Водитель – лысоватый дядечка лет сорока – вопросительно уставился на Гадюкина. Тот наклонился к окну и деловито спросил:

– За десятку до города – как?..

– Маловато, – покочевряжился водитель. – Еще пятерку накинь.

– Да вы бога побойтесь, батенька! – возмутился профессор. – Что я, по-вашему, эти деньги печатаю?! Да тут и ехать-то минут десять всего! Мы и пешком легко дойдем!

– Ну так и идите пешком, – пожал плечами водитель.

Однако уезжать не торопился – выжидающе смотрел на Гадюкина. Тот ничего не говорил, лишь скучающе рассматривал облака.

– Ладно, залезайте, – вздохнул водитель. – За десятку.

Гадюкин плюхнулся на переднее сиденье и сразу развернул эль-планшетку. Пристегнуться он даже не подумал. Профессор Гадюкин не пристегивался даже в самолете.

– Вы, батенька, местный? – поинтересовался он, двигая по экрану курсор.

– Ага, – коротко ответил водитель.

– А грибочками не увлекаетесь ли? У меня тут их целый пакет!

– Сушить будешь? – проявил некоторый интерес водитель.

– Мариновать.

– Тоже хорошо. А у меня вот жена сушит.

Машина свернула на второстепенную дорогу и сразу пошла медленнее. Пассажиров затрясло по колдобинам. Водитель чертыхнулся сквозь зубы.

– В космос летаем, а нормальных дорог сделать не можем… – вслух пожаловался он.

– Климат, батенька, климат, – посочувствовал Гадюкин. – При наших зимах хоть какую дорогу укладывай – долго не продержится.

– Да ну? – не поверил водитель. – А как же в Канаде справляются тогда? Там зимы тоже ой-ей-ей!..

– А вы были в Канаде?

– Был… лет пять назад. У меня там тесть.

– Тесть в Канаде – это хорошо. Так говорите, у них там дороги хорошие?.. – задумался Гадюкин.

– Очень даже.

– И в самом деле, непорядок… Пора бы нам уже что-то с этим делать, пора…

– Не то слово. Только что делать-то?

– Ну, можно Канаду разбомбить… – рассеянно сказал Гадюкин. – Тогда у них дороги хорошими не будут… кстати, а чего это мы свернули-то, батенька?

– На дорогу надо смотреть. Там знак был – объезд, дорожные работы.

– А-а… Ну пардоньте меня, батенька, не разглядел.

Объезд закончился, и машина вернулась на главную дорогу. Сразу стало видно, что знак поставили не просто так – на обочине, в канаве, куковал старенький «Енисей». Продукция российского автопрома не справилась с развороченной дорогой, и самым плотным образом застряла, пытаясь объехать опасный ухаб.

Водитель «Кайсоку» снизил скорость, а потом совсем остановился. Снисходительно поглядев на незадачливого коллегу, он хмыкнул:

– Что, объезжать поленился?

Водитель «Енисея» мрачно отмахнулся. Он уже десять минут корячился, пытаясь освободить свою лоханку.

Гадюкин высунулся из окна, с интересом наблюдая за его усилиями. Доброе лицо профессора озарилось улыбкой. Он повернулся к скучающему на заднем сиденье Ефремову и скомандовал:

– Майор Ефремов! Поднять автомобиль!

– Принято! – рефлекторно отрапортовал тот, выскакивая из машины.

Сделав несколько шагов, Ефремов сообразил, что выполнить приказание не сможет. Всей его сверхчеловеческой силы не хватит на такую тяжесть. Но тело двигалось уже само, машинально реагируя на полученную команду.

И через несколько секунд Ефремов пораженно понял, что без особого труда отрывает «Енисей» от земли. Пальцы вошли в железо, как в мягкую глину. С переднего сиденья «Кайсоку» послышалось хихиканье профессора.

Ефремов бережно перенес автомобиль на два шага влево и поставил на землю. Руки дрожали, пальцы мелко пульсировали, словно под слабым напряжением.

– Ы-ы… – только и смог выдавить хозяин машины, не решаясь сесть за руль.

– Исполнено, – отрапортовал Ефремов, неуверенно морща лоб.

– Вот видите, как все здорово получилось, – расплылся в улыбке Гадюкин. – Мой вам, батенька, завет – продолжайте в том же духе и не останавливайтесь на достигнутом!

– Хорошо, профессор. Хотя я не совсем понимаю, как у меня это вышло.

– Всего лишь не совсем? Да вы счастливец, батенька. Я эту хренотень вообще не понимаю.

– А…

– Но ведь работает же! – удовлетворенно закончил Гадюкин.

Ефремов молча уселся обратно в машину. Конечно, работает. У профессора всегда все работает. Чаще всего – непонятно как.

Но работает.

– Э… – повернулся к Ефремову водитель «Кайсоку». – Мужики, это… а это что вообще было?

– А это, батенька, правнук Жаботинского! – гордо указал на Ефремова Гадюкин. – Штангист-тяжеловес! Тренируется, понимаете ли, таким образом, к олимпиаде готовится!

– Ни ху… ух… То-то я гляжу, здоровый какой… А ты что, тренер его?

– Точно так! – закивал профессор. – Так что, батенька, когда поедем-то уже?

Водитель беспрекословно утопил педаль газа. Гадюкин развернул эль-планшетку, несколько минут возился в ней, ни на что не отвлекаясь, а потом резко чиркнул ногтем и произнес:

– Подведем итог, Георгий Павлович. Использовать свой максимум в обычных условиях у вас пока что не получается. Не хватает вам, понимаете ли… мнэ-э… понимания. Такие вот пироги. Однако в критической ситуации вы справляетесь с этим лучше. Почему? А потому что не думаете в этот момент о том, что делаемое вами – невозможно. И таким образом преодолеваете барьер, существующий в вашем сознании.

– И что же мне с этим делать? – тихо спросил Ефремов.

Гадюкин задумался, потирая подбородок. Не поворачиваясь к испытуемому, он открыл в эль-планшетке ежедневник и отстучал заметку для памяти: «Создать для Е. критическую ситуацию. Лучше несколько».

Немного подумав, профессор добавил еще одну заметку: «Забрать из прачечной белье».

Вдоль шоссе потянулись здания. Машина въехала в московский пригород.

Москва за последние тридцать лет разрослась необычайно. Количество населения достигло четырнадцати миллионов и продолжает увеличиваться. Во все стороны протянулись щупальца пригородов. Наземный транспорт и метро уже плохо справляются с пассажиропотоками – к счастью, в последнее время часть нагрузки взяли на себя автолеты. Эти летающие машины пока еще относительно редки, но с каждым годом их число увеличивается – уж очень удобным оказалось передвигаться по воздуху. На крышах все чаще появляются специальные стоянки.

Гадюкин с интересом смотрел по сторонам. Он не каждый день выбирался из стен НИИ «Пандора». Было время, когда профессора вообще никуда не выпускали – держали на положении «дорогого пленника». Однако он категорически протестовал против такого обращения, с легкостью ускользал из-под охраны, устраивал разного рода пакости и в конце концов довел тогдашнего начбеза до увольнения. Пришедший ему на смену Эдуард Степанович отнесся к ситуации философски и предоставил Гадюкину свободу передвижения.

Хотя с наблюдения все равно не снял. Куда бы профессор ни отправлялся, за ним незаметно следовали телохранители, а на одежде сидели гроздья «жучков». Гадюкин это, разумеется, мгновенно просекал и радостно хихикал. «Жучки» уже через несколько минут лишались своих электронных мозгов, а наблюдатели бесследно теряли объект. Эдуард Степанович хмурился и придумывал новый способ охранять профессора. А тот, соответственно, сводил его усилия на нет.

Повоевав так около года, стороны заключили мир. Точнее, Эдуард Степанович вынужденно капитулировал – гений Гадюкина сводил на нет все его усилия. Пришлось ему оставить профессора в покое.

И именно это решило все проблемы. При отсутствии препятствий Гадюкину стало скучно, и он почти перестал покидать институт. Теперь единственными его прогулками стали вылазки в ближайший лес за грибами.

– Пожар, – меланхолично произнес водитель, глядя в левое окно.

Действительно, дорогу перегородили две пожарные машины. Еще несколько стояли с другой стороны. Из окон высотного здания вырывались клубы дыма, вокруг сгрудилась толпа.

Гадюкина это ужасно заинтересовало. Он не глядя сунул водителю купюру и выскочил на мостовую, едва не попав под колеса. Ефремов вышел следом.