Не говоря больше ни слова, я иду наверх в ломбард. Я уже собираюсь выходить, когда замечаю под витриной прилавка часы Натали. Я оглядываюсь по сторонам, не смотрит ли кто, затем разбиваю стекло и выбегаю на улицу, прежде чем меня кто-нибудь схватит.

* * *

Путешествие до дома Натали не занимает у меня много времени, так как я выбираю передвигаться по крышам. Я спрыгиваю на её балкон и стучусь в окно, жду с минуту, потом стучусь еще раз, на этот раз громче, на случай, вдруг первый раз она меня не слышала. Занавеска дергается и голубые глаза Натали внимательно смотрят на меня сквозь крошечную щель между шторами.

— Натали…

Она закрывает шторы, тем самым, отсекая меня.

— Пожалуйста, позволь мне все объяснить, — говорю я через стекло. — Прости меня.

Я жду на балконе, молясь, чтобы она впустила меня, но через час понимаю, что этому не бывать. Я кладу её часы на балюстраду, надеясь, что она их найдет. Это не очень-то годится для примирения, но мне нужно, чтобы она знала, что я очень сожалею обо всем том, что между нами произошло. Как же я могу доставить ей сообщение? И мне на ум сразу же приходит одно имя. Как только я оказываюсь дома, хватаю телефон и звоню Жуку.

Как я и надеялся, на звонок отвечает Дей.

— Ты вообще в курсе, который час, Эш? — говорит она, плохо соображая.

— Да, да, прости. Как Жук?

— Жив. Тебе что-то нужно?

— Да. Я хочу попросить тебя об одолжении.

"Лишь бы это сработало", — надеюсь я.

Я слышу, как Эш уходит, но я не бросаюсь за ним. Я не могу.

Моя подушка мокрая от слез, но они не могут смыть боль, сколько бы я, ни плакала. Вид целующихся Эша и Эвангелины преследует меня, о чем бы я ни думала. Мне кажется, что я схожу с ума. Он разбил мне сердце. Ах да, это же её сердце. Оно же не было моим, чтобы мне его разбили. Что на самом деле причиняет боль, так это то, что я все еще чувствую то же, что и раньше по отношению к нему. Я люблю его больше, чем когда-либо. Он все еще тот парень, с которым мы бегали по крышам, с которым играли в снежки. Сейчас это уже не имеет такого уж значения. Я не его Кровная половинка. Если он и хотел меня когда-то, то причиной тому было только украденное сердце.

Моя грудь усиленно пульсирует, и я беру одну из моих таблеток от сердца, хотя я знаю, что таблетки не помогут мне избавиться от этой душевной боли. Я переворачиваюсь на спину и устремляю взгляд в потолок. Начинаю ощущать, будто комната сжимается вокруг меня, это клаустрофобия. Как будто стены начинаю приближаться со всех сторон, как в моем сне. Я заставляю себя встать с кровати и подойти к балкону, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха. На балюстраде замечаю какой-то небольшой предмет. Это же часы моего отца!

Должно быть, это Эш вернул их мне. Я тронута этим жестом, но я все еще зла на него.

Я провожу пальцем по циферблату, любуясь, как он сверкает в лунном свете. Мой палец останавливается. Я внимательно приглядываюсь к часам, повернув их к свету. Костяная поверхность отливает золотом.

Во мне поднимаются смешанные чувства ужаса и недоверия.

Я припоминаю, что уже видела подобное мерцание раньше: на черепе Бастета в музее. Что там говорил Себастьян? Зубы Бастета пропитаны ядом? Вот что придает золотой оттенок кости.

Я бегу к своей тумбочке и вытряхиваю содержимое своей шкатулки прямо на кровать. Флакончик Золотого Дурмана выкатывается на простынь, мерцая все тем же металлическим блеском, что и кость Бастета.

Я прикрываю рот, чтобы не закричать, когда правда поражает меня.

Золотой Дурман смешан с ядом Бастета.

И есть только одно место в городе, где можно достать яд Бастета.

В лаборатории штаб-квартиры Стражей.

* * *

Мальчик-Бастет свернулся в углу калачиком, хвост обвивает нагое тело. Ноги его прикованы к стене. Он истощен, и синяки покрывают его загорелое, коричневое с пятнами туловище. Что же они делали с ним?

Они делали это и с Эвангелиной. Должно быть, она была очень напугана, ведь она была всего лишь маленькой девочкой. Как бы я ни хотела ненавидеть её, не могу. Они жестоко обращались с ней и отобрали единственный шанс на любовь, отдав её сердце мне. Я тоже ненавижу их за это, хотя и знаю, что мама сделала это для того, чтобы спасти меня. Но она не должна была оставлять Эвангелину в сознании, когда ей вырезали сердце, это было просто жестоко.

Я осторожно вхожу в клетку мальчика. Я нашла ключ от его оков в ящике Крейвена. Это сводит меня с ума, когда я думаю о том, над чем Крейвен и моя мать работали в последние недели. Это объясняет, зачем им нужно было так много Дарклингов: им просто нужно было где-то брать Дурман. Единственный вопрос, который возникает у меня: зачем? Чего на самом деле мама хотела добиться, загрязняя, таким образом, Дурман? Если горожане выяснят, что их правительство осознанно шло на отравление детей, они просто взбунтуются. В этом нет смысла. Не удивительно, что она была так заинтересована в том, чтобы обвинить в смерти Криса Эша — ей нужен был козел отпущения. Она провела нас всех.

Мальчик поднимает голову и смотрит на меня своими яростными золотыми глазами. Только кончики его изогнутых саблевидных зубов видны снаружи. Остальная их часть втянута внутрь черепа.

— Я собираюсь выпустить тебя, но ты должен пообещать мне, что не причинишь мне вреда, — говорю я.

Он кивает.

Я знаю, что это большой риск, но мне все равно. Я больше не позволю матери вредить здоровью "испытуемых", так же, как она мучила Эвангелину. Я отпираю металлические оковы, удерживавшие мальчика за лодыжки. Он вскакивает на ноги, хватает меня за горло и толкает на жесткий пол клетки. Меня охватывает паника, когда он начинает скалить зубы. Я царапаю ему руки. Я не хочу умереть вот так, пожалуйста, только не так, не так, как погиб отец.

— Ты обещал… — я задыхаюсь, так как он все сильнее сжимает моё горло.

Мальчик колеблется. Он отпускает меня, и я поднимаюсь на ноги.

— Иди к лестнице и выходи через кухню. В это время ночи там нет охранников, — говорю я.

— Я запомню твою доброту, — говорит он и спешит прочь из комнаты.

Я потираю шею и жду несколько минут, чтобы посмотреть, не поднимется ли тревога. Когда этого не происходит, я знаю, что побег удался. Я сворачиваюсь калачиком у стены клетки, пытаясь унять слезы. Как могла мама делать это? Так или иначе, я подозреваю, что Пуриан Роуз стоит за всем этим, но какие у меня есть доказательства? Голова кружится от одной мысли об этом. Есть только один человек, с которым я хочу поговорить сейчас, но в то же время он сейчас тот, кого я меньше всех хочу видеть.

Я возвращаюсь в свою комнату, надеясь лечь в кровать и забыть о том, что этот день вообще имел место в моей жизни. Я прохожу мимо комнаты Полли и замечаю, что она слегка приоткрыта. Это странно. Я вхожу к ней в комнату, надеясь, что она проснулась.

Я задыхаюсь от страха.

Над спящим телом Полли стоит Эвангелина. Белые занавески развеваются на ветру.

— Отойди от нее, — говорю я.

Эвангелина поворачивается, чтобы взглянуть на меня, на её лице написано презрение.

— Я сказала, отойди от неё — говорю я более решительно. Я не могу позвать на помощь, не сейчас — Эвангелина слишком близко к Полли. Она убьет её до того, как к нам кто-нибудь подоспеет.

Полли ворочается в постели, не подозревая о грозящей ей опасности. Её черные волосы разметались по подушке, и Эвангелина легонько касается их.

— Что тебе нужно? — говорю я, испугавшись.

— Я хотела поговорить с тобой.

— И для этого ты вломилась в мой дом? Большинство людей используют для этого телефон.

— Твоя сестра очень хорошенькая, даже, несмотря на её шрамы, — говорит она.

— Отстань от неё, — говорю я — если ты пришла, чтобы наказать кого-то за кражу твоего сердца, то это ко мне — я этого заслуживаю. Она к этому отношения не имеет.

Эвангелина делает шаг ко мне. Я сосредотачиваюсь на разговоре, надеясь отвлечь её внимание от Полли, чтобы улучить момент и позвать на помощь.