Не только в этом обнаруживается своеобразие романа Санд. Писательница прямо и заостренно ставит вопрос об отношении «маленьких Наполеонов» к народной массе и к современному революционному движению. Развенчанному мелкобуржуазному индивидуалисту противостоят настоящие республиканцы — революционеры — рабочий Поль Арсен, студент Ларавиньер. Человек из народа, Арсен наделен не только нравственной силой, благородством, но и богатством внутреннего мира, тяготением к культуре, творческим дарованием. Другие положительные герои романа (работница Эжени), воодушевленные идеалами утопического социализма, стремятся воплотить в жизнь заветы Сен — Симона, Фурье и организуют мастерские, фаланстер.
В романе Флобера «Воспитание чувств» (1864–1869) примечательна фигура Шарля Делорье. История карьеры этого плебея — индивидуалиста развертывается параллельно повествованию о перерождении Фреде — лрика Моро, последнего романтического героя из породы «лишних людей». Важной чертой образа Делорье, этого беспринципного честолюбца, ио- I клонника «вотреновской» программы, является то, что в момент декабрьского переворота 1851 года он, отказавшись от демократической оппозиции, становится префектом, прислужником Луи Бонапарта.
Во французской литературе второй половины XIX века образ молодого человека из низов, пробивающегося к богатству и власти, претерпевает существенные изменения. Герои подобного рода в романах Золя и Мопассана с самого начала лишены каких‑либо высоких идеалов, альтруистических побуждений; это примитивные эгоисты, свободные от внутренней борьбы между добром и злом; они не способны к социальной оппозиции, лишены проблесков сочувствия угнетенным. Эжен Ругон («Карьера Ругонов», 1871; «Его превосходительство Эжен Ругон», 1876), его брат Аристид («Добыча», 1872; «Деньги», 1891), как и Октав Муре, этот «Наполеон — лавочник» («Накипь», 1882; «Дамское счастье», 1883), — все они цельные натуры буржуазных хищников, жаждущих добычи, чувствующих себя, как рыба в воде, в условиях капиталистического общества с его беспощадной конкуренцией, правом «сильного». Эти герои буржуазной экспансии ни в каком отношении не противостоят среде, а наоборот, являются ее типичными представителями.
Если героев Стендаля и Бальзака увлекал пример «великого» Наполеона I, то на персонажей Золя, как и на Делорье из «Воспитания чувств», падает тень декабрьского переворота 1851 года и они оказываются сподвижниками «маленького» Наполеона III.
Подвергая критике буржуа — завоевателя, Золя и Мопассан стремились показать его животное нутро, примитивность его инстинктивных вожделений. Бальзаковская тема подчинения среде, разрушающей личность, здесь отсутствует, герой с самого начала психологически оснащен всем оружием буржуазной агрессии. Жорж Дюруа («Милый друг», 1883–1885) — ближайший преемник героев Золя. Ловкими приемами мошенника и циничного авантюриста этот бывший унтер — офицер алжирских войск добивается богатства, делает блестящую политическую карьеру и в конце романа чувствует себя «одним из властелинов мира».[638]
Русская литература 1830–х годов в лице своих величайших представителей сурово встретила агрессивного разночинца, пробивающегося к богатству, охваченного золотой лихорадкой.
Буржуазия в России никогда не играла той революционной роли, которую она играла на Западе в период своего восхождения. В то же время передовые русские люди уже видели последствия капитализма, власти денег в общественных отношениях Западной Европы. Исторический опыт вызывал недоверие к зарождавшейся отечественной буржуазии, которая приспособлялась к условиям самодержавно — крепостнического порядка. Этими причинами определялось совсем иное освещение «наполеонизма» и его носителей в произведениях Пушкина и Гоголя.
Если в «Пиковой даме» герой, отмеченный печатью «наполеонизма», предстает в трагическом ореоле, то в «Мертвых душах» его образ преломляется в сатирическом аспекте. Но оба героя — проводники нового социального зла, надвигающейся с Запада буржуазной экспансии; ни у того, ни у другого нет никаких социально — оппозиционных побуждений.
В написанных на рубеже двух эпох (1861) повестях Помяловского «Мещанское счастье» и «Молотов» бедный разночинец — интеллигент вступает в конфликт с помещичьей средой; автор сочувствует Молотову, который защищает свое достоинство, независимость, право на скромное счастье, доступное честному плебею — труженику. Но Молотов все более сосредоточивает усилия на устройстве личной судьбы, его социальная оппозиционность сходит на нет. Он не включается в общественную борьбу и сам признает свое перерождение, признает, что его деятельность — это «благочестивое приобретение», «благородная чичиковщина».
В эпоху стремительного послереформенного развития капиталистических отношений социально — этические проблемы, связанные с идеологией буржуазной агрессии, с судьбами придавленных городских низов, мечущихся в поисках выхода разночинцев, с необычайной глубиной и многосторонностью решались в творчестве Достоевского. Образ униженного молодого человека — бедняка, охваченного «наполеоновской» идеей, новаторски воплощен в «Преступлении и наказании» и «Подростке».
Если Раскольниковым, как и Германном, владеет мечта о внезапном и «чудесном» обогащении, даже ценою преступления, то в «идее» Аркадия Долгорукого подчеркнута бухгалтерия накопительства (соответственно его герой — Ротшильд!); видимая «трезвость» его расчетов в сочетании с «фантастичностью» замысла окрашивает тонами иронии изложение планов подростка и вызывает воспоминание не только о Германне, но и о Чичикове.
Романы «Преступление и наказание» и «Подросток» роднит и «наполеоновская» идея центральных героев, вырастающая на почве социальной ущемленности, на почве протеста угнетенных, и утверждение буржуазных средств борьбы с несправедливостью капиталистического общества, и диалектика идейных и психологических противоречий. Но Аркадий Долгорукий озабочен не судьбами погибающих, а удовлетворением тщеславия «забытого» бедняка — разночинца. Втянутый в водоворот интриг, он вступает на путь бальзаковских персонажей — Шардона, Валантена. Но «за- воевательские» стремления чередуются у Аркадия с великодушными юношескими порывами к добру и правде. Захваченный вихрем драматических событий, он изведал мучительные падения, разочарования, раскаяние. В этом потоке «ротшильдовская» идея отступает в его сознании на второй план, а после катастрофы он переживает глубокое потрясение.
Новаторство Достоевского заключается и в том, что героя, упоенного примером Наполеона или Ротшильда, он ставит пред лицом народа, сталкивает с носителями настоящей правды.
Однако в понимании того, что такое народная правда, сказалась реакционно — идеалистическая сторона положительного идеала Достоевского. Писатель не усматривает народности в революционных, социалистических идеях и полемизирует с их носителями — революционными демократами. По Достоевскому, «наполеоновские идеи» Раскольникова и подростка — порождение рассудка, не просветленного христианской моралью, а потому способного оправдывать преступление. Софистика Достоевского ставит здесь знак равенства между правом масс на революционное насилие и мнимым правом отдельной личности на истребление другой.
И Раскольников, и Аркадий испытывают глубокое внутреннее противодействие своего склонного к добру характера тем индивидуалистическим идеям, которые взлелеяны их рассудком, но окончательно победить эти идеи оказывается способной лишь религия, перед которой автор и заставляет склониться носителей безбожного, эгоистического «наполеонизма». Путь покаяния, искупления и возрождения с помощью религии Раскольникову указывает Соня Мармеладова и бывший послушник раскольничьего скита — Миколка, душа которого, в глазах Достоевского, — сосуд истинной народной правды, очистительного страдания. Подросток, обуянный бесом «ротшильдовской идеи», но смутно ищущий «благообразия», также находит его в облике странника — бегуна Макара Долгорукого, напоминающего некоторыми чертами Платона Каратаева.
