— Ждала весь день, какая терпеливая жена, может, вы хотите, чтобы я спустился с вами и поговорил с ней, может, я смогу…

— Нет-нет. В этом нет необходимости, но все равно спасибо.

Затем Клайв торопливо надел пальто и, несмотря на боль, побежал вниз по лестнице.

После того как он кратко сообщил Роксанне то, что узнал, после того как услышал ее обычное аханье и ожидаемый ответ: «Врачи могут ошибаться, девять лет назад моей тетке сказали, что ей осталось полгода», Клайв попросил ее успокоиться.

— Я знаю, ты хочешь как лучше, но все это чепуха, и ты это знаешь, — тихо сказал он.

— Когда… когда, он сказал, это может…

— В любой момент.

Он знал, что она надеется, что этого не случится сейчас, в машине, или в каком-нибудь людном месте. Вряд ли ее можно было за это винить. На ее месте он испытывал бы такой же естественный страх.

Сейчас ему только хотелось поскорее добраться до дома и принять что-нибудь обезболивающее. Однако в глубине души Клайв хотел продлить эту поездку, ведь она может оказаться последней. Никогда. Немыслимое слово, когда приходится применить его к себе. И он с жадностью смотрел в небо, на тяжелые тучи, на раскачивающиеся под яростным ветром деревья и на мертвого оленя у дороги — нынешней зимой много было подобных смертей. Но в мае, через два месяца, считая с этого дня, наступит благодатное время, развернутся молодые листочки, а затем из дальних стран вернется несметное множество птиц, потом, почуяв весну, сорвется в галоп его кобыла.

— Я знаю, тебе не хочется разговаривать, но я только хотела спросить — может, ты хочешь чего-нибудь особенного на ужин? Я тогда остановлюсь у магазина. Это не займет много времени.

Роксанна сжала его руку, и когда он в ответ посмотрел на нее, то увидел блестевшие в ее глазах слезы.

— Спасибо тебе, давай поедем домой.

Он был тронут до глубины души. Она была так добра к нему: никогда в его жизни никто так о нем не заботился, не оберегал, не лелеял. Роксанна бесшумно передвигалась по дому, приносила ему еду и питье, снимала для него книги с полок и ставила на место, включала музыку и меняла диски; когда ему ничего не было нужно, она тихо уходила в комнату, которую теперь занимала, оставляя его одного.

Как-то раз она спросила его, не хочет ли он узнать всю историю ее с Йеном отношений, но он не захотел. Это было уже не важно. «Да, — думал он с тоской, — неотвратимая смерть чудесно стимулирует мозги».

Когда они подъехали к дому, он стоял темным, за исключением кухни, свет здесь оставили из-за Эйнджела. Он выскочил им навстречу, дожидаясь, когда его подхватят на руки.

— Посиди пока в кресле в кабинете, — распорядилась Роксанна. — Твоей спине будет легче. Я принесу ужин на подносе.

Она приняла на себя ответственность, что вполне естественно для людей перед лицом неминуемой смерти. Подчинившись, Клайв поймал себя на том, что пытается анализировать ее чувства, и пришел к выводу, что Роксанной руководит смесь страха и искреннего сочувствия.

Когда она поставила перед ним поднос и повернулась, чтобы уйти на кухню, где ела в одиночестве, он попросил ее принести свою тарелку и присоединиться к нему.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

— Я все время этого хотела с той ужасной ночи, — с готовностью отозвалась Роксанна. — Я хочу. Мне действительно нужно рассказать тебе все.

— Я совсем не хочу слышать все. Подробности мне не нужны.

— Ладно, без подробностей. Просто дай мне сказать: мой поступок был отвратителен. Но ты-то можешь понять, что значит, когда увлекаешься человеком настолько, что…

Он прервал ее. «Ты можешь понять». Она подчеркнула слово «ты». Но если говорить об «увлечении»… когда это случилось, какая удивительная, полная перемена произошла с ним, началась новая жизнь, он стал другой личностью! Что она об этом знает? Она никогда не была в его, Клайва, шкуре. Ей просто неоткуда знать!

А возможно, она и знает. Просто не в состоянии это выразить.

— Я не то имел в виду, — объяснил Клайв. — Я хотел… что ты думаешь делать после моей смерти?

— Я уеду. Я ни за что не смогу здесь остаться.

— Кто уедет? Вы с Йеном?

— Нет! Все кончено. Ты должен мне поверить.

— Понятно. А что с ребенком?

— Не знаю. Мы же об этом не говорили.

Она сидела, склонив голову, четко вырисовывался ее профиль, подсвеченный лампой. «Греция, — подумал он, — чистая классика». И резко бросил:

— От него ты денег не возьмешь! Я оставляю тебе достаточно. Все знают, что это мой ребенок. Не наказывай его еще до рождения скандалом, связанным с его именем, и не обижай Хэппи.

— Нет-нет, я бы никогда этого не сделала. Она моя подруга. Она добрая женщина… старых традиций, не то что я. Я хочу сказать, что в ее положении, если бы это случилось со мной, я бы взяла этого ублюдка и пинком вышвырнула бы за дверь, но она… если она узнает, это ее сломит, а мне что с этого? Я как-то сказала Мишель… мы говорили про нас с Йеном…

— Не надо. Мне достаточно знать, что ты сдержишь слово.

— Я сдержу. Я думаю поехать во Флориду и жить с Мишель, если…

— Если будут деньги на ее учебу? Будут. Зачем мне наказывать Мишель? Она такой славный ребенок. Пока она учится хорошо, пусть остается там, строит свою жизнь.

— Не знаю, я не знаю, что и думать! — расплакалась Роксанна. — Ты такой добрый! Я думала, что таких людей, как ты, не бывает. Как бы я хотела тебе помочь, что-нибудь для тебя сделать…

— Ты можешь. Позвони Дэну и Салли, потом Хэппи и Йену.

— Йену?

— Да, да, Йену. Я хочу, чтобы все они приехали сюда в десять часов утра завтра. Это очень важно. Они все должны обязательно приехать. А потом позвони моему адвокату Тимоти Ларсону и скажи ему, что он тоже нужен мне здесь. Его номер в моей записной книжке.

Лекарство начало действовать, боль немного отступила. Клайв обвел взглядом комнату: приглушенные красные и синие тона старинных ковров, книги, картины с изображением лошадей и фотография его кобылы. Он надеялся, что она обретет хорошее новое пристанище, потому что не сомневался — после его смерти она и все его личные вещи наверняка будут распроданы. Или Дэн с Салли найдут возможность подержать кобылу у себя, пока Тина не подрастет и не сможет на ней кататься.

— Мистер Ларсон в отпуске и вернется в среду, — сообщила Роксанна.

— Тогда пусть пришлют партнера. Все равно кого.

Когда Роксанна вернулась, он заметил ее скованность и мягко произнес:

— У тебя испуганный вид, бедная девочка. Тебе не о чем беспокоиться, обещаю.

— Ну, раз ты так говоришь… Но я бы хотела знать, что все это значит?

— Узнаешь, — пообещал он.

Все они сидели полукругом лицом к Клайву. Было нечто драматичное в этой ситуации: он вел собрание, полностью взяв дело в свои руки, в то время как всем остальным приходилось подчиняться. Казалось, только Хэппи и мистер Джардинер, адвокат, ничуть не переживали.

Поигрывавший золотым перочинным ножичком Йен сидел рядом с Хэппи, Роксанна поместилась на противоположном конце полукруга. Может, и правда у них все кончено? Она так сказала, и Клайв хотел в это верить.

Салли и Дэн выглядели измученными и изможденными, словно не спали на протяжении нескольких недель. Странно, что могло настолько выбить их из колеи? Эти двое не заслуживали тревог, хотя мир устроен совсем не так. Совсем.

— Вас, мистер Джардинер, я попросил прийти, потому что то, что я сейчас собираюсь сказать, должен слышать юрист.

Мистер Джардинер, который был очень молод и, вероятно, только что окончил юридическую школу, кивнул с приличествующей важностью.

— Должны подъехать еще двое. А, они уже здесь. Открой, пожалуйста, дверь, Роксанна.

Двое мужчин, излучающих авторитет власти, вошли и заняли свои места. Клайв представил их:

— Детективы Мюррей и Хьюбер из отдела по расследованию убийств — мистер Джардинер, мой адвокат. С остальными вы уже знакомы.