Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Если Цезарю удастся захватить Галлию и удерживать контроль над этими землями, то все галльские рынки будут в полном распоряжении римских купцов. И уважаемым жителям Массилии об этом прекрасно известно. Поговаривают, что они хотят подкупить Ариовиста, чтобы тот напал на римские войска в Галлии и вышвырнул их оттуда.

Ванда уснула в моих объятиях. Долгий путь лишил меня сил. Закрыв глаза, я тут же почувствовал, как все части моего тела наливаются тяжестью. Через некоторое время я забылся беспокойным сном, а римляне до самого утра продолжали рассказывать друг другу небылицы про вождя германцев Ариориста и про коварных купцов из Массилии. Да, я слышал, будто после победы Мария граждане этого города удобряли свои поля телами погибших германцев и кельтов. Якобы именно поэтому вина из Массилии имеют особенный привкус и кроваво-красный цвет, такой же, как цвет крови их врагов.

Мне не понравилось в Бибракте. Ожесточенное противостояние между эдуями, выступавшими за союз с Римом, и теми их соплеменниками, которые терпеть не могли римлян, породило множество совершенно абсурдных ситуаций. Казалось, что этим ядом пропитано все вокруг — воздух, стены домов, городские ворота и частокол на земляном валу. Те, кто поддерживал Дивитиака и хотел дружбы с Римом, конечно же, покупали горшки только у гончаров, ненавидевших Думнорига и считавших его идеи бредом сумасшедшего. В то же время их соплеменники, на дух не переносившие римлян, покупали бочки только у бондарей, которые не хотели даже слушать друида Дивитиака. Если утром находили мертвую свинью с перерезанным горлом, то можно было с уверенностью сказать, что следующей ночью подожгут дом, принадлежащий одному из эдуев, которого хозяин свиньи ненавидел за его политические взгляды. Даже при вынесении обвинительного или оправдательного приговора учитывалось, кого поддерживает обвиняемый — Дивитиака или Думнорига.

Находиться в Бибракте с каждым днем становилось все опаснее. Некоторые семьи спешно покидали оппидум. Мы с Вандой решили последовать их примеру. Дивитиак продиктовал мне свой ответ Цезарю на кельтском языке, я записал все на папирус, после чего друид заверил послание своей печатью. Затем папирус свернули в свиток и запечатали сургучом.

Перед отъездом мы купили на рынке свежего белого хлеба, копченых колбасок и целый бурдюк вина. На лотке одного из ремесленников, обрабатывавших стекло, мы увидели удивительно красивый браслет из синих стеклянных бусинок. Мне очень понравилось это украшение, но оно наверняка не принесло бы ни радости, ни счастья ни мне, ни Ванде. Старик объяснил нам, что такого светящегося синего оттенка ему удается добиться при помощи окисляющихся металлов. Кобальт и свинец давали синий цвет, медь — зеленоватый, а железо — красно-бурый. Когда я спросил, сколько стоит браслет, ремесленник поинтересовался, где я ночевал — в доме, принадлежащем одному из сторонников Думнорига, или в жилище эдуя, поддерживающего Дивитиака. Похоже, цена зависела только от моего ответа. В тот самый момент я понял, что у меня нет ни малейшего желания покупать что-либо в этом оппидуме, жители которого грызлись между собой, словно бешеные собаки. Разве могло принести счастье и доставить радость что-либо, созданное на земле, отравленной ядом ненависти?

Выехав за ворота, мы направились по дороге, ведущей на юг. В пути мы часто останавливались и делали длительные привалы, когда хотели перекусить или видели неподалеку от дороги какую-нибудь покрытую молодой зеленой травой и согретую весенним солнцем полянку, которая так и манила к себе влюбленных, словно уговаривая их прилечь и обняться.

Через два дня мы заметили вдалеке облако пыли, размеры которого свидетельствовали о том, что его поднимали копыта примерно дюжины лошадей. Это значило, что к нам приближался небольшой отряд всадников. Мы тут же съехали с дороги и спрятались в густом кустарнике, росшем на обочине. Если по пустынной дороге в Галлии скакали двенадцать всадников, то это не предвещало ничего хорошего. В этой местности на каждом шагу можно было столкнуться с воинами, которых изгнали из племени. Они жили тем, что нападали на одиноких путников или на небольшие селения, жители которых не могли защитить свое имущество. Думаю, что князь арвернов Вёрцингеториг в свое время тоже промышлял разбоем. Но на этот раз я ошибся в своих предположениях. Всадники оказались гельветами, которые с громкими воплями спасались от погони. Их преследовали римские всадники, в задачи которых, очевидно, входило патрулирование и разведка местности. Немного не доскакав до того места, где мы с Вандой съехали с дороги, кельты разделились на три группы. Одна группа продолжала скакать дальше по дороге, несколько замедлив темп, а две других, резко свернув направо и налево, совершенно неожиданно атаковали с флангов римлян, которые ни мгновения не сомневались в легкой победе над спасавшимися бегством варварами. Третья группа, которая некоторое время перемещалась прямо, не съезжая с дороги, тоже развернулась и напала на совершенно растерявшихся римских всадников спереди. Подвергшиеся атаке с трех сторон одновременно, римляне почти не оказали сопротивления и были буквально сметены кельтами.

В поединке «всадник против всадника» у римлян не было ни малейшего шанса на победу. Их головы летели с плеч, словно тыквы, и падали в придорожную пыль. Молодые кельтские воины тут же соскакивали с коней, снимали с отрубленных голов шлемы и пытались привязать к седлу ту часть тела врага, в которой, как мы верили, скрывалась вся сила и жил дух человека. Но у большинства легионеров волосы были слишком короткими, поэтому закрепить их на видном месте никак не удавалось. С громкими проклятьями воины швыряли головы в мешки. Когда в живых не осталось ни одного римлянина, кельты, сняв с трупов украшения и забрав у мертвецов все деньги, умчались прочь, так же, как и прискакали сюда — с пронзительными криками и улюлюканьем. В поводу кельты вели лошадей, принадлежавших убитым легионерам.

Цезарь высылал дозоры и разведчиков далеко на север. Опираясь на этот факт, можно было сделать только один вывод: рано или поздно он собирался оказаться здесь со своими легионами. Теперь я уже не сомневался в том, что гельветы никогда не доберутся до Атлантикуса. Побывав в Бибракте и узнав, в каком положении оказались кельты во главе с Дивиконом, я понял, что у моих соотечественников не осталось даже тени надежды, поскольку, как я успел понять, во всех кельтских оппидумах происходило примерно то же самое, что и в Бибракте, — воины враждовали между собой, а знать плела интриги ради получения власти и манипулировала мнением простых кельтов. Для князей и вождей из одного племени не могло быть ничего желаннее, чем поражение, нанесенное третьей стороной тем кельтам, которых они считали своими противниками. Свои личные интересы они ставили выше интересов всего кельтского народа. Брат шел на брата, о единстве не могло быть и речи. Мы, любители сражаться не ради победы, а ради самой битвы, не имели ни малейшего шанса на победу в борьбе против этой превосходно организованной римской военной машины, состоявшей из закаленных, натренированных и дисциплинированных легионеров, которые благодаря умелому планированию своевременной поставки припасов и вооружения могли вести войну в течение многих лет. Если гельветам потребовалось три года на подготовку своего длительного перехода к Атлантикусу, то Цезарь смог в течение нескольких недель наладить доставку всего необходимого для своих приближающихся ускоренным маршем солдат. Кроме того, в любом кельтском племени проконсул мог найти союзника в лице князя или вождя, который обеспечил бы ему полную поддержку, зная, что легионы Цезаря помогут ему расправиться с претендующими на власть соперниками — будь то воинственно настроенный сосед или собственный брат.

— Что же ты собираешься теперь делать, господин? — спросила Ванда, внимательно выслушав все мои невеселые мысли, высказанные вслух.

— Лучше спроси у богов, — в отчаянии ответил я.

— Именно поэтому я и задаю вопрос тебе. Ведь в тебе живут боги.

76
{"b":"171930","o":1}