– Я во флотских делах не мастер, – снова встрял Врангель. – Однако сейчас сразу четыре броненосных корабля в строй вступают. Если воевать по-макаровски или как Колчак в Эгейском море, Пруссия сядет на голодный паек. А ежели как обычно, в порту сиднем сидеть да кулаком издали грозить, Балтика германцу будет внутренним озером.

– Да, кстати, как там Степан Осипович на пенсионе?

Ответил Брусилов, знакомый с адмиралом накоротке:

– Здоров и бодр. В декабре ему шестьдесят шесть стукнет.

Князь задумчиво потер подбородок, украшенный холеной черной бородкой.

– Флот не в моем веденье. Но могу с Императором поговорить. Лучше старый лев, нежели молодой заяц вроде Хана Нахичеванского.

Неугомонный генерал-лейтенант еще соль на рану сыпанул:

– Ваше Императорское Высочество, а как авиация в Пруссии действовала?

У того совсем настрой испортился:

– Отвратительно. Особенно «муромцами» недоволен. Я добился отмены заказа на них Руссобалту.

Генералы терпеливо ждали продолжения.

– По цене «Муромец» как десять одномоторных, запчастей требует уйму, на два полета случается не меньше чем одна авария. Я предложил Императору их совсем с фронта убрать. Как ни печально сознавать, моряки нас обскакали.

Присутствующие поняли без слов, отчего сей факт особенно прискорбен. С началом войны морская авиация ушла, образно говоря, из-под крыла Александра Михайловича, а он соперничества не терпел. И сам же его себе создал. Потому вернулся к делам наземным.

– Верите ли, господа, именно так я предлагал поступить Главнокомандующему – наступать к устью Вислы, а не разевать рот на всю Восточную Пруссию разом. Бои во Франции не утихают, а у нас завершена мобилизация. Потому прошу вас, Алексей Алексеевич, соображения о прорыве к Балтике тщательнее проработать и письменно изложить.

– Обычным путем, Ваше Императорское Высочество, через штаб?

– Отнюдь. Снабдите сей рапорт неким мудрым заглавием: «Соображения о применении авиации при наступательных операциях» – и прямиком мне на стол. Государь наш, спору нет, к Николай Николаичу больше прислушивается. Но тот в Ставке, я – здесь. Может, что и выгорит. А вас, барон, я прошу осмотреть новый танк, коим ваш тезка великий князь Петр Николаевич занимается. – Сандро улыбнулся впервые за аудиенцию. – Пусть ваше следующее звание будет «генерал от танковых войск». Двадцатый век, господа. Моторы вытеснят лошадь.

По совету-приказу Александра Михайловича Врангель при первой возможности выехал в Гатчину. И неподдельно обмер при виде Б-4. Осторожно положил руку в перчатке на толстую шероховатую броню передка с запоздалым огорчением: появись у него месяц назад дюжина таких машин, и корпус ворвался бы в Будапешт!

Он оглянулся к довольному Романову:

– Впечатляет, ваше превосходительство?

– Да уж… Скорей бы в войска его. От одного вида враг побежит.

Главный танковый конструктор тоже прикоснулся к детищу.

– Рано пока. Он двигается хуже, нежели выглядит. – Романов кивнул на механиков, копавшихся в моторе: – Слишком велика на ходовую нагрузка от такой массы. Ломаются траки и пальцы, разбиваются втулки, срубаются гребни – и это только напасти с гусеницами. Шестерни коробки передач стираются в труху. Фрикционы дымят. Двигатель в триста лошадей для него слабоват, просили Фрезе и Брилинга увеличить до четырехсот, но куда там! Николая Романовича патриоты отколотили, он лишь на прошлой неделе из больницы выписался.

– Мерзавцы. Меня там не было. Я бы им показал… как Родину любить.

– Тише, барон. Вы и на своем месте справились. Через полчаса у меня запуск по плану. Изволите за рычаги сесть?

– Непременно.

– Вот и славно. Ваше мнение – самое ценное, поверьте.

Но не только танкисты нуждались в мощных моторах. С трудом сдерживая заводчика Шидловского, вымаливающего у Государя продолжение выпуска «муромцев», Александр Михайлович насел на Сикорского и Брилинга. Фронтовой авиации срочно и в большом количестве требовались машины не хуже того «Шорта» с моторами 250–300 лошадиных сил и двухмоторные бомбардировщики. Моторист заупрямился, авиатор задумался.

– Вы не понимаете разницу меж аэропланным и танковым мотором, князь, – как всегда, непочтительно заявил Николай Романович, у которого после побоев и без того низкий пиетет перед правящим режимом упал до нуля. – Для танков и грузовых авто двигатели тяжелые, с водяным охлаждением и большим ресурсом, больше ста часов. Авиационный – совсем другое дело. Там ресурс часов пятьдесят, зато вес малый. Лучше воздушного охлаждения, но на заводе «Фрезе» такого опыта нет. Да, по чести говоря, и оборудования.

– Ладно, – едва сдержался августейший авиатор. – А ежели двухсотсильный мотор для грузовиков – он подходящего веса – расточить или еще как усилить? Пожертвовать ресурсом, мощность нарастив?

– В технике сие называется форсированием. Подумаю. – Брилинг тут же сдержал обещание и сосредоточенно умолк секунд на пять. – Попробую. Все одно – другие сплавы нужны, чтоб он хоть часов пятьдесят выдержал.

– Когда ждать результат?

– Не знаю, – сварливо отрезал инженер. – Вы ж с меня требуете вещь, которую никто в Европе не делает. Они на роторных летают.

– Вам я от летчиков скажу, и Сикорский как конструктор подтвердит. Ротор – тупиковый путь. Слишком большая крутящаяся масса, вибрации. Да и управлять сложно, он как волчок или гироскоп. Особенно для малого самолета. Договорились, господин Брилов?

Он наступил на больную мозоль революционера. Николай терпеть не мог быть обязанным правящей семье. А тут один великий князь из тюрьмы вытащил, два трупа с рук сошли, второй справил паспорт с русской фамилией и охрану дал. Настанет день, когда они будут просить защиты и покровительства, вспоминая о тех услугах… Но в одном Сандро прав – надо сначала войну выиграть.

– Займусь. О сроках говорить сложно. К Рождеству разве что.

Князь и надеяться не смел. Новый мотор за два месяца? Не бывает чудес. Но мрачный карбонарий ни разу на ветер слов не бросал.

А Игорь Иванович заточил карандаш и закрепил на кульмане новый лист бумаги. Отечественный двигатель не менее чем в двести пятьдесят лошадей? И новый аэроплан под него? Чертовски заманчиво!

Степан Осипович Макаров с самой отставки не посещал Зимний дворец. В бытность службы в Санкт-Петербурге он посмеивался над отставными генералами и адмиралами, норовившими надеть мундир, ордена и снова сверкать эполетами, тешась видимостью, что они опять – часть военной машины Империи. Увы! Иногда приходит срок писать воспоминания, нянчить внуков и тоскливо издали смотреть на корабли в Финском заливе. И ждать скорой отправки в последнюю гавань.

Потому приглашение явиться под высочайшие очи (как шутил Брилинг – в высочайший кабинет с высочайшей дверью) оказалось для отставного вице-адмирала полной неожиданностью. Собственно говоря, в военное время – не приглашение, а приказ. Роскошный «Роллс-Ройс» из императорской автомобильной конюшни подхватил моряка у дома близ Галерной заводи на Васильевском и отвез во дворец.

Император пребывал в задумчивости. В роскошном кабинете, из окон которого дед Государя любовался однажды на «Мурену», только спущенную на воду Бергом, присутствовал также Морской министр Иван Константинович Григорович. Он же первый подал голос, когда Макаров поприветствовал Императора:

– Замечательно выглядите, Степан Осипович. Отдых на пользу.

– Проходите. Присаживайтесь, – предложил Николай Второй, сразу переводя беседу в неформальное русло. Во время протокольных встреч в высочайшем присутствии сидеть не полагается.

– Благодарю, Ваше Императорское Величество.

В кабинете Григоровича он тотчас бы спросил: чем обязан? Здесь терпеливо ждал пояснений.

– Стало быть, Иван Константинович, вы поддерживаете великого князя? Тогда мне ничего не остается, кроме как просить вас вернуться на службу, Степан Осипович.

– Благодарю за доверие, Ваше Императорское Величество! Осмелюсь спросить, на какую должность?