— Тебе завидно? Парни не тискают?

Галка нахмурилась. В поведении Валентины сквозило что-то чужое, вульгарное, словно подругу подменили.

— Ты чего?

— Это я должна у тебя спросить: чего тебе нужно?

Галка взяла себя в руки.

— Знаешь ли, этот Коваленко, я вижу, очень плохо влияет на тебя.

— Может, ты мне еще станешь указывать, с кем встречаться? Или мы обсудим на комсомольском собрании, с кем мне в постель ложиться?

Тут Галка задохнулась от негодования и не нашла слов. Такие вольности вполне могли бы прозвучать из уст какой-нибудь двоечницы, крутящейся среди «трудных» парней, но услышать это от отличницы, гордости школы, чей портрет висел на доске почета у бюста Ленина!

— Оставайся сегодня после уроков. Соберется бюро для обсуждения линейки на двадцать третье февраля, — только и смогла выдавить из себя Галка.

Валентина смерила ее все тем же презрительным взглядом и ответила:

— Зайду, если буду свободна… — И удалилась.

Галка ошалело смотрела ей вслед.

— Постой, может, ты заболела?

Но Валентина не оглянулась.

Даже походка Валентины изменилась.

После уроков Валентина демонстративно не пошла на бюро, а, выйдя во двор, направилась к десятиклассникам, с независимым видом курящим за углом школы.

Словно королева подошла она к высокому и белокурому юноше, который, затягиваясь «Беломором», едва сдерживал кашель. Он курил только для того, чтобы не прослыть «слабаком» в глазах приятелей.

— Мне кажется, мы не знакомы, — с улыбкой сказала она.

— Чего? — У десятиклассника от удивления глаза округлились.

— Нет, я ошиблась. Ты еще слишком зелен. — И хлестнув полой шубки по сугробу, обдав курильщиков снежной пылью, Валентина удалилась, оставив с широко открытым ртом не только десятиклассника, но и Галку, наблюдавшую за ней из окна комсомольской комнаты. Галка, конечно, не слышала разговора. Подруги не раз болтали о том, что было бы неплохо встретить настоящего парня, но такое!

Поведение Валентины изменилось. В тот, да и последующие дни колкие, похабные замечания так и сыпались из нее, словно разом прорвалась какая-то долго сдерживаемая плотина.

Однако перемены, произошедшие с Валентиной, были лишь первым маленьким шажком по Пути Плоти, который предопределило ей Искусство. Говорят, человек сам строит свою Судьбу — он может измениться сам и изменить предначертанное ему Книгою Судеб. Может, и так. Но когда дело касается Искусства, судьба и воля человека бессильны. Что бы он ни делал, что бы ни предпринимал, он скован рамками восприятия, искаженного призмой Искусства. Вступивший на Путь Искусства именно потому и оказывается на Пути, что видит мир не так, как основная масса общества.

Грехопадение Валентина совершила весной того же года. Он был студентом журфака. Они познакомились случайно, на заливе. Раньше Валентина ходила туда гулять с подругами, потом одна, так как подруги-комсомолки отшатнулись от нее. Да и желания заводить дружбу с кем-то из тех девчонок, кто только и думает о парнях и цацках, у Валентины не было.

А с начинающим журналистом получилось все совершенно естественно. Она брела вдоль залива. На берегу сидела веселая компания. Ребята жарили шашлык. На песке валялась пара пустых винных бутылок. Валентина прошла мимо. Такие компании раньше для нее не существовали. Раньше она считала их стилягами, хиппи или чокнутыми — что для нее было одно и то же.

Вдруг за спиной у нее раздался взрыв смеха, потом один из длинноволосых парней, увешанный всевозможными кожаными «фенечками», вскочив на ноги, бросился за ней.

— Девушка, подождите!

— Да? — Красивые темные брови поползли вверх. «Что вам угодно? Я вас внимательно слушаю», — было написано на ее лице.

Парень оказался тощим, длинным. Темные волосы непомерной длины стягивала яркая ленточка.

На мгновение он застыл, ошарашенный выражением ее лица. А чего еще он ждал? Что она, задрав юбку, побежит от него, испугавшись? Нет, Валентина ничего не боялась. Искусство оберегало ее, стояло у нее за спиной, и Валентина ничуть не боялась.

— Я… садитесь с нами… есть шашлык… вино…

Она согласилась.

Парня звали Андрей. Он привел ее в компанию — четыре парня и одна девица, лет на пять старше Валентины.

Пока жарился шашлык, по кругу пошла бутылка. Валентина впервые попробовала «сушняк». Только на Новый год мать впервые разрешила попробовать ей шампанское за новогодним столом. Валентине с детства долбили, что пить вредно, и всякий раз тыкали в отца, добавляя, что пьющая женщина во сто крат хуже.

От вина у Валентины немного закружилась голова, поэтому когда новая бутылка пошла по кругу, она лишь для вида приложилась губами к горлышку. Она сидела возле Андрея, молча, чуть в стороне от остальных, слушая студенческую болтовню, обильно приправленную матом; подшучивания молодых людей над своей девицей.

Потом ели шашлык и еще пили. Кто-то предложил искупаться, и девица (кажется, ее звали Катя) заявила, что у нее нет купальника. Как ни странно, это никого не смутило. Двое парней сказали, что у них тоже нет плавок. Валентина же в этот день надела купальник, собираясь немного позагорать, если захочется, поэтому тоже согласилась купаться, а на разговоры о том, что не у всех есть купальники, внимания не обратила. «Или, быть может, и тут виновато Искусство в букете с дешевым вином?»

Прихватив оставшиеся бутылки, компания отошла подальше — туда, где и вовсе не было народа, а кусты нависали над крошечной полоской пляжа.

Валентина быстро стянула одежду, и вместе с Андреем, который, оказывается, носил огромные темносиние семейные трусы, побежала по мелководью, брызгаясь и хохоча. Вскоре к ним присоединился еще один парень. Он был нагишом, но это ничуть не смущало Валентину, хотя раньше она обнаженных мужчин никогда не видела. Его поведение было столь естественным, что в этом не было ничего постыдного. Валентина не обращала на это внимания. Они тискались, брызгались, потом Андрей стал по очереди бросать их в воду. Было весело. Бесшабашно весело. Весело до изнеможения.

Устав, они отправились назад.

Зрелище, открывшееся на берегу, поразило Валентину. Один из парней, по пояс голый, сидел на песке и потягивал «сухач». Чуть поодаль в тени кустов пристроились Катерина и другой парень — светловолосый, стриженный ежиком крепыш. Девушка стояла перед ним на коленях. Сначала Валентина не поняла, что происходит. Но, подойдя ближе, она разглядела: Катерина стояла на коленях и сосала член парня. Парень тяжело, прерывисто дышал, почти не двигая низом живота, предоставив партнерше задавать ритм. Парочка находилась достаточно далеко, в тени, и деталей Валентина не видела, но ее распаленное воображение живо дорисовывало то, что было скрыто от ее взгляда. Она слышала про женщин, берущих в рот, — но то, что можно вот так стоять и наблюдать, как кто-то занимается этим…

— Ага, Катерина уже заглотила, — усмехнулся голый парень.

Но Андрей лишь легкомысленно отмахнулся. Происходящее не интересовало его.

— Такая и откусить может, — заметил он.

Его приятель усмехнулся.

То ли Валентина производила впечатление девушки недоступной, то ли у Андрея не было настроения трахаться впопыхах с кем попало, но в тот вечер он к Валентине не приставал.

Они уселись на песке, пустили по кругу последние две палочки шашлыка (не забыв оставить немного трахающейся паре) и последние две бутылки вина. Никто не обращал на парочку внимания, словно тех и не существовало. По-прежнему сидя чуть сбоку, Валентина краем глаза видела, как задергалось тело парня, когда он спустил; как судорожно задвигала головой девушка…

Эта сцена, как и та бесстыдная женщина из журнала, запомнилась Валентине навсегда.

Когда запыхавшаяся парочка присоединилась к остальным, никто не обсуждал происшедшее, словно ничего и не случилось. Опоздавшим вручили вино, мясо. Вновь зазвучали пошлые шутки и анекдоты, а потом, когда один из парней заметил, что, мол, пора по домам, все равно пить больше нечего, все поднялись и отправились к автобусной остановке.