Слово взял Олаф Длиннобородый.

– Красиво говорить я не умею, – басовито сказал он, – а длинно не люблю. Поднимем чаши за молодых! Пусть отныне идут по жизни рука об руку, и да обойдут их стороной шторма жизни! – Все потянулись к чашам, но Длиннобородый сделал знак рукой, как будто говоря, что он еще не закончил. – Прежде чем мы осушим кубки, я хотел бы, как и положено, принести свои дары. Помимо золота, шелка и мехов, Вильям, что ты даешь в приданое своей дочери, я хочу, в знак моего уважения к тебе, сделать не менее ценный подарок. Мой младший сын Эйнар, вместе с его дружиной в сорок человек, останется здесь и будет служить твоей дочери… и ее супругу. Я так решил.

– Олаф… – не веря своим ушам, выдохнул благодарный лэрд.

– Примешь дар конунга? – посмотрел на него Длиннобородый.

Вильям поднялся со скамьи и поклонился:

– Приму.

– Добро, – удовлетворенно кивнул Олаф, поднимая повыше чашу с вином.

Зазвенели, сталкиваясь, кубки. Кеннет Мак-Альпин едва удержался от ухмылки, исподтишка глядя на слегка вытянувшиеся после заявления конунга лица своих лордов. Не ожидали, собачьи дети? Ну, так получите! Если уж по правде, он и сам такого поворота не ждал. Ему, пожалуй, хватило бы и того, что теперь за Иваром (если точнее – за семьей его молодой жены, что, в сущности, практически одно и то же) стоят норманны. А уж при таком раскладе… Конунг Олаф Длиннобородый – могущественный человек. Он оставил здесь своего сына. А все прекрасно знают, что для норманнов значит кровное родство! Это вам не наша наполовину продажная знать… Кеннет даже немного огорчился, что сам не может поступить по примеру своего советника и жениться на дочери того же конунга. Норманны – это, конечно, сила, но посади дочку одного из них на трон – и папаша тут же озаботится расширением своих владений. А жаль. Король Шотландский философски вздохнул и взял с блюда кусок пирога с зайчатиной.

Нэрис потихоньку стянула со стола пару печенных в меду яблок и присовокупила их к уже уложенным в льняную салфетку пирогам и румяной жареной тушке перепела. Пожалуй, хватит ему. Нечего объедаться… Да и все равно, после пира на кухне ведь что-то останется! Сливки лакомка брауни получил еще утром, так что, думается, ворчать ему сейчас будет не на что. Девушка завязала салфетку узелком и потихоньку огляделась. Гости шумно пировали, его величество с видимым удовольствием поглощал уже третий кусок пирога, лорд Мак-Лайон, с чашей в руке, беседовал с Вильямом Максвеллом. Леди Максвелл не было. После пережитого утром у нее разыгралась мигрень, да и видеть строптивую дочь ей, по всей вероятности, сейчас не хотелось. «Ну, что уж поделаешь, – вздохнула про себя Нэрис, – сделанного не воротишь. Да, в сущности, коли и можно было бы повернуть время вспять, она бы все равно поступила так же! А что до мамы – погневается и простит. Не в первый раз. Как бы так потихоньку выскользнуть из-за стола? Быть невестой, конечно, приятно, но когда на тебя по большей части обращены все взгляды… И ведь скоро начнутся танцы – тогда уж точно будет не до брауни. А он, чего доброго, еще и обидится».

Нэрис еще раз огляделась, отметила, что гости заняты трапезой и разговорами, и тихонько поднялась.

– Вы нас покидаете? – улыбнулся Кеннет, заметивший этот маневр.

Девушка сконфузилась:

– Я выйду на минутку, ваше величество. Мне… Я… Маме нездоровится, придется мне за всем присмотреть! Стол пустеет, а слуги, видно, увлеклись на кухне празднованием. С вашего позволения!

Она отодвинула стул и, пряча в складках подола узелок, шагнула к двери, из-под опущенных ресниц наблюдая за остальными. Кроме короля, кажется, никто не обратил внимания. А, нет! Ее муж (даже как-то странно его так называть: вчера был еще незнакомым человеком, а сегодня уже – законный супруг!), заметив, что место невесты опустело, пересел поближе к королю, воспользовавшись тем, что лэрд Вильям повернулся к соседу слева. Ну, по крайней мере, никто, кажется, не против ее временного отсутствия! Она сделала шаг назад и спиной налетела на кого-то. Этот «кто-то» ойкнул и весело проговорил:

– Осторожнее, леди Мак-Лайон! Вас едва не зашибли подносом! Ивар, между прочим, я только что спас твою супругу от неминуемого столкновения и винного душа! Мне это зачтется?

– Я подумаю, – фыркнул Ивар, оглянувшись через спинку высокого деревянного кресла. – Вы не ушиблись, дорогая?

– Нет, ничего, – пролепетала Нэрис, смущенно улыбнувшись мужу, и обернулась в сторону невидимого спасителя. – Простите, я не имела чести…

– Томас Нивен, – представился стоящий перед ней рыжеволосый молодой человек с лютней через плечо. – Для вас, моя леди, просто Том! Я друг вашего супруга и волынщик его отряда… Осторожнее, поднос! – Он прикрыл девушку плечом и сердито шикнул на красноносого слугу со злополучным предметом в руках: – Обойти нас не можешь?! Что ты здесь топчешься? Простите, леди, не смею вас задерживать…

– Благодарю, – еще раз кивнула она и с облегчением выскользнула из залы.

За спиной у нее возмущенно пыхтел Томас, сцапавший за шиворот нерасторопного слугу:

– А ну-ка, голубчик, постой! Ты морду-то не отворачивай. Ну конечно! Уже «отпраздновал»! Дай сюда этот треклятый поднос, иначе ты еще и собственного короля с головой окатишь. Дай сюда, говорю, и брысь с глаз! Ваше величество, позвольте…

– Дай мне кувшин, Том, – сказал Ивар. – Аккуратнее, чуть не опрокинул же! Ты, по-моему, не намного трезвее того бедняги. Томас, брысь, сказано тебе, вон уже рукавом в миску влез! Я налью. А ты лучше спой!

– Это мы с удовольствием! – обрадовался тот, стряхнув с вышитого рукава рубахи капли соуса, и снял с плеча свой инструмент.

Последнее, что успела услышать Нэрис, сворачивая в длинный коридор, ведущий к кухне, это мелодичные звуки лютни. «Какой забавный! – с улыбкой подумала девушка. – И этот Ивар, кажется, приятный человек. Даст бог, мое замужество окажется удачным не только для него и папы».

По вполне понятной причине вход на кухню брауни сегодня был заказан. Пришлось снова спускаться в подвал… Нэрис прикрыла за собой тяжелую дверь, пристроила подсвечник в неглубокую стенную нишу и вгляделась в сырую темноту. Тишина. Странно, должен тут быть, больше ему прятаться негде.

– Чего ищешь? – насмешливо проскрипел знакомый голосок у нее за спиной. Нэрис ойкнула и обернулась. Домашний дух развел лапами в стороны: – Боялся, может, не ты… Уже два раза слуги за вином спускались. Схоронился тут, за дверью, и жду себе тихонько. Это у тебя там что? – Он с интересом принюхался к дразнящему запаху из узелка. – Угощение? Мне?

– Тебе, кому же еще, – улыбнулась девушка, присев на ступеньку и развязывая салфетку. – Вот, прямо со стола!.. Пироги еще горячие. Ешь!

– Ну уважила! – одобрительно причмокнул брауни, цапнув с салфетки перепела и вонзаясь мелкими острыми, как дробленый камень, зубками в нежное мясо. – А то ведь с вашими праздниками голодный почитай с утра!

– А сливки как же?

– Так то когда было? – с набитым ртом возмутился обжора. – Чуть не на рассвете. А уже дело к вечеру! В брюхе аж звенит…

– Ешь, ешь, жалобщик… – фыркнула Нэрис, подвигая брауни медовое яблоко. – А мне вот и кусок в горло не лезет.

– Это зря, – прочавкал он. – Вкусно. Волнуешься, да?

– Конечно, – вздохнула девушка. – Не каждый же день я замуж выхожу! И не каждый день сам король Шотландии у меня по правую руку сидит.

– Так ты короля боишься, что ли? – хихикнул домашний дух, в мгновение ока проглотив сладкое и облизнув шерстистую мордочку. – Как будто он не человек, как все… Он-то небось не смущается!

– Да, судя по всему, маменькины пироги его величество оценил, – улыбнулась девушка, вспомнив, как Кеннет увлеченно опустошал блюдо. – Жаль, она не видит! Уж как бы ей польстило!

– А что такое? Разве она не с вами?

– У нее голова разболелась, – поморщилась Нэрис. – После венчания…

– Ага! – хмыкнул брауни, ехидно блеснув глазками. – Стало быть, платье? Посвети-ка… Ну так я и думал!