хозяин очень умный человек, со сведениями, кабинетный только… все равно, что схимник… Он и тогда ничего живого не понимал… искусства ни одного не признавал, а только вот этак, знаешь, ломать все под идею».[188]
Люди, сталкивающиеся с Проскриптским, чувствуют в нем силу,[189] признают его искренность и верность своим убеждениям. Вместе с тем Писемский подчеркивает этим образом «кабинетность» революционеров, не знающих якобы жизни и народа.
Преданность идее и готовность последовательно проводить ее в жизнь представлена Писемским как фанатизм. Романист пытается объяснить непреклонность революционеров тем, что многие из них происходят из среды духовенства: Проскриптский, «как и вся их порода, на логические выводы мастер, а уж правды в основании не спрашивай. Мистификаторы по самой натуре своей: с пятнадцатого столетия этим занимаются».[190]
Проскриптский сам оказывается жертвой своих отвлеченных построений, своей слепой преданности идее. Он не замечает, что его последователями и сотрудниками являются беспринципнее крикуны, требующие учреждения фаланстер, но втайне вздыхающие по крепостному праву, невежественные и даже кровожадные люди.
Писемский стремился доказать одиночество революционеров, беспочвенность их деятельности. Эту цель он ставил перед собой, создавая роман. Изображая петербургские пожары, использованные полицией как предлог для провокаций и разгрома передовых сил общества, Писемский рисует умилительную картину единения народа с царем и сочувственно показывает зверский самосуд толпы над «поджигателями». Он поддерживает, таким образом, провокационную версию, распространявшуюся в виде слухов, об «организации» пожаров революционерами. Подобные эпизоды придают роману не только антинигилистический, полемический, но и воинственно — реакционный характер. Откровенно реакционный характер носят и эпизоды, изображающие крестьянский бунт и усмирение его.
Отсутствие у Писемского подлинно исторического, объективного взгляда на современные события не давало ему возможности создать роман — эпопею, как он задумал. «Взбаламученное море» по своей основной направленности, по полемическому пафосу, пронизывающему это произведение, представляет собой памфлет. Элементы полемики определяют не только пафос и содержание романа, но даже его структуру. Стремясь создать историческое полотно широкого плана, Писемский в основу его кладет «современный интерес». Не объективный и всесторонний анализ всех причин современных общественных явлений, а поспешный и пристрастный ответ на «вопросы времени» составляет главную особенность романа. Отсюда обилие прямых, публицистически высказанных героями или непосредственно от лица автора оценок изображенных явлений. Отсюда многочисленные упоминания и изображения наиболее поразивших современников событий самого последнего времени. Вымышленные события тесно переплетаются с подлинными, герои, созданные фантазией автора, — со слегка замаскированными образами современников. Именно в этих последних героях романа (таких, как Проскриптский и постоянно, хотя и незримо, действующие в нем «лондонские агитаторы») особенно сильно ощущается памфлетность романа. Ожесточенное стремление развенчать наиболее сильных и авторитетных в глазах молодой России деятелей привело к тому, что роман, лишенный значения как историческое полотно, оказался чуждым и живого современного смысла.