На войне погибать – обычно. Многие умирают. Но хочется не за просто так, по-глупому. Куда веселее, ежели утянуть за собой теплую компанию из австро-венгерских моряков. Арцеулов повернул летающий утюг вправо. Он обратил внимание, что подбитый линкор отделился, возможно, вообще потерял ход. Около него – легкий крейсер и пара эсминцев. Их нужно занять спасательной операцией.

Константин зашел в борт, выцеливая в мидель. Выбрал пространство меж миноносцем и крейсером. На пуск торпеды нажал, когда, казалось, на броневых листах «Ойгена» впору заклепки считать.

По самолету ударило свинцовым горохом. «Шорт» нырнул в густое черное облако, поднявшееся над баком. Когда вылетел из него, бухнуло, в спину ударило теплым воздушным шаром.

Поврежденный мотор плевался маслом и пропускал вспышки. Константин лихорадочно схватил ручку насоса и подкачал топливо из резервного бака в главный. Судя по бензиновой и касторовой вони, топливная магистраль пробита, как и масляная.

Он оглянулся. Линкор начал медленно, но неуклонно заваливаться набок. Неизвестно, сколько торпед он получил от субмарин. Подарок «Шорта», бесспорно, оказался лишним.

Арцеулов не рискнул спускаться на палубу. Оборвало элерон, педали проворачивались свободно, без усилия – явно сбиты тросы руля направления. Машину трясло и бросало так, что пробовать ее удержать на палубе означает верное самоубийство. И качинский инструктор совершил то, от чего сотни раз предостерегал воспитанников. Он выключил мотор и опустился на волны кабельтовых в шести перед носом авиабаржи. В конце сентября Эгейское море теплое и ласковое.

Не дождавшись рапортов с воздушных торпедоносцев, лишь один из которых вернулся, нещадно дымя, Колчак осмотрел строй эскадры. Он расставил корабли вогнутым клином, намереваясь левой ветвью войти в створ между крейсерским и броненосным отрядом австрийцев и обеспечить одновременную стрельбу по флагману не менее чем с четырех главных линкоров – обеих «Императриц», «Александра III» и «Святителя». Далее в бой вступят четыре додредноутных корабля, вежливо изъятые у Японии, крейсера, а потом на добивание рванут миноносцы, подбираясь на дальность торпедного залпа. И до этой мясорубки остаются считаные удары сердца…

Для начала не удалось отсечь крейсера. Более того, опасаясь, что идущие четвертым и последующими номерами корабли окажутся на пересекающемся курсе с австрийцами, адмирал приказал перестроение уже на расстоянии прямой видимости. Русская эскадра получилась разделенной на две колонны, теряя преимущество сосредоточенного огня по головным броненосцам врага.

Появление двух русских линий застало врасплох адмирала Миклоша Хорти, недавно перебравшегося на «Тегетгоф». Летчик докладывал совершенно о других кораблях. Зная, что мощные, но тяжелые дредноутные линкоры эскадры не разовьют более девятнадцати узлов, хоть котлы взрывай, командующий понимал, что от боя ему не уйти – русские и британские броненосцы и крейсера способны на гораздо бо́льшую скорость. Значит – только вперед, пройти вражескую эскадру насквозь, причинив им потери и повреждения, сберечь как можно больше кораблей и дотянуть до условно союзной Турции. Судовая радиостанция разнесла по эскадре приказы. Хорти решил пожертвовать «Гебеном», который заслонил бы флагмана с правого борта, оставляя ему равные шансы против русских линкоров. Уцелевшие крейсера получат потом другую задачу – ускориться и отработать иные цели. Да и «Гебен» – отнюдь не легкая добыча.

На пяти милях от противника «Императрица Мария» заложила левую циркуляцию, открывая сектор стрельбы для всех четырех башен главного калибра, расположенных по диаметральной плоскости корпуса. Мощные двенадцатидюймовые орудия, по три в каждой башне, приняли первые снаряды и большие цилиндры с пороховой начинкой, а смертоносные хоботы поползли вверх, примеряясь к дальности.

Александр Васильевич больше не вмешивался в действия капитана, наблюдая суету на мостике даже несколько отстраненно. Зазвучали десятки команд. В устройства управления стрельбой вносились цифры – дистанция, углы… То же самое творилось на «Екатерине», увалившейся вправо.

Когда загрохотали пушки, Колчак несколько обрадовался даже, что корректируется стрельба одного линкора. Двенадцать громадных фонтанов воды вздыбились перед «Гебеном». Ударь одновременно батареи другого корабля, и понять, где чье, корректируя прицел, стало бы совершенно затруднительно.

Непрестанно неслись доклады радистов, принимавших рапорты летнабов. С трех-четырех миль видны попадания и недолеты. С мостика брызги перелетов не разглядеть – они скрыты за трубами и мачтами австрийцев.

«Гебен» ответил, после чего сам попал под накрытие. «Мария» выровняла курс, сзади к общему оркестру присоединил свой голос «Александр III». Германский броненосный крейсер покрылся черными клубами пожаров, но не прекратил ответную стрельбу. И тут «Мария» приняла сразу два попадания.

Ужасное ощущение. Словно гигантский молот лупит по остову, встряхивая его куда сильнее, нежели отдача от залпа. Стальной настил мостика вздрагивает от разрыва снаряда где-то в глубине трюма, в заброневом пространстве, после которого начинается тревожное ожидание. Пусть пироксилин в орудийных погребах первых башен не сдетонировал сразу, там взрыв возможен и от пожара.

Понеслись доклады о повреждениях. Отказало охлаждение двух погребов. Скоро люди начнут там терять сознание от перегрева, а там и до возгорания недалеко.

«Гебен» выстрелил снова, добившись накрытия с сократившейся дистанции – кабельтовых двадцати. Снаряды рванули у бортов, слава богу, ни один из них не угодил в корпус. Гидродинамические удары неприятны, может открыться течь, но это не так страшно, как прямое попадание. 280-миллиметровые снаряды германца, не намного меньшие, чем у «Императрицы», способны повредить корпус и башни, надстройки они пробивают шутя. Пятнадцать, максимум двадцать попаданий, и новехонький линкор, вступивший в строй перед самой войной и даже не полностью избавленный от заводских недоделок, пойдет ко дну.

«Гебен» устал огрызаться после двух последующих успешных залпов «Марии», поддержанной «Александром». Башни германца перестали вращаться; дым валил столь густо, что австрийские линкоры за ним пропали из вида. Командир «Императрицы» повернул к Колчаку напряженное лицо, увидел одобрительный кивок и приказал перенести огонь на второй номер, следующий за «Гебеном». Немецкий крейсер угодил под дула бывших японских линкоров, устаревших, но вполне ощутимо гвоздивших его корпус десятидюймовыми снарядами.

До места гибели «Ойгена» канонада не донеслась. Бывший флагман, не успевший сделать ни единого выстрела по неприятельским судам, понемногу уходил бортом в глубину. Дымовые трубы коснулись волн. Стеньги с радиоантеннами, почти горизонтальные от немыслимого крена, напоминали исполинские удочки. Члены экипажа карабкались по ставшей почти отвесно палубе к борту судна и корме, пока вздымающимся над водой. В таком положении шлюпки не спустить. Люди бросались в эгейские волны, гребли к оставшимся для охранения кораблям, с которых спустили шлюпки.

– Душераздирающая картина, – съязвил Ильинский, разглядывая в перископ агонию линкора. – И пожалел бы их. Да только какого дьявола они на нас снова полезли?

На расстоянии кабельтова с двух сторон от туши погибшего «Ойгена» на плавучие якоря встали эсминец и легкий старый крейсер. Второй эсминец описывал круги, высматривая подлодку. Австрийцы рассчитали верно. Даже на экономичных четырех узлах «Омуль» за истекшие часы догнал теряющего ход подранка, ныне практически утопленника.

– Эсминец кружит быстро, достать его сложно. И не будем. Аккуратно утопим крейсер, благо он неподвижен, и тикать. Ваше мнение, мичман?

Старпом приник к перископу. Потом повернул взволнованное лицо:

– Николай Николаевич, там на борту почти наверняка половина экипажа линкора. Утопнут же все как один.

– А почему мы должны их жалеть, мичман? Они нам что – пирожки несли, как Красная Шапочка бабушке? Крейсер – вооруженный корабль, рядом два эскадренных миноносца. Не будьте кисейной барышней, офицер. Извольте собраться.