— Ведите себя с ребенком непринужденно, — не уставал повторять врач. — Ваша напряженность передается, так что даже если ваша девочка и хочет вам что-то сказать, она не решается. Чтобы ребенку было легко, надо, чтобы и взрослый вел себя легко. Весь образ жизни должен быть таким.

Разумеется. Это элементарно. И видит Бог, у них в доме весело, здесь поют песни и играют в игры, просто детский сад на дому. И как это удается Дэну, со всеми его нагрузками и проблемами, она просто не представляла.

— Вы видите улучшение? — спросил врач.

Что она могла сказать, если не была в этом уверена?.. На прошлой неделе, на дне рождения, Тина была образцовой гостьей, самим очарованием, одна из матерей даже отметила в разговоре с Салли «солнечную внешность» Тины. Так что, может быть, улучшение и было.

— Она играет наверху, — сказала няня, когда Салли вошла в дом. — На дворе все еще сыро после ночного дождя.

Из большого салона, где стояли рабочие столы Дэна и Салли, доносилось треньканье вальса. На столе в центре комнаты стоял источник музыки: фамильная вещь, драгоценная серебряная карусель.

— Господи! Откуда она здесь?

— Это для меня! — восторженно закричала Тина. — Для меня!

— Этого не может быть, милая. Это не детская игрушка.

И в самом деле, Салли уже давно не рассматривала карусель и поэтому забыла, какая это тонкая работа. Все лошадки, скачущие по кругу, были разными. Крохотные пары на лошадях — мужчины в аккуратных костюмах, женщины в шляпках и широких юбках времен Второй империи — могли бы быть изваяны самим Челлини. Только специалист мог оценить стоимость этого произведения искусства.

— Кто ее сюда принес?

— Не знаю.

Няня сообщила, что доставил ее шофер из «Боярышника». Прислуга в Большом доме считала, что только Клайв мог дать такое распоряжение.

Голос Клайва звучал по телефону раздраженно. Вероятно, не надо было беспокоить его в офисе.

— Это подарок от дома, вот все, что мне известно, Салли.

— А где дядя Оливер?

— Вчера вечером отец улетел на выходные в Бостон.

— Не понимаю, — сказала Салли, — что нам с ней делать? Тина считает, что это для нее.

— Это подарок. Чего ты так разволновалась? В любом случае пора уже избавляться от этого хлама в Большом доме. Он похож на музей. Мне нужно идти, Салли. Извини, у меня еще не закончены переговоры.

Весь остаток дня Тина суетилась вокруг карусели, которая наигрывала мелодию «На прекрасном голубом Дунае». Девочку невозможно было от нее оторвать.

Это было невыносимо, и Салли ушла в спальню. Красный огонек на автоответчике мигал так яростно, будто сознавал важность сообщения. Салли знала: это снова Дора Хеллер. Дора была главным редактором крупного журнала и звонила уже в третий раз на этой неделе. Журнал готовил номер, практически полностью посвященный одному очень известному писателю, которому скоро исполнялось девяносто лет. Он родился в Аппалачах и был известен всему миру. Не сделает ли Салли серию фотографий для журнала, хотела знать Дора. Такого заманчивого предложения у Салли не было никогда в жизни.

Сердце Салли учащенно забилось. Она прикинула: сеанс в Нью-Йорке; если встать рано и вернуться самым последним самолетом, то дома ее не будет максимум сутки. Может получиться, и ей бы очень этого хотелось.

Но писатель не готов путешествовать. Он хочет, чтобы его фотографировали у него дома, а Атланте. И тогда путешествовать придется Салли — вначале туда, где он родился, потом в его школу и так далее. Короче, это займет неделю. И сердце у нее упало.

Салли набрала номер, голос Доры на другом конце был почти неразличим:

— Салли! Я жду ответа, хочу услышать, что ты не передумала. Не верю, что поняла тебя правильно. Это же писатель из писателей! Я боролась за тебя. Ты же знаешь, были и другие предложения, но я принесла все образцы твоих работ, какие смогла найти, и убедила их, что ты обладаешь стилем и чувством, которые им требуются. Ты просто обязана согласиться, Салли!

— Видишь ли, у меня тут проблемы, я не могу уехать. Это далеко и займет слишком много времени. Мне жаль.

— Ты, надеюсь, не больна?

— Нет, не больна. — Потом, почувствовав, что слова ее неубедительны и слишком таинственны, она добавила: — Все здоровы, мы не разводимся, ничего такого. Просто у нашей девочки некоторые трудности, и поэтому…

— Ничего страшного, я надеюсь?

— Нет-нет, но я не могу. Действительно не могу, Дора Прошу, не уговаривай меня.

— Мне очень жаль, дорогая. Очень жаль. Ладно, в другой раз.

А снизу, не умолкая, неслись звуки вальса.

— Что происходит? — спросил Дэн, входя в спальню и развязывая галстук. Салли увидела, что он пребывает в редком для него плохом настроении. — Что здесь делает эта вещь?

— Ты имеешь в виду карусель?

— А что еще я могу иметь в виду? — Когда Салли повторила слова Клайва о переполненном лишними вещами доме, он сказал: — Значит, они собираются сделать склад из нашего дома?

— Ты напрасно сердишься. Я уверена, что Клайв не хотел ничего плохого и сделал это из самых лучших побуждений.

— Хорошо, но эта вещь стоит целое состояние, а Тина ее только сломает.

— Я так не думаю, но должна признаться, что «Голубой Дунай» уже потихоньку сводит меня с ума. — Потом, увидев, что Дэн швырнул пиджак на кровать и со стоном сел, спокойно добавила: — Она ей надоест, и мы куда-нибудь ее уберем или постараемся вежливо вернуть. Не стоит так из-за этого переживать.

— Этот вальс сведет с ума и меня. Слишком громко играет. — Он встал и, открыв дверь, крикнул: — Тина, выключи, пожалуйста, музыку!

— Нет, мне нравится.

— Да, но нам — нет. Выключи, — приказал Дэн.

— Нет, я сказала.

— Тина, ты сделаешь то, о чем я просил.

Он пошел вниз, Салли последовала за ним.

— Дэн, не волнуйся. Ты ужасно устал, встревожен. Я вижу это, но…

— Но что? Что, по-твоему, я собираюсь с ней сделать?

— Я только хотела сказать, что у нее сегодня был очень хороший день, и…

— И по этой причине ее нельзя заставить выполнить простейшую просьбу?

— Конечно, можно. Но мне кажется, что у нас наблюдается улучшение, и доктор Вандеруотер сегодня сказал…

— Доктор Вандеруотер здесь не живет. А мы живем. Может, хватит следовать всем этим книгам и теориям? Может, стоит подумать своей собственной головой?

Облокотившись на стол, девочка смотрела на карусель как завороженная. Дэн подошел и выключил музыку. Тина завопила и пнула отца по лодыжке.

Дэн подхватил ее под мышки и поднял.

— А теперь послушай меня, Тина. Тебе не разрешается пинаться и бить других. Тебе пять лет, и ты прекрасно понимаешь…

Она пнула его по колену.

— Не прикасайся ко мне! Отпусти меня. Я тебя ненавижу! Отпусти меня! — И с ревом выбежала из комнаты.

Потрясенные родители посмотрели друг на друга.

— Дэнни, она не ненавидит тебя.

— Как будто я не знаю!.. — Он нахмурился. — Но неужели я поступил неправильно? Неужели мы спустим ей с рук и убийство? Она разрушает наш дом, рушит наши жизни, неужели ты не видишь?

Она прекрасно это видела. Недельная отлучка из дома по работе не должна быть невозможностью. И Салли решила сменить тему:

— Что у тебя на работе? Все то же самое?

— Ужасный был день. Йен просто невыносим. Может ли человек вдруг стать совсем другим? Последние две недели его словно подменили. Вот что произошло сегодня днем. Помнишь я рассказывал тебе про один кофейный напиток, который придумал парень из Мичигана? Мы разработали соглашение между колумбийцами, этим парнем и нами. Договорились о встрече, колумбийцы прилетели, парень из Мичигана ехал на машине… не знаю почему, может, хотел полюбоваться природой. — Дэн перевел дух. — Короче, он опоздал на полтора часа, неприятно, но не катастрофа. А Йен вышел из себя, напустился на парня, практически унизил его. Парень этот очень молодой, очень хочет заключить сделку, но он был настолько оскорблен, что ушел. Взял свой дипломат и ушел. Я бросился за ним, извинялся. В конце концов я уговорил его вернуться, Йен извинился, и я держу пальцы скрещенными, чтобы сделка состоялась. Но я потратил на это массу энергии, я как выжатый лимон. Поэтому и приехал домой пораньше. Они все еще в конторе, но я уже больше не мог там оставаться.