Омрачало одно. Сволочь и подлец, её начальник. Таня его ненавидела, но вынуждена была терпеть, так как не истек срок заключенного ею контракта. Я предлагал ей разорвать контракт и бросить постылую работу. Всей душой, всем сердцем своим она к этому решению склонялась, но до окончания срока, оговоренного в контракте, оставался всего один месяц. Она решила потерпеть. «Месяц май отмаюсь и уйду», – говорила Таня. Я был этому безумно рад. Не ходил, а летал. Был счастлив.

И тут, на девятое мая, я приехал к ней ночевать. Хотел сделать сюрприз. Приехал, а Тани дома нет. Перед этим звонил ей от друзей, сказал, что заночую у них, в их загородном доме. Ну, думаю, празднует с сослуживцами. Ключи от квартиры у меня были. С Таней жили то у нее, то у меня, то порознь. Порознь жили не потому, что ругались, а по работе, по делам.

Я вошел, принял душ, погасил свет и лег в постель. Лежу, жду хозяйку. Ожидаю ее уставшей, замученной. И вдруг входная дверь с грохотом раскрывается, слышится громкий пьяный смех. Я даже не сразу догадался, что это смех Тани. При мне она никогда так громко, так развязно не смеялась. Затем мужской фальшивый гогот, чмоканье, звук влажного страстного поцелуя и, словно в насмешку надо мной, Танины слова:

– А я в тебя с первого взгляда влюбилась, начальничек мой. Как только пришла устраиваться на работу, как только увидела тебя, так сразу же голову и потеряла.

– А я это заметил, – говорил самодовольный мужской голос.

И снова чмоканье, возня. Я от такой наглости, от такого неожиданного признания просто стал хохотать. И хохот был такой сильный, что ему мог бы позавидовать оперный бас, исполняющий арию Мефистофеля в опере «Фауст».

Хозяйка и гость сразу притихли, да так и остались стоять в прихожей, не решаясь войти в комнату.

Я включил свет, оделся и, не глядя на них, ушел.

Я современный человек, всё понимаю. Но, всему есть предел. Вела бы сразу такой образ жизни, я бы к закидонам относился спокойно. Так заявила же себя совершенно другой. Я на другой хотел жениться. Не на такой. Уже настроился, а тут… Расстроили.

С Таней я расстался.

– Странная штука жизнь, – говорил мне Ефрем, – дети рождаются и вынуждены жить среди тех, с кем, может быть, и жить не желают. Лично я с самого детства испытывал неловкость оттого, что мне называться следует именем Ефрем, а фамилией – Горюнов. Все это мне казалось неестественным.

Не ощущал я себя ни Ефремом, ни Горюновым. И потом такая ситуация. Тебе говорят. Это твои братья, дяди и тети. Все люди неприятные, чужие и непонятно, за что они от меня требовали любви. И почему я их, мне неприятных, чужих, должен был любить. «Ближе них у тебя нет никого, – втолковывала мать, – подрастешь, поймешь».

Чего мне подрастать, если я и так вижу, что они мне чужие? Ну, и подрос, все подтвердилось так, как это я еще в раннем детстве понимал. Что к братьям, дядькам, теткам? Я и к родителям любви не имел. Впрочем, родители любви не требовали.

Лет в пять я серьезно стал задумываться о том, почему мои родители именно эти, а не другие? И мог бы я родиться в другой семье, с другим именем и фамилией?

В детстве много мыслей, много вопросов. Подрастая, человек ни на один из главнейших вопросов ответов не находит. Он просто перестает их себе и другим задавать. Это называется – поумнел. Называется – пришла мудрость. А ведь все неясно, буквально все. Почему в детстве время летит медленнее, почему больше пространства вокруг тебя?

Мудрец скажет: «Потому, что ты был маленьким, вот тебе и казалось, что все вокруг большое, а время бесконечное». Нет, я не могу принять такой ответ. А ответь мне, что там, за гробом? Откуда мы приходим и куда уходим? Почему миримся с тем, с чем мириться нельзя, и в то же время мирно жить не умеем? Почему живем хуже скотов бессловесных, ненавидя друг друга?

Ну, что я мог ему на все это ответить? Что один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят? Обидится. Я молчал. Я сам на многое не нахожу ответа. И так же, как Ефрем, все еще продолжаю себе и другим задавать вопросы.

Молодой продавец разговорился с, задержавшейся у витрины, юной покупательницей. Обнаружив взаимную симпатию, незаметно переходя на «Ты», он спросил:

– Хочешь историю о том, как мой отец стал директором этого магазина?

– А что? Давай, – подумав, ответила покупательница, и представилась, – Меня Таней зовут.

– Очень приятно. Богдан. Понимаешь, отец мой честный человек. Собственно, только поэтому его директором и назначили.

– За честность и порядочность? – Рассмеялась Таня. – Нет. Такого не бывает.

– Слушай. Это стопроцентная сказка, со счастливым концом. Хозяина магазина зовут Черноусом. Он в семье самый младший. Их, в семье, три брата. Когда его отец умер, оставив огромное состояние, то старшие братья всё забрали себе, с ним не поделились. На бедность, кинули этот магазин. Он сейчас, как новенький, а лежал в руинах, как после бомбёжки.

Черноус стал магазин восстанавливать, братья на бирже играть. Ни копейки на ремонт, ни какой поддержки. Он в долги залез, проценты платил огромные, но магазин поднял из руин. А, они проигрались в пух и прах. Остались ни с чем. Пошли на поклон к младшему брату. Попросились на должность содиректоров, в его магазине.

Не на улице же их оставлять. Всё же братья родные. Хоть и обошлись с ним по скотски, решил дать им, как говорят в американских фильмах «Ещё один шанс».

В это время учителям в школах зарплату платить перестали. Чтобы как-то кормить семью, решил мой отец устроиться продавцом. Но он сразу предупредил, что врать и воровать не умеет. Братья Черноуса над ним посмеялись и поставили торговать гнилым мясом.

Подошла старушка, спросила:

– Мясо свежее?

– Нет. Не свежее. С душком, – сказал отец.

– Спасибо, миленький, – похвалила старушка, но мясо покупать не стала. А кошелек, вместе с пенсией, на прилавке забыла.

Братья Черноуса кошелек взяли. Отцу сказали, что найдут ее и кошелек отдадут. А тут старушка сама возвращается. Спрашивает у отца, не видал ли. Он и показал на братьев. Пришлось им вернуть находку, но, после этого они на отца окончательно разозлились.

Сказали:

– Что, не мог промолчать, или сказать «не знаю»?

– Я же, устраиваясь на работу, вас предупреждал, что врать и воровать не умею.

– Ну, тогда так. Доторгуешь этот день до конца, и чтобы духу твоего в магазине не было. Нам с тобой не сработаться, вместе не ужиться. Или мы, или ты. Понял?

– Понял.

– Запомнил?

– Запомнил.

– Ну, а если запомнил, то выполняй. Наше слово нерушимо, – смеясь, сказали братья, и пошли в свой кабинет водку пить.

Подошел к отцу другой покупатель, спросил:

– Мясо свежее?

– Нет. Не свежее, – ответил отец.

– А почему свежее не продаете? – Поинтересовался покупатель. – Я же видел, как утром привезли целую машину свежего мяса.

– Братья-директора велели доторговывать.

– Что значит «доторговывать»?

– Сначала продать тухлое, затем подтухшее, а затем уже свежее. Так что за свежим приходите через три дня.

– Но оно же пропадет, за три дня. Морозильник не рассчитан на хранение такого количества.

– Я не директор. У меня директора братья Черноуса. К ним обращайтесь.

И покупатель к ним обратился. Оказывается, это и был сам Черноус. Братья его уверяли, что продавец лентяй, и что тухлое мясо в России всегда можно продать.

– Ну, так и вставайте на его место. Покажите мастерство, – сказал Черноус, – а он с сегодняшнего дня будет директором магазина вместо вас.

И тотчас, заручившись согласием родителя, оформил его на должность директора. Сказал, что судьбу братьев отдает на его усмотрение. Как тот скажет, так и будет. Оставит продавцами – останутся. Прогонит, значит, так тому и быть. И тогда отец передал Черноусу слова его братьев, которые он запомнил: «Или мы, или ты».