— Пап, можно я с вами пойду? — прошептала она ему на ухо.

У меня опять появилось нехорошее, сродни ревности, чувство. Уже второй раз я отмечала про себя, что отец и дочь удивительно похожи — оба рослые, красивые. Особенно это было заметно сейчас, когда они стояли рядом.

— Даже и не думай об этом, — заявил Дэн. Он посмотрел на меня, и я утвердительно кивнула, но так, что, кроме нас двоих, этого никто не видел.

Дэн сухо улыбнулся, но у меня, как ни странно, потеплело на душе — по крайней мере в этом мы с ним были солидарны.

Бабушка поднялась с места и потянула Эми за рукав, положила девочке руку на плечо и крепко прижала к себе.

— Проследите, чтобы собаки за нами не увязались, — сказала я домочадцам.

Эми сохранила на лице холодное, бесстрастное выражение античной маски. Правда, бабушка сразу же закивала головой. К большому моему удивлению, лицо у нее было испуганное.

Мы с Дэном вышли из кухни и двинулись через гостиную к парадному входу. Как только мы ступили за порог, он представил меня судмедэксперту и Джиму Фарнсуорту, агенту графства из отдела убийств. Фарнсуорт был толст, и от него пахло сигарами. Я вспомнила, как Дэн несколько лет назад на него жаловался, — тогда Дэн подозревал его в хищении наркотиков из особой камеры, где хранились вещдоки. У порога стояли еще двое мужчин в форме, но никто из них не посчитал нужным представиться.

Чуть в стороне от крыльца по двору время от времени проходил с вилами Ноа — наш новый работник, который в данный момент сметывал небольшой стожок. Сено он привозил с поля на грузовичке. Ноа был высок ростом, худ, мускулист и обладал кривыми ногами прирожденного кавалериста. Райан взял его на работу три недели назад, когда наш прежний работник уволился и подался на нефтяные промыслы Аляски.

Прошло три недели, а я все никак не могла привыкнуть к присутствию Ноа на ферме. Это был скромный, милый человек, который делал свое дело спокойно, с каким-то удивительным для его профессии изяществом и грацией. Неброская уверенность его манер заинтриговала меня. К чему скрывать? Он мне даже нравился, что, впрочем, вызывало у меня некоторый внутренний дискомфорт и заставляло держаться от него подальше. Правда, мы с ним пару раз случайно сталкивались в конюшне, куда я ходила чистить лошадей. К моему большому удивлению, Ноа, приветствуя меня, говорил странные слова, и я, сама того не желая, втягивалась с ним в беседу, чувствуя, что разговор с ним увлекает меня все больше и больше. То, что он говорил, оседало у меня в памяти и тревожило еще долго после того, как наш разговор заканчивался. Как ни странно, слова Ноа заставляли меня думать — в том числе и о смысле бытия.

Грузовичок Ноа неожиданно притормозил рядом с черно-белыми полицейскими автомобилями и кремовым фургоном судмедэксперта. Лицо Ноа, которое я разглядела сквозь лобовое стекло, выглядело возбужденным, а возбуждение и волнение, в принципе, были ему не присущи.

— Это еще кто такой? — спросил Фарнсуорт, ткнув в Ноа толстым пальцем.

— Наш человек. Зовут Ноа Гринвуд, — сказала я.

— Он что же — с вами живет?

— Он живет в бунгало рядом с конюшней.

Ноа вышел из грузовичка, захлопнул дверцу и подошел к стоявшей у крыльца компании.

— Человека убили, — сказал Дэн. — Бретт нашла труп на тропинке по пути к водопаду.

Ноа присвистнул в удивлении.

— И кого же это убили?

— Никто не знает, — сказала я.

— Вполне возможно, вы его все-таки знаете, — сказал Дэн, обращаясь к нашему работнику, и я сразу поняла, что Дэну хочется, чтобы именно Ноа опознал труп. А еще я подумала о том, что Дэн ревнует меня к Ноа, причем с тех самых пор, как Райан его нанял и он появился на ферме. — Почему бы вам не пойти вместе с нами? — спросил Дэн, устремляя на Ноа пронзительный взгляд своих темно-зеленых глаз.

Ноа посмотрел на Дэна и пожал плечами:

— Я не против. Только пусть мне дорогу покажут.

Когда мы двинулись в путь, солнце затянуло облаками и поднялся ветер, дувший мне в спину. Мы с Дэном шли рядом, как всегда, попадая в шаг — мы научились этому еще в те далекие времена, когда учились в школе высшей ступени. Хотя солнце и скрылось за облаками, утро все равно было на удивление прекрасным, но я уже не замечала красот природы и, входя в лес, почувствовала неприятный озноб.

Довольно скоро мы обогнали процессию и оказались на расстоянии пятидесяти ярдов впереди остальных. Тем не менее Дэн говорил со мной тихим голосом, словно опасаясь, что его могут подслушать.

— Как Эми?

Я искоса посмотрела на него.

— По-моему, все хорошо.

— Как у нее дела в школе?

— Все нормально.

— Тебе, похоже, все равно, как она одевается?

Я попыталась вспомнить, во что была одета Эми: свитер, джинсы, кроссовки.

— Не понимаю, о чем это ты?

— Если не ошибаюсь, под свитером у нее нет бюстгальтера. И что это за свитер? У нее весь живот голый. Пупок видно.

— Такой нынче стиль. Вспомни, какими мы были, когда учились в школе высшей ступени. Взять хотя бы женские топы конца семидесятых. Помнится, тебе нравилось, когда я надевала такие штучки.

— Сейчас мир изменился и дети живут по-другому. Среди молодежи все большее распространение получают наркотики. Я как подумаю о том, что Эми тоже может стать наркоманкой, у меня внутри все переворачивается. Мне приходилось видеть нынешних учениц высшей ступени. Они, размалеванные и разодетые, как шлюхи, ездят на вечера в Корнельский университет, где в танцзале так воняет марихуаной, что не продохнуть. Я не желаю, чтобы моя дочь была похожа на подобных девиц.

— Скажи ей об этом сам.

Дэн поджал губы и отвел от меня глаза. Похоже, его волновало не только это.

— Ну что еще? — спросила я.

— Мне кажется, Эми ворует у меня деньги, когда ей представляется такая возможность.

Я замерла. У меня были аналогичные подозрения насчет дочери, но я не хотела ему об этом говорить. Уже несколько месяцев я замечала, что у меня из кошелька пропадают деньги. Суммы были невелики — всякий раз в пределах двадцати долларов. Поначалу я списывала пропажу денег на свою забывчивость и рассеянность, но однажды обнаружила изрядную сумму в шкафу в комнате дочери. Этот перетянутый резинкой довольно толстый рулончик меня тогда сильно напугал. Воровать деньги и тратить их — одно дело, но воровать и откладывать про запас — совсем другое. Самое главное, я не могла понять, зачем она это делает. Раньше дочь казалась мне человеком не меркантильным. Кроме того, ее никак нельзя было назвать излишне рациональным существом. Она всегда была импульсивна. Если бы она сразу спускала деньги на CD-диски и модную одежду, это было бы больше в ее духе и не напугало бы меня до такой степени.

— Я нашла у нее деньги в шкафу на прошлой неделе. Они были свернуты в рулон и спрятаны под стопкой белья, — сказала я.

— И сколько же ты у нее нашла? — спросил Дэн.

— Две тысячи долларов.

— Господи! — сказал Дэн. — Похоже, это стратегический запас на случай побега.

— Ей всего пятнадцать лет, — пробормотала я и в ту же минуту подумала, как часто использовала подобную отговорку, если мне что-либо не нравилось в поведении дочери. «Ей всего два», — говорила я себе. Или: «Ей всего двенадцать». Вполне возможно, когда мы с Дэном станем глубокими стариками, я буду говорить: «Ей всего пятьдесят пять», — и снова оправдывать ее поступки.

Лицо у Дэна было хмурое и озабоченное, и эта озабоченность сильно его старила.

— Очень хочется верить, что она ворует только у нас и не потрошит чужие кошельки. В противном случае ее могут в один прекрасный день арестовать.

Я недоуменно пожала плечами. Откуда мне знать? Когда воспитываешь ребенка, сталкиваешься порой с такими трудностями и ребусами, что опускаются руки. И так с самого начала — чуть ли не со дня рождения. Учишь, к примеру, дитя ходить, а оно, научившись передвигаться самостоятельно, первым делом норовит от тебя сбежать. Если разобраться, ничегошеньки мы о собственных детях не знаем.