— Да, неловко получилось. Я не хочу на него злиться, а он, полагаю, — на меня. Хотя он все же глупо поступает, воротя нос от таких денег.

— Клайв не сказал, сколько это. Он мало что рассказывает мне о делах.

«Значит, он еще не совсем сошел с ума. Финансовое состояние «Грейз фудс» последнее, что нужно знать этой особе. На следующее утро об этом узнает весь город. С другой стороны, она слишком умна для этого. В любом случае чем меньше сказано, тем лучше».

— Ну, это большое предложение. Полагаю, Клайв выступит на моей стороне?

— Не знаю. Он не сказал. А что за человек эта Аманда?

— Я мог бы с ней поладить. Аманда — сука, но есть суки и суки. Разные типы.

— Не на меня ли ты намекаешь?

— Не надо сверкать глазами. Да, я имею в виду тебя, но ты не Аманда. Общее у вас только то, что вы обе хваткие. Умные и хваткие. Заботитесь о себе.

— Приходится, когда имеешь дело с мужчинами. Прости, мне надо в дамскую комнату.

Когда она отошла, к их столику подошел какой-то мужчина и прошептал:

— Эй, кто это с тобой? Что происходит?

Старый знакомый по теннисному клубу, он имел право на подобный вопрос, и Йен со смехом ответил:

— Ничего не происходит. Она моя невестка. Ты знаешь, что Клайв в больнице?

— Да, я уже послал ему карточку с пожеланием выздоровления. Как он?

— Спасибо, он поправится.

— Не понимаю… твоя невестка… Ты хочешь сказать, что она жена Клайва?

— Да, хочу сказать именно это.

— Вот это да! Не ожидал от Клайва. Я ничего такого в виду не имел, — мгновенно добавил он, увидев, как напрягся Йен.

Йен знал, что гнев отразился в его взгляде, но гнев не на этого грубого типа, а на всю ситуацию. Лучше побыстрее отсюда убраться, пока не последовали другие вопросы.

В машине они опять молчали, пока Роксанна не включила радио.

— Ты не против?

— Нет.

Передавали мелодии сороковых и пятидесятых годов. Роксанне нравилась эта музыка, которой хочется подпевать, а в стихах здесь встречаются слова «весна» и «лунный свет». Да, есть какая-то сладостность в этих старых песнях.

Ее волосы тоже пахли сладко. Запах был новый, он не помнил у нее таких духов.

— Ты знаешь, что Клайв купил мне щенка? — спросила Роксанна.

— Нет, откуда…

— Очаровательный такой мопс. Палевый, с черными щеками. Мопсы — любимые собаки английской королевской семьи. У них их много.

— Да что ты?

Она такая умная, такая проницательная, но иногда несет всякую чушь.

— Ну вот, мы приехали, — сказала она, когда шины зашуршали по гравию. — Не хочешь зайти на минутку, посмотреть на него? Он почти целый день сидел один, но я не могу ничего поделать из-за Клайва.

Запах ее духов кружил ему голову… Наступил уже настоящий вечер. Дни стали заметно короче. Осень всегда действовала на него угнетающе. Ему не хотелось возвращаться в пустой дом… Все это пронеслось у него в мозгу, пока Роксанна выбиралась из машины и теперь стояла у открытой дверцы.

— Зайдешь? — спросила она.

— Ладно. Заодно можешь показать дом. — Который очень хвалила Хэппи, но у него не поворачивался язык произнести ее имя в этом месте.

Внутреннее убранство дома поразило его не только богатством и вкусом, но и стилем: сам дом был в довоенном стиле, теперь так не строят. Во всем чувствовался вкус Клайва, может быть, чересчур исторический, но все равно очень хороший вкус.

Однако в кухне не было ничего исторического. Ее белый фарфор и сверкающая медь могли бы считаться произведениями искусства и были новее нового. Клайв не поскупился.

Круглый, толстый щенок, лежавший в своей корзинке, выбрался из нее и засеменил к Роксанне, приветственно повизгивая. Она подхватила его и прижала к щеке.

— Бедный Эйнджел! Его так зовут — Эйнджел. Это была моя идея, и, возможно, глупая, потому что так обычно называют девочек, а он, вне всяких сомнений, самый настоящий мальчик.

— Не волнуйся. Он назван как надо. Ангелы — мужского пола.

— Да? Клайв тоже мне сказал, но я не поверила. Он хочет есть. Смотри, сходил на бумагу. Быстро учится. Не хочешь бренди, Йен? В кабинете есть секретер с баром. Свет там горит.

Она говорила быстро, желая удержать его, не дать произнести: «Нет, я всего лишь на минутку». Но он и сам хотел выпить бренди, прежде чем отправиться домой. Если она надеется еще на что-то, то напрасно. Хотя вряд ли она захочет рисковать всеми своими приобретениями ради ночи секса.

В кабинете было тепло, как и полагается; цветные коврики, вощеный ситец и книги — все очень приятно сочетается. Держа бокал с бренди — тонкого французского хрусталя, между прочим, — он прошелся по комнате, осматривая ее. Из любопытства вытащил две или три книги Клайва — математика, физика, черные дыры, наносекунды — и аккуратно поставил их на место, в алфавитном порядке.

И тут он в первый раз подумал, что у Клайва никогда не было своего дома, и его сердце дрогнуло. «Клайв всю жизнь жил с отцом в «Боярышнике». Так получилось. Клайв никогда меня не любил, но кто виноват, что он таким уродился? А я? Я не слишком обращал на него внимание, если быть откровенным. Он не был для меня важен. От всего сердца надеюсь, что теперь жизнь у него наладится. Надеюсь, эта ослепительная женщина сделает все, как нужно. Надеюсь, он не настолько болен, как можно было судить по его сегодняшнему виду».

Он беспокойно продолжил обход кабинета, согревая в руках бокал с бренди, глянул на два хороших пейзажа и фотографию родителей, молодых и горделивых. На другом столе он заметил фотографию Клайва с маленькой дочкой Дэна, девочка сидела верхом на пони, подаренном Клайвом. Она уже красавица, думал он, и в этот момент пришла Роксанна.

Она переоделась в короткое свободное платье яблочно-зеленого цвета, оставшееся от лета. Подобранные до этого волосы распустила.

— Я пообещала Клайву приготовить картофельный суп. Думаю, он сможет съесть его завтра, когда у него изо рта вынут эту трубку. Я же не могла готовить в том костюме?

Ее груди при ходьбе слегка колыхались. Господи Боже, да под этим платьем на ней ничего нет. Он взял фотографию и сказал:

— Хороший снимок, Клайв с Тиной.

— Он без ума от этого ребенка.

— Красивая девочка. Она будет красивее своей матери, а это что-то да значит. Я всегда восхищался Салли, — сказал он, думая: «Пусть знает, что она не единственная женщина, на которую смотрят мужчины».

— Да, но с Тиной что-то не так.

— Не так? — переспросил он. — Она своенравная, немного избалованная, вот и все. Многие дети такие, и все обходится благополучно.

— Нет, дело не только в этом. У меня же в доме были дети, и я их чувствую. Я как-то приезжала к Салли, она пригласила меня посмотреть, что сделала дизайнер, которая отделывала этот дом, в их особняке, и девочка не разговаривала. Ни со мной, ни с Салли, ни с кем. Я пробыла там час, и она только сидела и без конца заводила эту чертову карусель.

Йену стало неприятно, что с кем-то из детей, носящих фамилию Грей, даже если он сам считал этого ребенка несносным, может быть что-то «не так». Хэппи упоминала насчет Тины, говорила о каких-то затруднениях с дочкой у Дэна и Салли. Она не знала, в чем именно дело, сказала только, что, вероятно, они «обратятся за помощью» — так говорят, когда вы дошли до ручки с неуправляемым ребенком. Похоже, она устроила настоящий концерт на вечере, который Хэппи устраивала в своем детском саду. Очень плохо. Красивая девочка — светлые глаза от Дэна и густые черные волосы от Салли.

— Я не психотерапевт, но… — начала Роксанна, но он оборвал ее:

— Вот именно. Так что давай не будем об этом.

— Знаешь, Клайв хочет ребенка. Девочку.

— И что же тебя останавливает? Кольцо на пальце у тебя есть. Ты прекрасно устроена.

Йен понимал, что грубит, но мысль об этих двоих в постели выводила его из себя.

— Не знаю. Видимо, мне следует родить. Придется. Только я хочу, чтобы это был твой ребенок. Наш. — И Роксанна подняла на него увлажнившиеся глаза.