Писатель был искренен в своем патриотизме, однако недостаток передового мировоззрения направил его патриотизм в сторону консервативноохранительных идей.

Еще сильнее, чем в «Юрии Милославском», Загоскин подчеркивает единение всего русского народа вокруг царя и православной церкви. «Придет беда, так все заговорят одним голосом, и дворяне, и простой народ!» — говорит «истинно — русский» «почтенный гражданин» купец Иван Архипович.[291] О своей преданности господам говорят в романе крепостные крестьяне. Как раз в период крестьянских волнений в самом начале 30–х годов Загоскин заставляет старого крестьянина с осуждением вспоминать о Пугачеве.

Исторического в «Рославлеве» еще меньше, чем в «Юрии Милославском». О событиях 1812 года читатель узнает только из разговоров героев романа и из кратких рассуждений и справок автора. Рассуждения Загоскина поверхностны и порой дают историческим фактам толкование еще более примитивное и тенденциозное, чем официальная историография того времени. Отвечая на вопрос, что могло заставить Наполеона отступить из Москвы по опустошенной войною смоленской дороге, Загоскин отвечает: «Всё, что вам угодно. Наполеон сделал это по упрямству, по незнанию, даже по глупости — только непременно по собственной своей воле…». Возникновение войны на страницах романа ничем не объяснено. Пеняя «на строгую взыскательность некоторых критиков, которые, бог знает почему, никак не дозволяют автору говорить от собственного своего лица с читателем», Загоскин нередко пускается в исторические комментарии, сопровождая их нравоучительными сентенциями или сентиментальными восклицаниями. Изображение им исторических лиц мелодраматично. «На краю пологого ската горы, опоясанной высокой кремлевской стеною, стоял, закинув назад руки, человек небольшого роста, в сером сюртуке и треугольной низкой шляпе. Внизу, у самых ног его, текла, изгибаясь, Москва — река; освещенная багровым пламенем пожара, она, казалось, струилась кровию. Склонив угрюмое чело свое, он смотрел задумчиво на ее сверкающие волны… Ах! в них отразилась в последний раз и потухла навеки дивная звезда его счастья!».[292] Так рисует Загоскин образ

Наполеона. В смешном и жалком виде представлен в романе Мюрат. Вообще Загоскин мало интересуется историческими лицами, предпочитая вымысел исторически точным деталям.

Политическую направленность первых двух романов Загоскина прекрасно поняли консервативно настроенные дворянские читатели. Из провинции автору писали: «Литература есть обыкновенное занятие наше по зимним вечерам; прочитавши на днях с особенным удовольствием два романа вашего сочинения, „Юрия Милославского“ и „Ярославля“<«Рославлева»>, мы с восхищением заметили, что есть еще истинные русские, которые гордятся сим названием и не ослеплены насчет всего французского; ваши сочинения могут в сем смысле сделать еще много добра; примите самую искреннейшую нашу благодарность. Однако ж с крепким сожалением мы ежедневно видим новые опыты того, сколь много еще многие из наших вельмож и полувельмож привязаны ко всему французскому, хотя деяния французов всех времен и поныне ясно доказывают, что они желали бы погубить Россию, если бы это от них зависело, и что они к тому не жалеют никаких средств; следовательно, мы должны почитать французов отъявленными нашими врагами… Какую бы вы важную хмогли оказать услугу отечеству, ежели бы потрудились написать новый роман с описанием в оном живейшими красками всю гнусность поведения французов против России и непростительную ветреность тех из среды нас, которые столь слепо привержены к сим всесветным возмутителям; в романе многое можно высказать, чего в другом месте нельзя или неудобно…».[293]

Романы Загоскина получили и одобрение царского двора. Внимательно следивший за литературой, сыгравшей значительную роль в духовном развитии ненавистных ему декабристов, Николай I испытал большое удовольствие от романов Загоскина, в которых в модной и приличной литературной форме проводились реакционные идеи. Загоскин был поощрен и взят под высочайшее покровительство. Даже Булгарин, когда он, главным образом из зависти, попробовал покритиковать автора «Юрия Милославского», попал на гауптвахту. Последующие исторические романы Загоскина — «Аскольдова могила», «Брынский лес» — освещали и Киевскую Русь, и эпоху Петра I, и время Екатерины II в духе всё той же реакционной интерпретации идеи народности и не имели никакого значе ния в развитии русского исторического романа.

«Последующие (после «Рославлева», — С. П.) романы Загоскина были уже один слабее другого. В них он ударился в какую‑то странную, псев- допатриотическую пропаганду и политику и начал с особенной любовию живописать разбитые носы и свороченные скулы известного рода героев, в которых он думает видеть достойных представителей чисто русских нравов, и с особенным пафосом прославлять любовь к соленым огурцам и кислой капусте», — писал Белинский в 1843 году (Б, VIII, 55–56). Романы Загоскина становятся предметом насмешек передовой критики.

Славу зачинателя русского исторического романа оспаривал у Загоскина Булгарин. Вскоре после появления «Юрия Милославского», встреченного в «Северной пчеле» разгромной статьей, вышел в свет роман Булгарина «Димитрий Самозванец». Вслед за ним появились «Петр Иванович Выжигин. Нравоописательный исторический роман XIX века» (1831) и «Мазепа» (1833–1834). Тематика романов Булгарина обращена к тем же историческим эпохам, какие получили освещение в произведениях Загоскина, Пушкина и отчасти Лажечникова (время Петра I). И хотя Булгарин своими низкопробными творениями преследовал более спекулятивные, чем художественные цели, их содер? кание свидетельст вовало о том, что литературная разработка исторической темы в первой половине 30–х годов имела довольно устойчивое направление. Оно было связано с теми периодами русской истории, в которых рельефно выявлялись отношения монархии и народа, России и Запада, народа и дворянства. Особенно острой была, естественно, тема войны 1812 года. Романы Булгарина и в политическом, и в литературно — жанровом отношениях во многом имели полемический характер, первые два вызвали широкий отклик в журналах того времени.

Политическая направленность романов Булгарина и трактовка в них русской истории были откровенно рептильными и реакционными. «Нравственная цель» писаний Булгарина заключалась в стремлении доказать, что «государство не может быть счастливо иначе, как под сению законной власти, и что величие и благоденствие России зависит от любви и доверенности нашей к престолу, от приверженности к вере и отечеству». Так заявлял он в предисловии к «Димитрию Самозванцу».[294]

Основу исторического конфликта Смутного времени Булгарин видит в столкновении двух претендентов на царский престол, из которого победителем выходит Димитрий Самозванец, как более законный по «народному» понятию. Народ и выступает в романе как верный блюститель царского престола и чистоты монархического принципа. Сила Руси в единении царя с народом — такова идея романа, сближающая его с романами Загоскина. Однако «если у Загоскина в центре картины помещается стоящее на страже патриархализма боярство, вокруг которого объединяется народ, выступающий здесь в основном как крестьянство, то у Булгарина объединяющим народ центром является просвещенный абсолютизм и народ выступает в основном как городское среднее сословие. Крестьянство вовсе не входит в поле зрения Булгарина… Народ Булгарина — это мещанин, купец, посадский человек, церковник, стрелец, лекарь и всяческий служилый люд. Именно этот народ и представляет у Булгарина „русских в начале XVII века“».[295] В «Димитрии Самозванце» нет и намека на действительные социальные и политические противоречия Смутного времени. О волнениях народных Булгарин отзывается со страхом и злобой. «Разъяренная чернь есть плотоядный зверь, пожирающий питателя своего, когда перестает его бояться», — читаем в «Димитрии Самозванце».[296]