Я заметил за Вандой одну особенность: она очень любила интерпретировать однажды услышанную фразу на свой лад и доводить ее до абсурда. При этом моя возлюбленная оставалась совершенно серьезной, ведь она очень редко смеялась над чем бы то ни было. Нет, она в самом деле говорила со мной совершенно серьезно.
— Ну да, конечно же, боги живут во мне. Какие тут могут быть сомненья? — с грустной улыбкой сказал я. — Вот только, похоже, они решили ненадолго переселиться в более удобное жилище и чуть-чуть передохнуть.
— А вот я не думаю, что римские разведчики собираются в ближайшее время отдыхать. Мне кажется, что здесь все буквально кишит римлянами.
— Мы направляемся в лагерь Цезаря и выполняем его личный приказ, — заметил я. — У меня в руках ответ Дивитиака на послание проконсула. И оно должно быть как можно быстрее доставлено в Генаву.
— Неужели ты не понимаешь? Они приколотят тебя гвоздями к кресту, как преступника!
— За что? — ответил я с наигранным удивлением. — Неужели ты думаешь, что я стал бы возвращаться к Цезарю, если бы имел хоть какое-нибудь отношение к тому печальному инциденту в нашем лагере, в результате которого погибли два эдуя, римский офицер и молодой трибун? Я держу в руках ответ, написанный самим Дивитиаком, и могу тем самым доказать, что я верен Цезарю.
— Твои аргументы довольно убедительны, — усмехнулась наконец Ванда. — Мне кажется, что боги вновь вернулись в тебя.
Мы продолжали ехать на юг.
Добравшись через несколько дней до Арара, мы (Ванда, Люсия и я) поняли, что часть огромной колонны гельветов находилась как раз в этой местности. С большим количеством скота и тяжело груженных телег, которые постоянно ломались, гельветы передвигались очень медленно. Путь через ущелья Юры оказался для них гораздо труднее и опаснее, чем я предполагал. То тут, то там мы видели на обочинах разбитые повозки и мертвых домашних животных. Поскольку наступили сумерки, вожди приказали прекратить переправу через реку и разбить лагерь здесь. Примерно три четверти всех гельветов успели переправиться на противоположный берег Арара. На этом берегу остались в основном тигурины — около восемнадцати тысяч мужчин, женщин, детей и стариков. Они собирались переправиться следующим утром на самодельных плотах, сколоченных здесь же, и на связанных между собой лодках. Несмотря на длительное ожидание под Генавой и на трудный переход, тигурины, похоже, не теряли присутствия духа. Поскольку Цезарь запретил кельтам ступать на территорию римской провинции, им пришлось идти в обход. Но сейчас тигурины были абсолютно уверены, что больше никакие неожиданности им не помешают. Конечно, никто не хотел даже думать о войне. В лагере мы узнали, что гельветы в самом деле обменялись заложниками с эдуями и секванами, чтобы подтвердить свои мирные намерения.
Само собой разумеется, ни один гельвет не стал бы грабить селения, нападать на крестьян или опустошать поля на землях эдуев или секванов, подвергая опасности жизнь своих соплеменников, которые стали заложниками. Но наверняка каждому понятно, что двести пятьдесят тысяч человек должны как минимум чем-то питаться и рубить дрова для костров, так что следы их пребывания окажутся гораздо более заметными, чем те, которые оставило бы стадо диких свиней. У одного из воинов я спросил, как мне найти Дивикона, Наммея и Веруклетия, но он сообщил мне, что оба вождя и друид уже переправились на противоположный берег. Тигурины начали располагаться на ночлег. Вокруг довольно большого лагеря выставили всего лишь несколько дюжин часовых. Кельты были уверены, что на много миль вокруг нет ни одного легиона, кроме того, они собирались переправиться через реку рано утром, поэтому все хотели как следует отдохнуть перед еще одним утомительным днем. Однако во время четвертой ночной стражи, когда уже начало светать, с разных сторон послышались громкие встревоженные крики. Я мгновенно проснулся и прислушался. Сначала я подумал, что кто-то из тигуринов выпил слишком много вина и решил устроить небольшую потасовку, но когда до моего слуха донесся металлический скрежет кольчуг, сначала очень слабый, а потом все более отчетливый, раздающийся где-то совсем рядом, я не на шутку встревожился. Буквально через несколько мгновений отдельные нечеткие звуки превратились в угрожающий звон железа, становившийся все громче.
— Ванда! — закричал я. — Это легионы Цезаря! Скорее седлай лошадей!
Ванда тут же проснулась и помчалась к нашим лошадям. Весь лагерь был уже на ногах. Одни воины спускали на воду плоты, другие готовили к бою оружие, до полусмерти испуганные женщины пытались успокоить громко плачущих детей и как можно быстрее погрузить на телеги все свое добро: одеяла, домашнюю утварь и одежду.
Ванда помогла мне забраться в седло. Из-за непривычного шума и тревожных криков наши лошади начали нервно перебирать ногами и тихонько ржать. В лучах восходящего солнца мы наконец увидели бесконечные ряды римских легионеров, которые, спускаясь по холму, приближались к нашему лагерю. Могло показаться, что какой-то всемогущий бог вдруг натянул на склон шкуру убитого им огромного невиданного зверя, покрытую серебряными и железными ворсинками. На самом же деле каждый отдельный волосок был пилумом, который, конечно же, держал в руках римский легионер. Плотные ряды, словно живая стена, стремительно приближались к крайним палаткам лагеря. «Pila deorsum!» — раздались команды, выкрикиваемые грубыми мужскими голосами, и легионеры, идущие в первых рядах, метнули свои пилумы.
Тем временем послышались громкие заунывные звуки туб, и легионеры начали перестраиваться в прямоугольники и клинья. Некоторые пилумы застряли в земле, но большинство из них несли смерть, пронзая своими гибкими краями тела убегающих женщин, плачущих детей, с ненавистью смотревших на врага стариков и полуобнаженных воинов, которые бесстрашно встречали легионеров. Бежать было бессмысленно. Нас окружили со всех сторон. Римские солдаты, выстроившись в прямоугольники, буквально сметали тигуринов с пути. Там, где кельтские воины успели стать плечом к плечу и выставить на пути легионеров что-то вроде стены из щитов, прямоугольники без труда прямо на ходу перестраивались в клинья, которые разбивали строй кельтов словно гигантский живой таран. Тех, кому чудом удалось выбраться из этого ада, прорвавшись через окружавшие нас ряды легионеров, тут же настигала римская кавалерия. Это были небольшие отряды вспомогательных войск Цезаря, состоявшие в основном из аллоброгов, арвернов и эдуев. Задачей ауксилии во время этой битвы было преследование спасавшихся бегством. Эти кельты воевали на стороне Цезаря. Не было никакой необходимости следить за сороками и пытаться объяснить, что предвещает их полет. Я и так понимал: Цезарь приказал убивать всех подряд. Нет, он не ставил перед собой цели не дать кельтам вторгнуться на территорию его провинции или победить их. Проконсул решил уничтожить восемнадцать тысяч тигуринов. Всех до одного, чтобы никого не осталось в живых.
— Accelerate! Accelerate![47] — слышались отовсюду приказы центурионов, следивших за своими солдатами на поле боя.
Вдруг моя рука сама собой потянулась к золотому колесу нашего бога солнца Тараниса. Крепко сжав свой амулет, я закричал так громко, как только мог: «Дядюшка Кельтилл!» Ванда обеспокоенно взглянула на меня, словно лишний раз напоминая мне, что медлить нельзя. Мы сдавили пятками бока наших лошадей и помчались так быстро, как только могли, вверх по склону холма. Рядом с нами свистели пилумы и пролетали огромные камни, выпущенные из катапульт. На некотором расстоянии от нас скакало около дюжины всадников из вспомогательных войск. Они преследовали нескольких тигуринов, надеявшихся спрятаться в лесу и пережить эту резню. Именно благодаря им мы спаслись… Вернее, могли бы спастись… Потому что совершенно неожиданно от основной группы отделились четыре воина и направились прямо к нам. Двое из них, скорее всего аллоброги, немного замедлили темп, чтобы обойти нас сзади, а еще двое пришпорили лошадей и бросились наперерез, чтобы не дать нам возможности свернуть в лес.
