— И чем это вас ударило? — спросила Мэри. — Кирпичом?

— Кулаком, — ответил Понтер.

У Мэри отвисла её собственная челюсть.

— Я знала, что неандертальцы сильны, но… вау! И всё это одним ударом?

Понтер кивнул.

— Вам повезло, что вы остались живы, — сказала Мэри.

— Нам обоим повезло — и ударенному, и ударятелю, если так можно выразиться.

— Но из-за чего вас ударили?

— Дурацкий спор, — сказал Понтер. — Конечно, он не должен был этого делать, и потом дико извинялся. Я решил не давать делу ход; если бы я это сделал, его обвинили бы в покушении на убийство.

— Он правда мог убить вас одним ударом?

— О да. Я успел среагировать и приподнять голову, так что удар пришёлся в челюсть, а не в середину лица. Если бы кулак попал туда, то бы проломил дыру в черепе.

— О ужас, — сказала Мэри.

— Он был зол, и я его спровоцировал. Мы оба были виноваты в равной мере.

— А вы… вы способны убить кого-нибудь голыми руками? — спросила Мэри.

— Конечно, — ответил Понтер. — Особенно если подойти сзади. — Он переплёл пальцы, поднял руки и изобразил удар сомкнутыми кулаками сверху вниз. — Если такой удар нанести сзади, человеческий череп расколется. Спереди же, если удастся нанести хороший удар кулаком или ногой в грудную клетку, я могу раздавить сердце.

— Но… но… не в обиду будь сказано, но обезьяны тоже очень сильны, но при этом редко убивают друг друга в драках.

— Это потому что в схватках за превосходство внутри группы действия обезьян ритуализированны и инстинктивны, и обычно они просто шлёпают друг друга — это работа на публику. Но вообще-то шимпанзе убивают других шимпанзе, хотя обычно пользуются для этой цели зубами. Сжимать пальцы в кулак способны только люди.

— О… ужас. — Мэри понимала, что повторяется, но не смогла придумать ничего другого, чтобы выразить сумму своих чувств. — У нас люди дерутся всё время. Некоторые даже превращают это в спорт: бокс, борьба, реслинг.

— Безумие, — сказал Понтер.

— Да, я согласна, — сказала Мэри. — Но они почти никогда друг друга не убивают. То есть, я имею в виду, человек практически не способен убить другого человека голыми руками. Мы, я так думаю, просто недостаточно сильны для этого.

— В моём мире, — сказал Понтер, — ударить значит убить. Поэтому мы никогда друг друга не бьём. Насилие может закончиться смертью, поэтому мы просто не можем его допустить.

— Но вас ведь ударили, — сказала Мэри.

Понтер кивнул.

— Это было очень давно, когда я учился в Научной Академии. Я спорил так, как это делают лишь в юности, будто от победы в споре что-то зависит. Я видел, что мой оппонент приходит в ярость, но продолжал его донимать. И он отреагировал… неудачным образом. Но я его простил.

Мэри посмотрела на Понтера и представила себе, как он подставляет вторую свою длинную скошенную щёку ударившему его.

Адекор попросил компаньона вызвать ему транспортный куб, который отвёз его домой. И теперь он снова сидел на веранде, один, изучая судебную процедуру. Хотя передачи его компаньона и контролировались, однако он по-прежнему мог им пользоваться, чтобы обратиться к накопленным человечеством знаниям и перенести часть из них на планшет для комфортного изучения.

Его партнёрша Лурт сразу же согласилась выступать от его имени на трибунале. Но хотя она и другие — в этот раз она сможет вызывать свидетелей — могут засвидетельствовать мирный характер Адекора и стабильность их отношений с Понтером, этого вряд ли хватит, чтобы убедить арбитра Сард и её коллег оправдать его. Так что он начал перерывать судебную историю в поисках других дел с обвинением в убийстве в отсутствие тела жертвы, в надежде, что решение по прежнему делу сможет ему помочь.

Первое такое дело, что ему попалось, слушалось давным-давно, во времена 17-го поколения. Обвинялся мужчина по имени Дасста, который якобы убил свою жену, незаметно пробравшись в Центр. Однако тело так и не было найдено: его партнёрша в один прекрасный день просто исчезла без следа. Трибунал постановил, что в отсутствие тела невозможно утверждать, что произошло убийство.

Адекора эта находка привела в восторг — пока он не углубился в изучение судебной процедуры.

Понтер и Адекор выбрали для веранды кресла обычной — не слишком прочной — конструкции. Это было свидетельством непоколебимой уверенности понтера в то, что Адекор излечился, и его гнев никогда больше не выльется во вспышку насилия. Но Адекор был так расстроен тем, что прочитал, что в сердцах разломал подлокотник кресла ударом кулака — щепки так и полетели во все стороны. Юридические последствия, прочитал он, имеют лишь дела не старше десяти поколений; общество развивается, гласил «Кодекс Цивилизации», и то, что люди делали в далёком прошлом, в современном мире могло полностью утратить смысл.

Адекор продолжил поиски и в конце концов наткнулся на интригующее дело времён 140-го поколения — всего восемь поколений назад. Мужчина был обвинён в убийстве другого мужчины во время спора из-за того, что последний вырастил дом слишком близко к дому первого. Однако труп так и не был найден. В этом случае трибунал также решил, что отсутствия тела достаточно для прекращения преследования. Адекор снова обрадовался, но…

Но.

140-е поколение. Это период… посмотрим… от 1100 до 980 месяцев назад; от девяноста восьми до семидесяти девяти лет назад. Однако компаньоны появились всего лишь около тысячи месяцев назад; сейчас как раз готовятся к празднованию юбилея.

Произошёл тот случай из 140-го до или после внедрения компаньонов? Адекор принялся уточнять.

До того. Хрящ! Болбай наверняка заявит, что то решение не имеет отношения к настоящему разбирательству. Разумеется, скажет она, трупы и даже живые люди запросто могли пропасть без следа в тёмные времена до того, как великий Лонвес Троб освободил нас, но дело, в котором не могло быть записи действий обвиняемого не может влиять на решение по делу, в котором обвиняемый подстроил ситуацию с целью избежать появления такой записи.

Адекор стал искать дальше. На мгновение он задумался о том, что хорошо бы, если бы были люди, специализирующиеся на разрешении всяких правовых вопросов от имени других; казалось бы, такой вклад был бы весьма ценным. Он с радостью обменялся бы трудом с кем-нибудь, кто провёл бы это исследование за него. Но нет; плохая идея. Само существование людей, которые полный день занимаются вопросами права, без сомнения спровоцировало бы рост числа таких дел и…

Внезапно из дома выскочила Пабо и заливисто залаяла. Адекор посмотрел, на кого она лает, и его сердце, уже в который раз за эти дни, подпрыгнуло. Неужели?… Неужели?…

Но нет. Конечно, нет. И всё же это был некто, кого Адекор совершенно не ожидал сейчас увидеть — юная Жасмель Кет.

— Здравый день, — сказала она, подойдя на десять шагов.

— Здравый день, — ответил Адекор, стараясь не выдать голосом удивления.

Жасмель уселась на второе кресло, то, на котором обычно сидел её отец. Пабо хорошо знала Жасмель; Понтер часто брал собаку с собой в Центр, когда Двое становились Одним, и она явно обрадовалась, увидев знакомое лицо. Пабо тыкалась носом в колени Жасмель, а та ерошила рыжевато-коричневую шерсть у неё на макушке.

— Что случилось с креслом? — спросила Жасмель.

Адекор отвёл взгляд.

— Ничего.

Жасмель, по-видимому, решила не педалировать эту тему; в конце концов, всё и так было очевидно.

— Лурт согласилась говорить от твоего имени? — просила она.

Адекор кивнул.

— Хорошо, — сказала Жасмель. — Я уверена, она сделает всё, что сможет. — Она какое-то время молчала, потом, снова взглянув на отломанный подлокотник, сказала: — Но…

— Да, — согласился Адекор. — Но.

Жасмель смотрела вдаль, на окружающую дом местность. На приличном расстоянии от дома спокойно и невозмутимо брёл мимо мамонт.