— Спасибо, что выслушали меня. После суда Эштон почти не разговаривал со мной.
— Ты спасла ему жизнь, детка, хотя ценой его гордости. Мужчины ужасно глупо ведут себя, когда дело касается подобных вещей: в одно утро тебе удалось лишить его свободы самому распоряжаться своей жизнью.
— Но его бы повесили!
— По крайней мере, тогда он винил бы во всем только самого себя.
— Что же мне делать, мисс Абигайль?
Крошечная ножка стала снова стучать по деревянному причалу.
— Твои родители, конечно, станут возражать, а мистер Маркхэм будет в ярости. Но ты говоришь, что любишь его. Вот за это и держись, будь ему хорошей женой, старайся не задевать его гордость, поскольку она ранена.
— Черт бы побрал этого Гарри. Если бы не он, я бы не попала в эту историю. Но, по крайней мере, в Провиденсе он будет в безопасности.
— Твой брат уехал в Провиденс?
— Да, — кивнула Бетани, — к отцу жены.
Мисс Абигайль оглянулась и поднялась на ноги.
— Твой муж идет. Постарайся не испортить наше знакомство.
Но Бетани представила их друг другу очень неудачно.
— Это мой му… — споткнулась она, представляя Эштона своей учительнице. — Мисс Абигайль, это Эштон Маркхэм.
Он слегка поклонился, пакет под мышкой при этом зашелестел.
— Ваша жена была моей любимой ученицей, — сообщила мисс Абигайль. — У этой молодой леди острый ум и доброе сердце.
— В отношении ума совершенно с вами согласен. — Эштон спокойно встретил изучающий взгляд мисс Абигайль. — А что касается сердца, не совсем уверен…
— Тогда вы еще плохо знаете эту девушку.
Он холодным взглядом смерил Бетани.
— Осмелюсь сказать, знаю ее достаточно хорошо, мисс Примроуз. Всего хорошего.
* * *
Пока владелец конюшни в Бристоле не привел лошадей, нервы Бетани оставались на пределе. За время короткого пути через залив Эштон не сказал ей ни слова, увлекшись обсуждением с одним из квакеров знакомой ему темы: нужны ли удила для лошадей?
Бетани, сидя на Каллиопе, наблюдала за Эштоном, который кожаным ремнем прикреплял пакет к седлу, и вдруг вспомнила, что уже видела такой же раньше; несомненно — снова Гарри. Ко всем ее переживаниям прибавилось и чувство страха. Она подняла глаза, и их взгляды скрестились: Боже, почему от нее всегда ускользало, какие у него холодные глаза?
— Нет, — тихо произнесла Бетани, бесстрашно встретив его колючий взгляд. — О Эштон, не следует тебе связываться с мятежниками.
Он как-то отрешенно рассмеялся. Горечь, прозвучавшая в его смехе, словно плетью полоснула ее.
— Связываться с мятежниками? А мне только что доказали, что я — один из них.
— Но ты не должен…
— Да? Как же быстро ты вошла в роль жены. — Он слегка вдавил каблуки в бока Корсара, направляя его по дороге в Ньюпорт. Она догнала его и поехала рядом.
— Пожалуйста, — позвала она его сквозь топот копыт. — Я боюсь за тебя.
— Ты сегодня слишком обо мне заботишься.
Она почувствовала, как ей сдавило горло от подступивших слез.
— Жаль, что тебе ничего не оставалось, как только жениться на мне. Но я не знала, что еще можно было сделать.
— Мне кажется, ты прекрасно знала, что делаешь, — резко ответил он. — А мне, полагаю, следует благодарить тебя только стоя на коленях — ты ведь выхватила меня из лап смерти, — и так придется провести всю оставшуюся супружескую жизнь.
Бетани внутренне возмутилась, оскорбленная его сарказмом. Девичьи фантазии, которым она предавалась все лето, внезапно превратились в кошмарную реальность. Когда-то мисс Абигайль предупреждала ее, что нельзя хотеть чего-то очень сильно: достижение мечты часто ведет к разочарованиям; и вот сейчас она замужем за человеком, которого любила, но все произошло совсем не так, как мечталось: не было никакого нежного предложения на преклоненном колене, ни церковных колоколов, ни пожелании счастья, ни грандиозной церемонии венчания, заканчивающейся нежным поцелуем. Сейчас же ею владело тяжелое чувство печали из-за случившегося, а в глазах Эштона отражалась досада на судьбу, которая ему навязана.
* * *
Впервые в жизни Эштон прошел в особняк Уинслоу главным входом, несказанно удивив миссис Гастингс; пересек вестибюль широкими шагами — Бетани старалась не отстать, — пройдя мимо полированных деревянных колонн и балюстрад, подошел к библиотеке и распахнул дверь, ощутив запахи кожи, табака и едва уловимый, но вполне определенный — денег.
Синклер Уинслоу поднял удивленный взгляд от экземпляра «Ньюпорт Газетт».
— А-а, это вы, Маркхэм, — оживленно произнес он, положив руки на стол. — Я собирался поговорить с вами о лошади, которую купил вчера в Литтл-Ресте.
Эштон, словно впервые, изучал человека, который, исключая четыре года его службы в английской армии, оставался хозяином всю его жизнь. Синклер Уинслоу, гордясь своей голубой кровью, отличался острым умом, жестким характером, высокомерием, считая едва ли приличным общаться с простыми людьми; заколка с крупным сапфиром на галстуке как бы служила знаком, разделяющим эти миры.
— Пошлите за вашей женой, мистер Уинслоу, — предложил Эштон. — Мы намерены поговорить с вами обоими.
Он оглянулся на дверь. Прежде чем миссис Гастингс успела виновато удалиться, он повторил ей свою просьбу. Экономка поспешила за миссис Уинслоу. Через некоторое время появилась Лилиан, картинно прижимая холеную руку ко лбу.
— Пожалуйста, садитесь, миссис Уинслоу, — предложил Эштон. Голос его стал жестким. — Бетани и я собираемся кое-что сообщить вам.
Лилиан села в высокое кресло у камина. Эштон, подойдя к шкафу, щедро плеснул бренди в один бокал, а во второй — мадеру для Лилиан. Шокированные супруги молча наблюдали за фамильярными действиями их работника.
— Сегодня утром мы с вашей дочерью поженились, — сообщил Эштон.
Лилиан изумленно открыла рот.
— Что! — взорвался Синклер.
— Бетани и я стали мужем и женой.
Синклер залпом осушил бокал.
— Боже мой, это возмутительно. Ты жадный выскочка! Я тебя проучу!
— Отец, пожалуйста, — вмешалась Бетани.
— А ты, молодая леди! Как посмела меня ослушаться? Я же сказал только вчера, что обо всем договорился с капитаном Тэннером.
«О Боже, — подумал Эштон. — Неужели Уинслоу устраивает, что Тэннер опозорил его дочь?»
— Это ты договорился, папа, а не я, — возразила Бетани.
— А этот, — Синклер зло махнул в сторону Эштона, — он тебя устраивает?
— Уже все решено, — спокойно ответила Бетани, стараясь не смотреть на Эштона.
— О Бетани, — запричитала Лилиан, обмахиваясь рукой. — Только подумай о своей репутации.
— Именно об этом она и подумала, — сухо прокомментировал Эштон, не обращая внимания на ярость Синклера.
— Этого нельзя допустить. — Сапфировая заколка поблескивала на фоне сюртука. Шея налилась и стала красной. — Мы немедленно расторгнем этот брак.
— Нет! — вскрикнула Бетани. — Я вам этого не позволю.
Лилиан плакала, прикрываясь наманикюренными руками. Убийственный взгляд Синклера остановился на Эштоне.
— Сколько?
— Сэр?..
— Не притворяйся, что не понимаешь меня, Маркхэм. Совершенно ясно, что ты женился на Бетани, чтобы приложить руки к ее наследству. Заплачу вдвое больше, только назови сумму. От тебя требуется только развод.
Эштон смотрел на него с нескрываемым возмущением.
— Вы все переводите на деньги, не так ли?
— Я подозреваю, что такой человек, как ты, прекрасно осведомлен о моих возможностях.
— Не возьму у вас ни копейки.
— Ты хотя бы представляешь, какую сумму денег я могу тебе дать?
— Оставьте их себе, — зло бросил Эштон. — Все до последнего пенни.
— Ты отвергаешь чертовски выгодную сделку, Маркхэм.
— Поверьте, меньше всего я думал о деньгах, когда женился на вашей дочери.
Синклер поднялся из-за массивного стола и начал сердито вышагивать по библиотеке.
— И как же ты собираешься содержать Бетани?