Людовик сильно это переживал, обращаясь к Богу, чтобы он не допустил войны. Брат против брата — это же невозможно! Новых Витри он не хотел.

Все разрешил сам народ. Он не захотел самонадеянного Робера; Людовик был предпочтительней. Он лучше. Разве не Людовик только что вернулся из Святой земли? Господь, конечно, будет на его стороне, и выступить против Людовика все равно что выступить против Бога. Народ остался верен Людовику; он стал молиться, чтобы Господь дал ему сына, и тогда станет совершенно ясно, что все идет по воле Божьей.

Короче говоря, пока Людовик занимался этими распрями, говорить с ним о разрыве было бессмысленно. Но от этих мыслей Элинор не отказалась.

А тут новая напасть.

Всегдашним предметом вожделения французских королей была Нормандия. С тех пор, как Вильгельм Завоеватель, оставаясь герцогом Норманнским, стал королем Англии, эти герцоги, опираясь на мощь Англии, обрели такую власть, не считаться с которой было нельзя. Теперь на титул герцога Норманнского стал претендовать Жефруа Плантагенет. Он еще в ранней юности был обвенчан с Матильдой, дочерью английского короля Генриха I. Этот брак явился для него чистым наказанием, потому что супруги с самого начала невзлюбили друг друга. Матильда — шумная, горячая и своенравная женщина — считала себя законной наследницей английского престола (и закон был на ее стороне, потому что она была единственным законным ребенком короля Генриха). При этом она на десять лет старше своего мужа; когда они поженились, ему было всего пятнадцать. Сначала Матильда отказалась жить вместе с Жефруа. Однако со временем ее уговорили сойтись с ним, в результате она родила ему троих сыновей.

Старший из них, его звали Генрихом, уже завоевал себе славу отважного бойца, совершенно необходимую для настоящего правителя. Матильда никогда своего мужа всерьез не воспринимала, а всю себя отдавала воспитанию любимого сына, вознамерившись сделать его со временем королем Англии. Только так она могла примириться со своей судьбой.

Людовик, как французский король, в споры между Матильдой и Стефаном не вмешивался. Однако со времени сожжения церкви в Витри он крепко сдружился с Теобальдом Шампанским и его семьей. Сын Теобальда по имени Анри участвовал в крестовом походе, и во время суровых для крестоносцев испытаний всегда был рядом с Людовиком. Сам Теобальд, как известно, приходился старшим братом английскому королю Стефану, у которого имелся сын Юстас. Зная, что после сожжения Витри Людовик мучился угрызениями совести, Стефан решил послать к Людовику своего брата с племянником, чтобы уговорить его в порядке возмещения шампанцам за Витри закрепить Нормандию за принцем Юстасом. Таким образом Анри Шампанский начал потихоньку убеждать Людовика в деле о Нормандии выступить против Жефруа и его жены Матильды в пользу английского принца Юстаса.

В один из приездов Анри Людовик сильно разволновался, пытаясь его разубедить.

— Я не желаю затевать войну между Нормандией и Францией.

А тем временем ко двору приехал Теобальд и присоединился к сыну, приводя новые доводы против Жефруа Анжуйского и его жены:

— Матильда — очень скандальная правительница. Она ухитрилась перессориться со всеми. Если король Франции выступит против этой склочницы и ее мужа, то народ как один станет на сторону Людовика и короля Стефана.

— Но и у Генриха Анжуйского найдутся сторонники, — возражал Людовик. — Тут очевиден конфликт. Этого я не желаю. Я хочу мира.

Вместе с тем Людовик понимал и то, что, если он поддержит Стефана, он окажет услугу родным Стефана, точнее, его брату Теобальду, кому принадлежит Витри. Людовику надо обязательно искупить свой грех, ибо голоса заживо сожженных его солдатами все еще звенят в ушах. В конце концов Людовик объявил, что ради искупления греха Витри он объединится с братом Стефана и попытается отнять Нормандию у Матильды и ее мужа.

В Париж приехал аббат Сюжер. Он попросил аудиенции у короля.

Когда они остались одни, он спросил Людовика, понимает ли он, что, вступив в войну против Жефруа и Матильды, он будет вести войну в интересах английского короля.

— Нет, я сражаюсь за Теобальда Шампанского, — ответил Людовик. — Я причинил ему зло. Тем самым я искупаю свою провинность.

— Ваше величество, вы обманываетесь относительно Витри. Да, город разграбили ваши солдаты, но не по вашему приказу. Вы участвовали в войне против неверных. Графу Шампанскому вы ничего не должны. Но у вас есть долг перед вашими подданными. Вам надо очень тщательно все взвесить, прежде чем ввязываться в войну на стороне английского короля.

Людовик задумался, а Сюжер продолжал:

— Да, вы помогаете королю Стефану. А я хочу вас спросить: разве он законный наследник английского трона? Вы же знаете, он племянник покойного короля Генриха I. Матильда — его дочь. Она была бы королевой Англии, если бы не была такой злобной, что от нее отвернулись и знатные люди, и простой народ. Стефан правит не по праву, а потому, что он меньшее из двух зол. По закону корона английского королевства принадлежит Матильде, и ее сын является наследником по праву, как и наследником Нормандии. Вам следует все хорошо взвесить, прежде чем становиться на сторону узурпатора.

Людовик погрузился в размышления. Конечно, воевать ему совершенно не хотелось, но, с другой стороны, ему очень хотелось помочь Теобальду, искупить свою вину перед ним.

— Уже поздно поворачивать назад, — сказал Людовик.

— Совсем нет! Почему поздно? Жефруа Плантагенет, я не сомневаюсь, против этой войны. Все, что вам надо сделать — это перестать поддерживать Юстаса, и дело устроится само собой.

— Тогда Нормандия останется в руках Матильды и ее мужа.

— У них больше прав на это герцогство, чем у Теобальдова брата Стефана. Если Стефан не признает Генриха Плантагенета в качестве своего наследника, в Англии вспыхнет кровавая война.

— Что же я могу тут поделать?

— Вы можете пригласить Жефруа Плантагенета и все с ним обсудить.

— Вы думаете, он приедет?

— Не сомневаюсь. Он не выступил против вас в поддержку Робера. Это надо иметь в виду.

— Хорошо, я пошлю за ним.

Появилась реальная возможность избежать войны, и Людовик возрадовался этому обстоятельству.

Так Жефруа Плантагенет появился при дворе французского короля. В то время ему было уже под сорок. Это был представительный мужчина, имевший обыкновение носить на своей шляпе веточку дрока — на распространенной тогда латыни planta genista (планта гениста), от которой он и получил свое прозвище Плантагенет.

Жефруа обрадовался приглашению короля. Он знал, что Людовик совершенно не расположен воевать из-за Нормандии, которую Жефруа стремился удержать ради своего семнадцатилетнего сына Генриха. В одном Жефруа сходился со своей мегерой-женой. Они оба считали, что их сын Генрих не только должен владеть Нормандией, но также наследовать после смерти Стефана английский трон. Юстас, сын Стефана, по их мнению, не только недостоин английской короны, но и не имеет на это никаких прав. Сам Жефруа не собирался ехать в Англию для улаживания спора. Матильда попыталась было, но у нее ничего не получилось. И понятно почему. А вот сын, когда наступит время, сделать это сможет. Молодому человеку предстоит добиться признания, и он несомненно добьется этого. С титулом герцога Норманнского ему будет легче завоевать английскую корону. Поэтому решение Людовика отказаться от участия в войне на стороне Стефана и его родственников за Нормандию оказалось как нельзя кстати. Вот с такими мыслями Жефруа Анжуйский, носящий на шляпе планта генисту, приехал в Париж.

Кортеж Жефруа Плантагенета Элинор увидела из окна. Уже давно она не встречала никого, кто бы хоть отдаленно напоминал Раймона, князя Антиохийского. Элинор сразу признала, что по внешности, стати граф Анжуйский уступал Раймону. Однако главное, что в нем чувствовалось (и чем не обладал Людовик): Жефруа Плантагенет — настоящий мужчина!