— Мне никогда не хотелось супружеских уз, сир.

— Да, странный ты человек, Беккет. Ты равнодушен к женщинам, и такому человеку, как я, очень к ним неравнодушному, тебя никак не понять. Тебе неведомо, чего ты лишаешься. Это такое, что никогда не приедается. Единственное, что в этой игре хочется время от времени поменять, это партнера.

— Ее величеству такое признание лучше не слышать.

— Верно, Беккет. С ее величеством следует быть осторожным. Даже мне.

— Королева привыкла повелевать.

— И в этом ты прав. Наша совместная жизнь это хорошо показала. Поэтому я старался сделать так, чтобы она или ждала ребенка, или уже имела его на руках. Это лучший способ отбить у женщины охоту править.

— Это нельзя делать без конца.

— То же твердит и королева. Она говорила, когда этот родится, она должна сделать перерыв.

— Это необходимо для ее здоровья.

— Должен тебе сказать, что вскоре еще один мой ребенок будет рожден другой женщиной.

— Мне больно это слышать, сир.

Король расхохотался и хлопнул Беккета по плечу.

— Но ты же прекрасно знаешь, что король без наследника — это несчастье для нации.

— Я хорошо знаю, что королю следует иметь законных детей.

— Мой дед считал, что королю следует иметь как брачных, так и внебрачных детей, и в королевских семьях это правило принимают.

— Это правило нельзя считать безгрешным, сир.

— Слушай, Беккет, ты, кажется, хочешь упрекнуть меня. Это я не потерплю. Слышишь?

— Отчетливо, сир.

— Смотри, если заденешь меня, разжалую.

— Меня можно разжаловать, коли будет угодно вашему величеству, а я буду молиться, чтобы у вас был такой же верный слуга, как я.

— Не бойся, Томас. Я знаю твою верность и потому терплю твои нотации. Только смотри, не переусердствуй. Помни!

— Я не забуду, милорд.

— Ты видел мою прекрасную Розамунд. Ну не красавица ли она, Беккет! А в положении она стала еще милей. Просто удивительно, что мои чувства к ней не остыли. Я люблю эту девочку, Беккет. Что молчишь? Стоишь с надутым выражением. Томас Беккет, ты смеешь меня осуждать? Ты что, мой смотритель?

— Я ваш канцлер, милорд.

— Можешь им перестать быть… коль пожелаю. Запомни это, Беккет. А если ты думаешь сказать мне, чтобы я бросил Розамунд, я рассержусь, а ты знаешь, каков я в гневе, Томас.

— Хорошо знаю, сир.

— Тогда мне лучше под руку не попадаться.

— Вы совершенно правы, милорд.

— Значит, не стоит меня доводить до этого. Я поселю ее в Вудстоке, где для нее строится маленький домик. Он будет в лесном лабиринте… секрет которого буду знать один я. Что скажешь на это?

— План достоин вашего величества.

Король сощурился и рассмеялся опять.

— Ты нравишься мне, Томас. Ты упрям, не одобряешь меня, осуждаешь, но нравишься мне. Я почему-то выделил тебя и сделал своим другом.

— Я также ваш канцлер, сир. Мы еще поговорим о миссии во Францию?

В этой миссии Томас показал себя во всем великолепии. Королевский пурпур и золотые украшения, столь любимые им, могли быть введены в действие совершенно спокойно, ибо это делалось во славу Англии. Не ехать же ему во Францию нищим. В этой поездке демонстрировались блеск и мощь Англии.

Миссию сопровождал отряд стражи, несколько сановников, составляющих часть посольства, двести всадников личного дома канцлера, а также лакеи и прочая дворцовая челядь. Беккет вез с собой собак, охотничьих птиц и двенадцать вьючных лошадей с кормом для них, а на спине каждой сидела длиннохвостая обезьяна. За процессией тянулись повозки с гардеробом посольства и подарками для французского двора. За ними еще несколько больших телег. На одной была устроена домашняя церковь канцлера, на другой оборудована его спальня и еще одна с кухонными принадлежностями, чтобы посольство могло удобно остановиться в любом месте.

Эта величественная, нигде и никогда невиданная кавалькада прошествовала по Франции, всюду собирая толпы людей.

— И что же это за человек, король Английский? — дивились пораженные французы. — Видно, богаче нет его на целом свете, если канцлер, слуга короля, едет в такой роскоши.

О приезде канцлера доложили Людовику, рассказав о его невиданно пышной свите. Король решил не уступать ни в чем и дал всем купцам такой приказ: когда посольство прибудет в Париж, что бы англичане ни пожелали, они все получат в подарок. Французы принимают их как щедрые хозяева, и гости должны все иметь совершенно бесплатно.

Томас усмотрел в этом жесте французского короля особый умысел и, чтобы не быть связанным подарками, могущими помешать исполнению миссии, все необходимое потихоньку посылал покупать за деньги. Вместе с тем он согласился поселиться в главном соборе города, где повелел накрывать роскошный обеденный стол, к которому приглашал всякого, кто приходил его навестить.

Перед лицом такого экстравагантного поведения французам никак не хотелось тянуться за англичанами в гостеприимстве, элегантности и великодушии. Оставалось только перещеголять их в любезностях. И Людовик встретил Томаса с большим почетом. У него и в мыслях не было отказать в руке своей дочери сыну короля, направившего для сватовства такое посольство. Поначалу он испытывал некоторую неловкость. Его Маргарите всего только год. Бедное, невинное дитя, еще не знает, что ей уготовано! А уготовано то, что совсем скоро она отправится к английскому двору, где будет воспитываться как невеста Генриха, который, если ничего плохого не произойдет, станет королем Англии, а Маргарита королевой.

Людовик все еще помнил свою страстную Элинор. Ему казалось, он никогда не сможет забыть того счастья и того горя, которые принесла в его жизнь Элинор. И вот наступило время — сын Элинор от другого мужчины обручается с его дочерью от другой женщины… Такая вот получилась необычная история! Но с женщинами, подобными Элинор, чего только не бывает… Интересно, вспоминает ли Элинор о нем? Спрашивать об этом у английского канцлера, конечно, не станешь. Но эти мимолетные мысли быстро исчезли под натиском раздумий о предстоящем обручении дочери короля Людовика. Он согласился с мнением своих министров, что этот союз будет на благо обеих стран. Он даст народу мир — то, что народу нужно больше всего на свете.

Великолепный английский канцлер пришелся Франции по душе. Людовик против брака не возражал. Даже приветствовал его. Томас остался доволен — ответственная миссия увенчалась полным успехом.

Пока Томас улаживал столь важное государственное дело Англии с Францией, Генрих отправился в Вудсток и сразу поехал к Розамунд Клиффорд в миниатюрный дворец, втайне построенный неподалеку от королевского. Он не мог нарадоваться домиком любовницы и называл его Замок Розамунд. Генрих в любой момент мог без труда и совершенно незаметно проникнуть к ней. Для этого нужно пройти хитрый лабиринт, секрет которого знали только они двое да слуги Розамунд, чем он страшно втайне гордился и даже своему канцлеру этот секрет не открывал. Томасу совершенно чуждо наслаждение от обладания женщиной, что Генриху было непонятно, непонятным людям он доверять полностью не мог. Порой король подозревал, что Томас скрытно занимался тем, чем другие любили похвастать, и мечтал как-нибудь его на этом поймать. Вот было бы забавно! А как было бы здорово устроить похождение к женщинам вместе с Томасом, мечтал Генрих. Общество Томаса король ценил выше всех остальных. Тем более что Томас в отличие от него самого любил все необычное, а Генрих в этом отношении был слишком прост, даже королевские регалии не носил. Больше того, однажды на пасхальном богослужении вдруг снял с себя корону, возложил ее на алтарь и заявил во всеуслышание, что больше ее не наденет.

— Вот она — символ верховной власти. Хранись она здесь или на моей голове, она все равно остается таким символом. А насчет меня не заблуждайтесь! Я — король. Им сделала меня не корона. Я ваш король от рождения и, сидя на троне, лучше всего послужу своей стране хорошими законами и защитой ее от посягательства врагов своей сильной рукой и мудрой головой, а корона мне только мешает думать и действовать.