Одетый в модный бархатный английский костюмчик и весь в кружевах, Генри Уинслоу Маркхэм торопливо семенил за детьми, его пальцы перепачкались от варенья и липких леденцов.

Генри отчаянно протестовал, когда Бетани взяла его на руки и понесла на веранду, но успокоился, поняв, что предстоят подарки. Когда же и эта процедура завершилась, малыш снова приготовился капризничать. И тут появился Эштон, в поношенном костюме, перепачканном грязью и белой шерстью, которую оставил бело-коричневый щенок.

Не обращая внимания на презрительные взгляды окружающих, Эштон опустился рядом с сыном.

— Я назвал этого спаниеля Либерти[9], но ты можешь дать ему другое имя, если хочешь.

Малыш, взвизгнув от восторга, потянулся к щенку.

— Такой же, как Глэдстоун, — прошептала Бетани. Эштон засмеялся, с удовольствием наблюдая радость Генри.

— Не совсем так. Это не он, а она.

Щенок ухватил зубами кружева на рукавах Генри.

— Бетани, неужели не видите, что костюм мальчика сейчас будет испорчен? — ворчал Дориан.

— Позволь мальчику немного поиграть со щенком, Тэннер, — обратился Эштон, сурово смерив его взглядом. Бетани молча молила Бога, чтобы мужчины не устроили сцену на глазах сразу насторожившейся публики.

— Гостям совсем не интересно смотреть, как этот невоспитанный маленький щенок портит одежду ребенка. — Дориан отошел в сторону и отыскал Джастиса Ричмонда, разносившего гостям спиртное. — Эй ты! Забери щенка и отнеси его в конуру.

Джастис забрал щенка, а Генри громко расплакался. Эштон сжал кулаки.

— Разве тебе не понятно — Дориан хочет, чтобы ты ударил его, — тихо проговорила Бетани. — У него тогда будет прекрасная возможность арестовать тебя.

— Она права, — пробормотал Гарри, присоединяясь к ним. — Почему бы тебе не проучить его совсем другим способом? На беговой дорожке? Состязания скоро начнутся.

Эштон, бросив горький взгляд на Бетани, повернулся и направился на зеленое поле, где должны были состояться скачки; Бетани подхватила на руки капризничавшего ребенка и поспешила за всеми — ни одно празднество в Ньюпорте не обходилось без лошадиных состязаний, даже в эти тяжелые времена в конюшнях Систоуна продолжали разводить породистых лошадей.

Джентльмены, в мирные времена соперничавшие с Синклером Уинслоу, хотели удостовериться, сумела ли Бетани и освобожденный ею раб сохранить лошадей.

Английские офицеры, в своем большинстве богатые землевладельцы, недовольные варварскими условиями жизни в американских колониях, одетые в кожаные штаны, сидели верхом, также собираясь принять участие в скачках.

Капитан Тэннер открыл праздник, прогарцевав на Корсаре. Черный жеребец стал его любимой лошадью. Эштон гневно сжал губы.

— Он испортит лошадь, заставляя бедное животное выполнять свои цирковые фокусы.

Бетани внезапно вспомнила Эштона десять лет назад: пылкий юноша взволновался, как и все в Систоуне, появлением Корсара — они все надеялись, что чистокровный жеребец ни в чем не уступит своему знаменитому предку. Последующие триумфы скакуна превзошли их самые радужные ожидания, принеся ему славу, которую он по праву делил с Эштоном, воспитавшим его. А вот теперь, на завершающем этапе своей славной карьеры, управляемый бывшим циркачом, этот конь вынужден выполнять цирковые трюки, что ниже всякого лошадиного достоинства. Бетани испытывала боль за человека, воспитавшего Корсара.

— Дориан не очень часто это делает, — попыталась оправдаться она.

— Если бы я не приучил жеребца к покорности, возможно, Тэннер сломал бы уже свою глупую шею. — Эштон присел на скамью, усадив на колени Генри. Дориан, закончив представление, спешился и высокомерно взглянул на Эштона.

— Не хочешь ли состязаться со мной, Маркхэм? Можем заключить пари.

Эштон передал ребенка Бетани и направился к Дориану. Рядом они представляли собой разительный контраст: Дориан в великолепной офицерской форме, искусно причесанном парике, вместо лица красивая неподвижная маска, — и Эштон, в простом костюме, делавшем его немного простоватым, не обращающий внимания на весенний бриз, который перебирал пряди его небрежной прически, не выражающий никакой притворной любезности.

— На что пари? — осведомился Эштон.

— Поскольку у тебя нет денег, можно назначить такой штраф: если проиграешь, то оставишь в покое Бетани и мальчика. Навсегда. Согласен?

Среди слушавших поднялся ропот. Бетани прижала пальцы к губам, сдерживая острое желание умолять Эштона не принимать такое хладнокровное и опасное предложение.

— А если я одержу верх?

— Называй свои условия, Маркхэм.

— Отдашь мне ту лошадь, какую захочу.

— Лошади не мои. Я не могу их раздавать, ведь они принадлежат твоему сыну.

— Но не Корсар. Бетани рассказала, что ты распорядился оставить его для себя.

Офицер резко вскинул голову, бросив взгляд на прекрасного гнедого жеребца по имени Бландербас, бившего копытом землю и гордо выгибавшего шею. Дориан улыбнулся, и Бетани поняла, о чем он подумал — четырехлетний жеребец был новым чемпионом острова Эквиднек.

— Договорились, — сказал Дориан. — Ты уже решил, какую возьмешь лошадь?

— Корсара.

Бетани вскочила на ноги и бросилась к мужу.

— Корсару больше десяти лет, ему не по силам победить.

— Ты сомневаешься только в лошади или во мне тоже? — коротко засмеялся Эштон. — Если проиграю, получишь то, чего давно желаешь.

— Эштон, — понизила она голос, — ты обязан воспитывать Генри. — «Боже мой, несмотря ни на что, я совсем не хочу, чтобы ты исчезал из моей жизни!»

Толпа зашумела, а Эштон, швырнув пиджак на траву, подошел к Корсару, погладил его мускулистую шею и что-то ласково проговорил на ухо; конь тихо заржал — узы дружбы между жеребцом и хозяином не ослабли.

На стартовой линии Корсар стоял спокойно, в то время как Бландербас бил копытом землю, натягивая узду. Бетани отправилась через луг к финишу. Один из офицеров дал старт, выстрелив из пистолета.

Лошади помчались, а всадники прижались к ним, склонившись над их крепкими шеями. Бетани казалось, что она видит, как шевелятся губы Эштона, и ей представлялось, как он шепчет ласковые слова своему любимцу. Соперники скакали на одной линии, морда к морде, даже уши на одном уровне. Все наблюдали затаив дыхание.

Но вот гнедой чуть выдвинулся вперед, а затем опередил черного жеребца на целую голову. Бетани отвернулась, не желая видеть поражение Эштона и великолепного Корсара.

Услышав удивленные возгласы толпы, она резко обернулась: в этом состязании нельзя было недооценивать состояние двух сердец — Эштона и Корсара. Несколько лет назад муж ей это объяснил: скачки причиняют лошади боль, но Корсар обладал способностью преодолевать ее, не замедляя бега, — он готов к победе, даже если это приносит ему страдания. В одно мгновение лошадь и всадник слились в единое целое и помчались вперед с неземной скоростью. Отвергая природу и логику, копыта Корсара, казалось, отрывались от земли, длинное сильное тело коня с искусным всадником рванулось вперед и у самой финишной черты, демонстрируя грацию мифического животного, опередило гнедого.

Приветствия толпы были очень сдержанными. Генри радостно хлопал в ладоши, смех Бетани смешался с одобрительными криками Джастиса.

— Это волшебный конь, — заметил конюх, отводя взмыленного коня в сторону, чтобы тот остыл.

Бетани Уинслоу Маркхэм, поразившая гостей тем, что поставила свои чувства к мужу выше лоялистских принципов, словно девчонка, бросилась бегом через зеленую поляну и в одно мгновение оказалась в его объятиях. Они стояли рядом с черным жеребцом, ставшим навсегда легендой.

Освещенный июньским солнцем, в окружении шелестящей морской травы, шума волн и крика чаек, летающих над морем и пенистыми волнами в поисках добычи, в убежище среди скал сидел Эштон, в своем любимом, начиная с детства, месте, а сейчас к тому же и безопасном — английский патруль, регулярно объезжающий остров, пока не обнаружил это укрытие.