— Друид, может быть, у тебя есть какие-нибудь пожелания?
— Да, Криксос. — Я задумался и добавил: — Принеси нам белого хлеба и вина с пряностями.
Раб улыбнулся, низко поклонился и вышел из палатки.
— Что ты скажешь по этому поводу? — спросил я у Ванды, когда мы остались одни.
Она несколько раз кивнула головой, показывая, что столь неожиданные перемены к лучшему поразили ее.
— Похоже, твои боги наконец-то взялись за работу! Что ты сделал, Корисиос? Неужели ты угрожал им?
— Я тебе всегда говорил, что боги вовсе не прочь пожить в моем теле, а значит, заинтересованы в том, чтобы со мной не случилось ничего дурного, — усмехнулся я.
Теперь лагерь больше напоминал огромный муравейник. Все куда-то спешили, рабы, легионеры и гонцы проходили быстрым шагом или пробегали мимо нашего жилища. Силуэты, беспрестанно мелькавшие на стенках палатки, отбили у нас всякую охоту оставаться внутри. Мы вышли наружу и уселись около костра, разведенного всадниками-преторианцами из личной гвардии Цезаря. Они молча переворачивали прутьями в горячей золе лепешки с маком. Рабы подносили своим хозяевам сильно разбавленное вино или родниковую воду. Я не переставал поражаться порядку и организованности, царившим в римской армии. Не важно, где Цезарь отдавал приказ разбить лагерь, не важно, как долго его солдаты находились в пути прошлой ночью — у его легионеров всегда было вдоволь еды и питья.
Вспомогательные войска, обеспечивавшие легионы провиантом и всем необходимым, имели огромнейшее значение. Мы, кельты, долгое время не могли понять, что, уничтожив несколько звеньев в цепочке доставки или разбив немногочисленные вспомогательные отряды, можно было полностью парализовать огромное войско и уничтожить его без единой битвы. Через некоторое время Криксос отдал мне хлеб и вино. Я попросил его принести то же самое для всех солдат, собравшихся у костра.
Внизу, у реки, еще горели телеги тигуринов. Легионеры снимали с трупов украшения, срезали кошельки с деньгами и забирали все ценное, что только могли найти. Конечно же, каждый надеялся, что ему удастся награбить побольше золота, ведь оно не занимало много места и везде было в цене. Продукты питания организованно отвозили на склад. Лошади также становились собственностью легиона. Но солдатам разрешали делать что угодно с волами, овцами, козами и свиньями. Командование считало, что от этих домашних животных легиону не будет никакой пользы — во время ускоренных маршей они наверняка стали бы обузой, кроме того, рабам пришлось бы постоянно заботиться о корме для них. Итак, легионеры ловили животных и тут же продавали их торговцам. Гиены Римской республики, которые все это время следовали за тремя легионами на безопасном расстоянии, уже успели разбить свои палатки неподалеку от лагеря. Сейчас они орали во все горло, предлагая немедленно купить у солдат награбленное ими. Торговцы и купцы всегда расплачивались наличными, поэтому каждая гиена, занимавшаяся торговлей, вынуждена была содержать свою личную армию, которая защищала жизнь и имущество своего хозяина.
Немного позже разведчики сообщили, что гельветы, переправившиеся на противоположный берег, продолжили свой путь и даже не пытались вернуться на этот берег Арара. Они хотели любой ценой избежать битвы и решили по-прежнему продвигаться в сторону Атлантикуса. Цезарь велел Мамурре немедленно начать строительство моста через реку. Хотя проконсул не отдавал приказ прекратить грабеж, нашлось довольно много добровольцев, пожелавших участвовать в сооружении грандиозной конструкции. У каждого были на то свои причины: одни хотели произвести хорошее впечатление на своих центурионов, другие надеялись, что во время следующей битвы они благодаря своим заслугам окажутся на более выгодной исходной позиции. Все легионеры прекрасно понимали, что в лагере тигуринов можно найти золото. Но его там было не так уж и много. Значит, легендарные сокровища гельветов оказались вместе с князьями и вождями на том берегу реки. Через некоторое время прибыли еще три легиона с тяжелой поклажей. Таким образом, войска объединились, и под командованием Цезаря оказалось шесть легионов.
Мне уже приходилось наблюдать, как под Генавой Мамурра возводил вдоль земляного вала многоэтажные сторожевые башни. Но гениальные идеи и методы строительства, используемые этим распутником и кутилой при сооружении моста, затмили все виденное мною ранее. Моим соплеменникам кельтам понадобилось несколько дней, чтобы переправиться через реку. Мамурре же вполне хватило суток. Когда к вечеру следующего дня мост был полностью закончен, на противоположном берегу Арара появились посланники гельветов, которые попросили Цезаря разрешить их делегации перейти через реку, чтобы провести переговоры. Кельты были поражены увиденным до глубины души. Некоторые даже поговаривали о колдовстве. Но я уже, кажется, упоминал, что Рим завоевал мир не при помощи меча, а при помощи простой лопаты. Идеи Мамурры были настолько гениальными, что Цезарь почти не упоминал в своих отчетах о его вкладе в успех военной кампании в Галлии. По-видимому, проконсул не хотел, чтобы еще кто-нибудь мог претендовать на его лавры.
От имени Цезаря гонцам кельтов сообщили, что проконсул готов провести переговоры на следующий день. Затем он велел выкопать огромные рвы и похоронить в них убитых. К тому времени Цезарь уже отдал своим солдатам приказ прекратить грабеж. На самом деле ни в лагере тигуринов, ни на телах убитых уже не осталось ничего ценного. Купцы и торговцы, имевшие разрешение на подобную деятельность, — среди них был и римлянин с уродливым носом — начали прочесывать поле битвы со своими наемниками в поисках одежды и металлических предметов, которые можно было перепродать. То тут, то там слышались недовольные голоса — это стервятники возмущались, когда легионеры пытались прогнать их.
Следующим утром Цезарь велел переставить свою палатку поближе к берегу реки. Здесь, ожидая прибытия делегации кельтов, он продолжил диктовать письма, с которыми гонцы должны были немедленно отправиться в Рим. В тот же день в штаб проконсула прибыл Валерий Прокилл, принц из племени гельвов.
Земли этого народа граничат на севере с территорией, принадлежащей аллоброгам, а на юге — с землями воконтов. Отец принца получил от тогдашнего губернатора Валерия Флакка римское гражданство, после чего в соответствии с установившейся традицией взял новое имя и стал называть себя Валерий Кабура. Даже будучи полностью зависимым от Рима и являясь его марионеткой, он должен был предоставить заложников, чтобы доказать свою преданность. В числе этих заложников оказался и его сын. Валерия Прокилла отвезли в Рим, когда он был еще маленьким мальчиком. Там он провел все свое детство и получил хорошее образование.
Итак, Валерий Прокилл был одной из тех странных «духовных химер» — наполовину римлянин, наполовину кельт. На примере таких, как он, многие ученые пытались доказать, что первостепенным является воспитание и образование, а происхождение не играет совершенно никакой роли. На тот момент земли гельвов находились под властью Массилии. Прокилл, насколько я мог судить, был примерно на десять лет старше меня и пользовался особым расположением самого Цезаря. Этот кельт, выросший в Риме, не раз выступал в роли переводчика во время переговоров с разными кельтскими племенами. Кто знает, возможно, Цезарь вызвал его потому, что до сих пор не доверял мне. Но я не исключал возможности, что проконсул мог руководствоваться и другими соображениями. Возможно, он собирался вести в Галлии военные действия одновременно против нескольких племен. В этом случае ему, конечно же, нужны были несколько переводчиков.
Примерно в полдень на противоположном берегу реки у моста появился Дивикон в сопровождении нескольких гельветов благородного происхождения и примерно дюжины простых воинов. Цезарь велел Валерию Прокиллу передать кельтам, что он готов встретиться с ними и начать переговоры. Гордо подняв голову, князь тигуринов ехал на своем коне по деревянному мосту, балки которого поскрипывали от ударов копыт. На расстоянии примерно четырех шагов за ним следовали остальные кельты. Выйдя из своей палатки, Цезарь, окруженный своими ликторами, ждал, когда делегация гельветов перейдет через мост. Кельты прибыли верхом, но римляне решили встретить их стоя на земле, а не сидя на конях. Дивикон остановил лошадь в нескольких шагах от Цезаря, резким движением руки отбросил с лица пряди седых волос, развеваемых ветром, и дрожащим от гнева голосом воскликнул:
