Следуя инструкциям доктора Сингха, Рубен Монтего, Луиза Бенуа и Понтер без приключений добрались до машины Рубена, которую он загнал в гараж для персонала. У Рубена был вишнёвый внедорожник; краска кое-где была оббита вылетающим из-под колёс гравием — основным покрытием дорог шахтного комплекса. Понтер залез на заднее сиденье и улёгся там, накрыв голову сегодняшней «Садбери Стар». Луиза, которая пришла в больницу пешком, села на переднее сиденье рядом с Рубеном. Она приняла приглашение Рубена поужинать у него дома вместе с Понтером; позже он отвезёт её домой.

Они отъехали от больницы под тихую музыку радиостанции CJMX, льющуюся из автомобильной аудиосистемы; Джери Холлиуэлл исполняла свою интерпретацию «It’s Raining Men».

— Ну что, — сказал Рубен, взглянув на Луизу, — обратите меня в свою веру. Почему вы думаете, что Понтер из параллельной вселенной?

Луиза на мгновение поджала свои полные губы — Боже, подумал Рубен, до чего же она красива — и спросила:

— Насколько вы разбираетесь в физике?

— Я? — удивился Рубен. — На уровне средней школы. О, я купил «Краткую историю времени», когда в Садбери приезжал Стивен Хокинг, но далеко в ней не продвинулся.

— Хорошо, — сказала Луиза, — тогда попробуем так. Если вы стреляете единственным фотоном в барьер с двумя вертикальными щелями, и на установленном за щелями листе фотобумаги видите интерференционную картину, значит, произошло что?

— Не знаю, — не покривив душой, ответил Рубен.

— Одна из интерпретаций такова: единственный фотон превратился в волну энергии, а когда волна ударяет в барьер со щелями, каждая щель порождает новый волновой фронт, так что мы получаем классическую интерференционную картину — гребни и провалы двух волн где-то усиливают друг друга, а где-то взаимно уничтожаются.

Её слова породили у Рубена какие-то смутные воспоминания.

— Понятно.

— Как я сказала, это лишь одна из интерпретаций. Согласно другой вселенная в этот момент расщепляется, и на короткое время появляется две вселенные. В одной фотон — по-прежнему частица — проходит через левую щель, во второй — через правую. И поскольку не имеет никакого мыслимого значения, через какую щель фотон на самом деле прошёл в той или иной вселенной, две вселенные снова сливаются в одну, и интерференционная картина — то, что получается в результате.

Рубен кивнул; ему казалось, что данных обстоятельствах это единственная правильная реакция.

— Так вот, — продолжала Луиза, — у нас есть достаточная экспериментальная база для того, чтобы поверить в возможность существования параллельных вселенных — мы действительно видим интерференционную картину, посылая единственный фотон сквозь пару щелей. Но что, если две вселенные не сливаются в одну? Что если после расщепления они продолжают существовать независимо?

— Да? — сказал Рубен, пытаясь не упустить нить.

— Представьте себе вселенную, разделившуюся на две, скажем, десятки тысяч лет назад, тогда, когда две ветви человечества ещё жили бок о бок: наши предки, кроманьонцы, — Рубен отметил, что она произнесла это название на французский манер[15], — и предки Понтера, древние неандертальцы. Я не знаю, как долго два вида сосуществовали, но…

— Со 100000 лет назад до примерно 27000 лет назад, — подсказал Рубен.

Луиза сделала удивлённое лицо; она явно не ожидала от Рубена таких познаний.

Рубен пожал плечами.

— К нам приехала генетик из Торонто, Мэри Воган. Она рассказала.

— Ах. Понятно. Так вот, в некоторый момент в прошлом, возможно, произошло разделение, после которого две вселенные продолжили расходиться. В одной доминировать стали наши предки. В другой вершины эволюции достигли неандертальцы, создав собственный язык и цивилизацию.

Рубен чувствовал, что у него начинает звенеть в голове.

— Но… но как тогда между двумя вселенными снова возникла связь?

— Je ne sais pas, — сказала Луиза, качая головой.

Они выехали из Садбери и покатили по просёлочной дороге к городку с весьма не соответствующим названием Лайвли[16], возле которого и располагалась шахта.

— Понтер, — сказал Рубен. — Думаю, уже можно встать; движения здесь почти нет.

Понтер не пошевелился.

Рубен понял, что выразился слишком замысловато.

— Понтер, вверх, — сказал он.

Он услышал шуршание газетных страниц и увидел, как массивная фигура Понтера появляется в зеркале заднего вида.

— Вверх, — подтвердил Понтер.

— Сегодня, — сказал Рубен, — останетесь в моём доме, понятно?

После паузы, в течение которой он, вероятно, выслушивал перевод, Понтер ответил:

— Да.

— Понтер нужен еда, — добавила Хак.

— Да, — сказал Рубен. — Да, скоро поедим.

Они продолжили путь к дому Рубена и прибыли туда минут через двадцать. Это был современный двухэтажный коттедж на участке в пару акров на самой границе Лайвли. Все вошли в дом; зрелище того, как Рубен отпирает входную дверь, а потом запирает её на засов и набрасывает цепочку, вызвало у Понтера неподдельный интерес.

Внутри Понтер улыбнулся.

— Прохладно, — сказал он с восторгом. Наличие у Рубена кондиционера явно обрадовало его.

— Ну, — сказал Рубен, улыбаясь Луизе и Понтеру, — добро пожаловать в моё скромное жилище. Устраивайтесь кто как хочет.

Луиза огляделась вокруг.

— Вы не женаты? — спросила она.

Рубен подумал о том, что могло побудить её задать такой вопрос. Возможно, она хотела узнать, свободен ли он — такая интерпретация нравилась ему больше всего. Вторая, более вероятная — она вдруг сообразила, что заехала в какую-то тьмутаракань с человеком, с которым едва знакома, и теперь находится с ним и неандертальцем в пустом доме. Возможна и третья, самая вероятная, осознал Рубен, оглядывая царящий в гостиной беспорядок — разбросанные повсюду журналы, тарелку с засохшими остатками пиццы на кофейном столике — что он очевидно живёт один; никакая женщина не смирится с подобным бардаком.

— Нет, — сказал Рубен. — Был женат, но…

Луиза кивнула.

— У вас хороший вкус, — сказала она, оглядывая мебель: смешение карибского и канадского стилей, много тёмного полированного дерева.

— У жены, — сказал Рубен. — Я почти ничего не менял после развода.

— Ах, — сказала Луиза. — Вам помочь с ужином?

— Нет, я собирался просто зажарить несколько стейков. У меня мангал на заднем дворе.

— Я вегетарианка, — сказала Луиза.

— О. Ну, можно запечь какие-нибудь овощи… картошку?

— Это было бы здорово, — согласилась Луиза.

— Хорошо, — сказал Рубен. — Развлекайте Понтера. — И он пошёл в ванную вымыть руки.

Работая за столом на заднем дворе, Рубен смотрел, как между Луизой и Понтером разворачивается всё более оживлённая дискуссия. Вероятно, Хак изучила много новых слов, пока они ехали сюда. Наконец, когда стейки поджарились, Рубен постучал в стекло, чтобы привлечь их внимание, и жестом позвал их на двор.

— Доктор Монтего, — радостно заявила Луиза, выйдя из дома, — Понтер — физик!

— Неужели? — ответил Рубен.

— Да! Совершенно точно. Я пока не смогла уточнить детали, но он определённо физик; я думаю, даже квантовый физик.

— Как вы это определили?

— Он сказал, что думает о том, как вещи работают, и я сказала, думая, что он инженер: он имеет в виду большие вещи? Но он сказал, нет-нет, маленькие, такие маленькие, что не видно. И я нарисовала несколько диаграмм из базового курса физики, и он их узнал, и сказал, что он этим и занимался.

Рубен взглянул на Понтера с ещё бо́льшим восхищением. Из-за покатого лба и выступающего надбровного валика он выглядел, скажем так, малость туповатым, но — физик! Учёный!

— Интересно-интересно, — сказал Рубен. Он жестом пригласил всех рассаживаться вокруг круглого стола с зонтиком, потом разложил стейки и завёрнутые в алюминиевую фольгу печёные овощи по тарелками и расставил их на столе.