Улицы города оживленно гудят. Сегодня между мамой и послом Дарклингов, Сигуром Марвиком, начались «пограничные» переговоры. Поэтому в город стекались митингующие либо те, кто поддерживал правительство, либо те, кто выступал против него. Если Люди за Единство и правда убили моего кота, то они сами вырыли себе яму. На маму не действуют угрозы. Даже, скорее наоборот, они укрепляют её решимость.
По всем гигантским экранам на крышах над нами, транслируется документальный фильм открытия «пограничных» переговоров. Новостные корреспонденты показывают людей за Единство, протестующих у Пограничных Ворот, пока мою мать встречает Сигур. Они оба входят в гетто Легион.
С экранов гремит женский голос: — А теперь прослушайте сообщение от нашего правительства.
Показ прервали фотографии Тома Шрива и Яна Марвик. Их обугленные тела были привязаны к крестам. Все жители остановились и посмотрели вверх на монитор. Текст над изображением: «Грешить с Дарклингом — грешить против Его Всесилия».
Я вздрагиваю.
Паровой трамвай подъезжает к станции ул. Унылая и мы запрыгиваем внутрь. Он был заполнен жителями пригорода, и мы едва справлялись с напором толпы, пока проталкивались через джунгли тел, чтобы найти себе место, где стоять. Я пожалела, что надела тяжелое пальто от Эш, но у меня нет одежды Бутцов, и я не хочу привлекать внимание к себе, когда мы будем что-то покупать на рынке. К счастью, мне удалось убедить Себастьяна надеть его гражданскую одежду, так что нам будет легче смешаться с толпой.
Трамвай медленно гремит по городу, извергая белые облака пара в воздух. Каждые несколько минут мы минуем контрольно-пропускной пункт или едущий по дороге с грохотом танк, и я потеряла счет числу Стражей, патрулирующих улицы. Гражданские поспешно минуют их, наклонив головы, стараясь идти так быстро, как только могут. В одном из переулков я вижу сгоревший корпус грузовика Стражей и несколько разбитых окон. Насилие уже распространилось по городу, и это только первый день переговоров. Как будто война никогда и не заканчивалась.
— Может быть, это не лучшая идея. Давайте вернемся в штаб-квартиру, — говорит Себастьян.
— Нет. Мне правда нужно убраться из этого дома, — отвечаю я. — У меня так и стоит перед глазами изодранное тело Трюфелька…
Себастьян весь в нетерпении.
- Ладно.
— Эй! Что эта кровососка здесь делает? — кричит пожилой мужчина, когда замечает рядом со мной Марту. Все оборачиваются. Одна женщина в черном платье из тафты резко взвизгивает, а муж начинает её утешать.
— Она принадлежит мне, — говорю я, указывая на ID-браслет Марты.
— У неё нет права ехать с нами в одном трамвае, девочка, — говорит он.
Себастьян тычет в старика пальцем.
- Не смей с ней так разговаривать. Ты хоть знаешь, кто она…
Я мотаю головой, призывая Себастьяна замолчать. Подразумевалось, что мы будем инкогнито.
— Пойдем пешком. Я могу и поразмяться, — говорю.
Мы сошли на следующей остановке и шли пешком последнюю милю до рынка на Шантильи Лейн, старейшего и самого большого рынка города, передвигаясь медленно, так как когтистые лапы Марты не были приспособлены для передвижения по мощеному тротуару.
На рынке на Шантильи Лейн кипит жизнь. Музыка льется из ближайших таверн и везде вокруг меня красочные флаги трепещут на ветру, возвещая о том, что продается в каждом ларьке: рыба, мясо, овощи, лекарства, оружие, одежда и аксессуары.
Между собой сплетничают дамы, одетые в кричащие корсетные платья, одновременно с этим торгуясь в ларьках, стараясь, чтобы их длинные юбки не волочились по грязи. Они улыбаются отряду охранников Стражей, когда те проходят мимо.
Около мужчины, стоящем на ящике, собралась небольшая толпа. У него бритая голова, а на лице татуировка розы — символ Праведности. Он поднимает свои руки к небу, словно молится Его Всесилию.
— Да пусть избавит зеленую землю Его Всесилия от чумы Дарклингов, ибо они — бесы посланы нам в искушение, их опиаты и их тела, и их грешный образ жизни. Но они Дьявольские создания! И все кто живут с Дарклингами такие же дьяволы, проклятые, которым уготовлена участь гореть в аду.
Люди в толпе все шепчут: — Так велит Его Всесилие.
Себастьян, восхищаясь, слушает.
— Не говори мне, что ты веришь в это дерьмо, — шепчу я ему.
— Я читаю Книгу Сотворения и, как по мне, так там много чего дельного.
Себастьян продолжает слушать проповедника, который время от времени вскрикивает «Так велит Его Всесилие» и ему вторит толпа.
От удивления по моей спине бегут мурашки. Я думала, что Себастьян достаточно умный, чтобы не быть обманутым Праведной Верой.
Я тяну его за руку.
- Я пришла не для того, чтобы послушать проповедников. Я хочу пройтись за покупками и взбодриться. Вот зачем мы здесь.
Себастьян смотрит на меня умоляюще, затем снова на проповедника. Я понимаю, что он хочет остаться.
— Можем мы с Мартой, по крайней мере, идти? Мы будем неподалеку. — Я указываю на ближайший киоск с одеждой.
Он колеблется.
— Никто меня не узнает, в таком виде. Я в безопасности. Пожалуйста? — я беру его за руку.
Он глядит на мою руку, которой я прикасаюсь к нему. В его глазах загорается надежда и в этот момент, я ненавижу себя, что пала так низко, чтобы начать манипулировать кем-то. Так бы и поступила моя мама.
— Пока будешь вместе с Мартой и не уходи слишком далеко… — говорит он.
— Отлично, увидимся позже! — говорю, прежде чем он успеет передумать.
Мы бредем дальше к ближайшим к Себастьяну киоскам. Снаружи у всех них манекены, одетые «по последней моде, прямо из Центрума!» — невзирая на то, что в действительности это просто отвратительные подделки. Я сомневаюсь, что кто-нибудь из них когда-либо бывал в Центруме, так как это на расстоянии в два штата и нужно еще и пересечь Бесплодные Земли, чтобы добраться туда. Я пересекала Бесплодные Земли только дважды в жизни, сначала — когда мы переезжали в Центрум и во второй раз — когда мы его покидали. Это дикое пустынное место с опаленной красной землей, простирающейся так далеко, насколько может окинуть взгляд. Не знаю, как люди могут там жить, это же смертельно опасно.
Марта терпеливо ждет, пока я пытаюсь примерить несколько нарядов, остановившись, в конце концов, на облегающих бриджах, нескольких дешевых шарфах и безвкусном цыганском платье, усеянном крошечными монетами.
— Наверное, нам, дорогая, лучше вернуться к Себастьяну, — говорит Марта, после того, как я расплатилась за одежду.
— Мне хочется купить для своей подруги сумку, — говорю я, вспоминая обо всех тех книгах, которые приходится таскать Дей.
— Сумки продаются в кисках посреди рынка, — отвечает Марта.
Себастьян все еще очарован проповедником. Я сомневаюсь, что он заметит, если мы уйдем на несколько минут.
— Мы быстро, — говорю я.
Свет тускнеет, когда мы вступаем в сужающиеся переулки, продвигаясь вглубь рынка. Киоск с сумками притаился между книжным киоском и металлической вывеской с деревянной надписью, высившейся над дверью, гласившей: «Таверна Молли МакГи». Местечко воняло Шайном — дешевым алкогольным напитком, который пьют большинство бутцев. Я осмотрела несколько ранцев, пытаясь решить, который из них понравился бы Дей.
Несколько человек смотрят в нашу сторону и перешептываются.
— Нам, правда, лучше уйти, — взволнованно говорит Марта.
— Я уже почти закончила, — отвечаю я, выбирая коричневую кожаную сумку в этой куче.
В этот момент дверь в таверну Молли МакГи с грохотом распахивается и оттуда, пошатываясь, вываливаются трое мужчины, пьяных от Шайна. У них у всех на одной стороне лица вытатуирован символ Праведников — черно-красная роза. Один из них замечает Марту и указывает на нее остальным.
— Бродяжка! — вскрикнул он.
— Она не бродяжка, она принадлежит мне, — говорю я, но они не слушают.
Один из них выхватывает металлический прут у ближайшего торговца скобяными изделиями и начинает вращать его в руке, пока надвигается на нас со зловещей ухмылкой на лице.
