— Нет, нет. Совсем нет. Я только хочу немного поговорить с тобой кое о чем. Это важно, но займет всего несколько минут.

— Ладно. Тогда приезжай сюда. Ты помнишь дорогу?

— Да. Через десять минут тебя устроит?

— Договорились, подъезжай сзади, я встречу тебя у бокового входа, который ведет на пляж.

Когда она подошла, он был уже там. Ждал у ограды, чтобы она позволила ему войти. Они постояли немного, глядя друг на друга. Кажется, они не виделись почти месяц. Ей показалось, что у него усталый вид.

— Заходи. Пойдем, посидим на берегу.

Он пошел за ней. Ей нравилось, что он идет за ней. Обычно их отношения строились по-другому. Она всегда была из породы ведомых. Она плюхнулась на песок и поджала под себя ноги. Рикки тоже сел. Солнце било в глаза. Она вытащила темные очки и надела их. Это дало ей ощущение безопасности.

— Ну и что за срочность? — Ногтем она принялась чертить круги на песке.

Рикки вынул свои очки и тоже надел их. Теперь оба были во всеоружии.

— Я все еще не знаю, с чего начать. Постарайся сохранять спокойствие. Дай мне шанс. Не прерывай меня колкими своими комментариями, хорошо?

— Кто, я? — усмехнулась она.

— Да, ты. Итак, первое. Катарина уехала. Я отправил ее к родителям. Мы поговорили, и она… да, она улетела. Просто отправилась ко всем чертям. Для такой, как она, это было действительно тяжело. Она заставила тебя выглядеть как Мисс Головная Боль.

— Эй, Боско! Уговор так уговор. Если я сижу здесь, закрыв рот, так не надо дешевых уколов, ладно?

Он улыбнулся.

— Хорошо, прости. В общем, я сказал ей, что, наверное, совершил ошибку. Может быть, я вовсе и не чувствовал к ней никакой любви. Она была мне небезразлична, конечно. Я, она… в общем, она была как бы моей фантазией. Но, в сущности, я ее не любил.

Помнишь, когда Френки Кэрш растерялся и чуть не убил Фритци Феррис? Так вот, он тогда пришел ко мне. Я хочу, чтобы ты знала это. Как бы там ни было. Так, как он, должен был поступить я.

Она дала мне повод. Понимаешь, она кое-что сделала, и стало ясно, что она меня не любит и я ее не люблю. Мне просто нравилось добиваться ее, как какой-нибудь картины, или автомобиля, или дерьмового Байфронтского клуба.

Все перепуталось. Стало хуже. Она не была… не была мне другом. И вот то, что я попытался сказать тебе здесь, я сказал ей тогда. Я сказал ей, что дела у нас с ней не сладятся. Я не могу на ней жениться. Не могу, потому что она не такая, как я. Совсем не такая. Правда, я не думаю, что с ней подобное случалось прежде. Она сначала потеряла Джоя из-за тебя, а потом потеряла меня, и тоже из-за тебя.

Мэтч сняла очки.

— Что ты сказал?

Рикки наклонился и как-то вкрадчиво, будто боясь, что она убежит от него, произнес:

— Я сказал ей, что ты мой единственный настоящий друг. Что я хочу тебя вернуть. Я сказал ей, что люблю тебя.

Он правильно опасался ее реакции. Мэтч вскочила и побежала вдоль берега. На бегу она плакала и кричала. Что с ней произошло в эти минуты! Двадцать пять лет ни одной слезинки — и вдруг.

Как будто все лето она была фабрикой по производству соли.

Он поймал ее, обвил руками, они оба повалились на песок и катались по нему. То один, то другой оказывался сверху.

— Убирайся подальше! Навсегда убирайся к черту, Боско!

Он отпустил ее.

Она встала, стряхивая песок, влажный и скользкий. Она еще плакала.

— Прости. Я знаю, что очень обидел тебя. Я вел себя как абсолютный осел. Но ведь ты тоже обидела меня. Я имею в виду сцену на кухне: это было несколько чересчур. Так что мы квиты. Мы можем уехать отсюда. Мы можем пожениться и начать нормальную семейную жизнь.

Она посмотрела на него. Потом подняла руку и сняла с него очки, желая посмотреть в глаза. До сих пор она и не собиралась их изучать.

— Знаешь, я бродила вокруг, когда Джой уехал, пытаясь принять решение. Он хотел, чтобы я тоже уехала отсюда. Ну, чтобы все здесь оставила. Свою работу. Всех своих клиентов. А ведь сам он не развелся. И я думаю, развод не был бы легким, даже когда она еще не знала, что ты собираешься отобрать у нее козырный шанс. Представляю, как обстоят дела теперь.

Ей и в голову не приходило, что Джой может хотеть меня. Вообще-то я и в самом деле не сочеталась с этим кругом. Я не хотела уезжать, пока доктор Джеймсон не умер, и поэтому сделала вид, что они нуждаются во мне здесь. Теперь догадываюсь, что на самом деле я испугалась. Я никогда так сильно не рисковала за всю свою убогую жизнь. Ты был первым серьезным рискованным шагом, который я сделала, и это не слишком хорошо обернулось. Но теперь я знаю, почему я не могла решиться. Я ждала знака.

Мэтч наклонилась и прикоснулась к его щеке.

— Так вот, Боско. Я прошу прощения, но я уезжаю в Лос-Анджелес. Может быть, я вовсе затраханная чудачка, но я так решила. Ты мне помог. Помог, когда попросил меня выйти за тебя замуж. Мечта стала явью. Прекрасно, что ты чему-то научился и понял, что я любила тебя. Только теперь у нас с тобой ничего не выйдет.

Понимаешь, я подумала, что не такой уж я кусок дерьма. Я научилась кое-чему действительно важному за это лето. Я имею ценность такая, какая я есть. Действительно прекрасные люди стали моими друзьями. Именно моими. Джой влюбился в меня такую. Просто почти мисс Совершенство. Я бы никогда не стала той, которую ты открыл с первого раза. А когда Джой смотрит на меня, в его глазах сияние, как будто я для него находка. Необработанный бриллиант или что-то в этом роде. Я не могу это описать. Но он чувствует меня совершенно по-особому. У меня никогда этого не было с тобой. Я всегда шла позади. Я знаю. Так что вот так. Спасибо, Рикки. Но уже поздно, слишком поздно. Я действительно прошу прощения.

Она умолкла и пошла назад по пляжу. Сердце ее стучало, она прижала его рукой и стала поглаживать, успокаивая сама себя. Ей с трудом верилось в то, что она сама только что сделала. Она не поворачивалась, а он не пошел за ней, но она чувствовала спиной его взгляд, следящий за тем, как она идет, и она знала: она никогда не забудет этого мгновения, даже если ей суждено жить вечно.

«Максимальная сумма выплачивается в следующих случаях: потеря жизни, обеих рук или обеих ног, одной руки или одной ноги, потеря зрения в обоих глазах, речи и слуха или потеря зрения в одном глазу, одной руки или ноги. Половина максимальной суммы: потеря руки или ноги, зрения в одном глазу, утрата речи и слуха. Четверть максимальной суммы: потеря большого и указательного пальцев».

Дженни положила страховой полис на стол и закрыла лицо руками. Замечательно. Вот чем все они кончат. Грудой безумных бумаг, связывающих части вашего тела с адвокатами и страховыми агентствами. На углу формуляра она написала: «А что, если потеря составит большой палец, половину указательного, два пальца ног и зрение в левом глазу? Это, вероятно, все запутает?»

Теперь действительно все кончено. Лето, болезни, отпускная расхлябанность. Школа начинается на следующей неделе, и они возвращаются домой. Дом. Как это смешно звучит. Ее мать и Луи остаются в другом, снятом ими доме, а отец и Кловис отправились в какое-то турне по Европе. Нечто вроде предварительного медового месяца. В общем, она их не осуждала. Или должна была осудить?

Мэтч уехала в Калифорнию, Аарон — в Вашингтон сдавать экзамены, а они с Джиной остались закрыть дом и привести, наконец, все в порядок. Она была счастлива. Она знала это. Ведь так много женщин прошли через то, что пережила она, и оставили позади себя жизненные обломки. Она за это должна быть благодарна судьбе. Она вздохнула. Артуро ходил вокруг и поводил своими печальными усталыми глазами.

Дом был уже продан. Она увезла сына обратно в город, чтобы он начал привыкать к ее образу жизни. Приятно звучит все это, Дженни Джеймсон.

Она обхватила себя руками. Она боялась. Донни был для нее такой утратой, что периодически она ощущала острую боль. Как спазм или ревматизм — что-то в этом роде.