Утром следующего для встретился с главврачом госпиталя, передал мнение наших специалистов по поводу лечения К-вой и наше решение через два дня отправить её самолетом в Москву в НИИ травматологии. Попросил его дать указание лечащему врачу подготовить ее к полету. Предупредил главврача, что в день отлета за больной приедет наш врач, и попросил доставить больную в Женеву на санитарной машине. Счет за лечение, пребывание и транспорт направить в Представительство. В конце разговора вручил главврачу приглашение на прием, который Представительство давало в честь директора НИИ травматологии.

От главврача я пришел к К-вой и сообщил ей о принятом нами решении отправить ее в Москву, в Институт травматологии. Она уж собралась было устроить истерику, но я сказал, что со мной говорить на эту тему не стоит, так как решение принято «наверху» после консультации со специалистами. При этом подчеркнул, что ее будут лечить в специализированном НИИ и обещают через полгода без рискованной операции поставить на ноги.

Для К-вой это был удар: и танцевать через две недели не будет, и в Нью-Йорк не вернется. Первое можно было бы и пережить, а вот остаться в Москве, когда по контракту можно еще три года жить за границей — не всякий может.

В Москве наши действия одобрили. Ближайшим рейсовым самолетом больная была доставлена в Москву.

Приехав в отпуск, я зашел в НИИ государства и нрава АН СССР повидать старого приятеля и встретил там К-ва. Он все еще был на меня сердит и не скрывал этого. В чем была моя вина перед ним, я не понял. Важнее другое: его жена здорова и… танцует.

Утром приходит ко мне седовласый, всеми уважаемый в колонии человек. Остроумный, гостеприимный и доброжелательный грузин, занимавший высокую должность в одной из крупных международных организаций.

— У меня случилось несчастье, уважаемый Василий Николаевич. Извините, что я вас беспокою, но я подумал, что о происшедшем я обязан вам доложить.

— Рассказывайте, Шалва Михайлович! Чем можем — поможем.

— Вчера я вернулся домой поздно: в Женеве были проездом мои друзья из Грузии и, сами понимаете, без бутылки хорошего коньяка, взятого прямо с завода, не обошлось. Но я очень аккуратен: выпил столько, сколько не возбраняется в Швейцарии, а может, чуть больше, точно ведь никогда нельзя измерить. Но поверьте, чувствовал я себя прекрасно, сам был за рулем. Спустился в гараж, поставил машину в бокс. Потом закрыл ворота, проверил замок и спокойно пошел домой. Прихожу сегодня утром в гараж, и что я вижу? Ворота моего бокса открыты, а машина, моя новая машина, за которую родное государство заплатило, чтобы облегчить мне жизнь и чтобы я больше сделал на его благо, 15 тысяч франков — швейцарских франков! — исчезла. Её нет! Как мне — старому человеку — в чужом городе без машины жить? Что делать?

— Шалва Михайлович, прежде всего успокойтесь! Машину можно, видимо, найти. Швейцарская полиция умеет это делать. Машина застрахована. Наконец, можно новую купить. Вы осмотрели ворота? Замок цел?

— Я все осмотрел! Все цело. Тут отмычкой работал какой-то рецидивист. Это точно! Может, из Ростова-на-Дону? Там такие были! Да еще в старом Тифлисе. Какие там асы были! Европа таких не знает! Тут мелкий народ.

— Шалва Михайлович, сейчас мы позвоним в полицию и попросим принять меры к розыску машины.

Я позвонил комиссару полиции, сообщил ему сведения о хозяине машины, данные ее технического паспорта и попросил начать ее розыск. Комиссар обещал принять необходимые меры.

Прошла неделя. Машина не найдена. Шалва ходит сам не свой. Зоя Васильевна, пожалев его, попросила у Москвы разрешение купить новую машину хорошему, а главное, нужному для государства человеку, объяснив, разумеется, что его машина украдена и пока не найдена.

Разрешение было дано, и через три дня Шалва Михайлович приехал на новой машине с ящиком шампанского, объяснив, что ту, пропавшую, он не обмыл и в этом, видимо, была его роковая ошибка.

Прошло еще около двух недель. Снова приходит ко мне Шалва Михайлович, очень грустный и смущенный, и тихо-тихо говорит:

— Василий Николаевич, моя старая машина нашлась.

— Так радоваться надо, Шалва Михайлович, а вы чуть не плачете!

— Я бы радовался и с коньяком бы к вам пришел, если бы она— моя любимая — не простояла весь этот месяц… в боксе моей соседки. Сегодня соседка вернулась из командировки и была удивлена, обнаружив в своем боксе мою машину. Теперь я думаю, что в тот день я выпил все-таки немножко больше, чем разрешено правилами безопасности дорожного движения Швейцарии.

— У меня, Шалва Михайлович, другое мнение: выпили вы ровно столько, чтобы не нарушить существующие правила БДД. Только коньяк, привезенный с Родины, да еще прямо с завода, по-иному действует на организм. Сказались общий дружеский настрой, воспоминания детства и, конечно, местные климатические условия, хоть и говорят, что по климату Грузия похожа на Швейцарию.

— Нет, Василий Николаевич! Нет! Это Швейцария похожа, и только отдалённо, на Грузию! Разве в Швейцарии есть такие люди, как в Грузии? Нет и нет! А в остальном вы правы! Правы, и очень добры ко мне! Как я, врач, сразу об этом не подумал? Вот только поймет ли меня так, как вы, Зоя Васильевна? Вы уж ей расскажите, что машина нашлась. А потом посоветуете, как мне к ней пойти, с чего разговор начать.

— А вы ее обрадуйте: «Зоя Васильевна, у меня теперь две машины! Какую из них Вам подарить?» И в это время из-за спины букет цветов, элегантных, но не слишком дорогих. Зоя Васильевна любит красивое, а к дорогому — равнодушна.

— Задали вы мне задачу. Пойду думать. А вы все-таки поговорите с ней. Обещаете?

— Обещаю!

Зоя Васильевна к сообщению о находке машины отнеслась с юмором. Шалва Михайлович в грехе покаялся, а «лишняя» его машина Представительству пригодилась.

Как человек открытый и общительный, Шалва рассказал эту историю своим сослуживцам, а те разнесли ее по всей Женеве. Слушая ее, улыбались все, включая комиссара полиции и полицейских, которые целый месяц искали его машину.

К сожалению, в советских колониях за рубежом не обходилось и, думаю, не обходится и сегодня без различного рода громких и не очень громких скандалов. И чаще всего это связано с мелким воровством и пьянством. «Героями» таких скандалов на моей памяти были сотрудники вспомогательного аппарата Представительства, члены делегаций, международные чиновники, жены высокопоставленных дипломатов.

Звонят из крупного универмага: «В нашем магазине задержан за воровство сотрудник вашего Представительства. Просим приехать кого-либо из дипломатов, чтобы разобраться с данпым происшествием. Если это невозможно, мы вызовем полицию».

Еду но указанному адресу. В помещении охраны магазина сидит красный как рак (обычно анемичный) шофер Представительства. Охранник демонстрирует мне видеозапись: мужчина, воровато оглядываясь но сторонам, рассовывает по карманам небольшого размера банки консервов. Ошибиться невозможно: наш!

Приношу извинения от имени Представительства. И администрация идет мне навстречу — отпускает виновного. И тут же добавляют: «Это первый случай, когда на воровстве попался русский. Воруют арабы, турки, итальянцы, случается, воруют французы. А советский человек попал первый раз».

Потерпевший кается: чистая случайность, хотел в корзинку положить, а как-то непроизвольно в карман засунул.

Вора надо отправлять домой. По как сделать, чтобы он не понял, что его откомандировывают? Пока я думал, жизнь дала подсказку. В Москву надо было перегнать автомашину, принадлежавшую одному высокопоставленному международному чиновнику. И я решил: пусть воришка на этой машине сам себя и отвезет домой. Я пригласил его к себе и попросил выполнить просьбу большого руководителя, добавив, что никого из молодых и неопытных водителей отправить в столь ответственную и длительную поездку не могу. Шофер был польщен. Я при нем позвонил генеральному консулу, объяснил ситуацию и попросил поставить ему в паспорт не только въездную, но и выездную (из СССР) визу, чтобы он, выполнив задание, мог вылететь первым же самолетом обратно.